Человек, который стал богом [Владимир Смолович] (fb2) читать постранично, страница - 3

Откуда-то сверху и сбоку пробивается свет.

Монах осматривает пещеру. У правой стены, длина которой не мене десяти локтей, натянуты верёвки, на которых сушатся растения. Ниже — полки из грубых досок, на которых стоят закрытые тряпками, или залитые воском кувшины, миски. Центр пещеры занимал длинный стол, на нём несколько перевёрнутых мисок. Между мисками нашли место два ножа — большой и маленький. Длинная лавка справа от стола, и короткая — слева. У левой стены лежанка, к которой примыкает большой сундук. Подле лежанки постелена циновка. В конце пещеры небольшой очаг. Перед ним настоящий стул. Монах поставил корзинку на пол.

— Ты даже не спросил моё имя.

— Если женщина захочет называть своё имя, она сделает это сама, без напоминания или принуждения.

— В тебе чувствуется благородство знатного человека. Но ты с юных лет в монашеской рясе. Si vivis Romae, Romano vivito more? (Если живёшь в Риме, живи по римским обычаям).

Монах изумился. Эта женщина знает латынь? Кто же она?

Возможно, он не подумал это, а сказал. Потому что она ответила.

— Меня зовут Меридиана. Но не пытайся пока угадать, кто я. Боюсь, будешь разочарован.

Она сбросила чёрную накидку, обнажив голые плечи. Подошла взять корзинку с едой и ойкнула.

— Он тебя ударил по-настоящему! Ряса порвана, кровь! Снимай, немедленно, я заштопаю!

Монах отшатнулся.

— Я сам!

Он вспомнил многие рассказы об искушениях и о соблазнах, вспомнил молитвы, избавляющие от наваждения и о тех мудрецах прошлого, которым удавалось разоблачать злые козни.

— Герберт, дурачок, не впадай в панику, и не думай, что наступает конец твоей жизни. Я всего лишь хочу заштопать твою рясу, я хорошо умею это, поверь мне. Что же касается тебя самого… Я намного старше тебя, и уверяю — в мужчинах нет того, чего бы я не знала.

Монах прошептал несколько молитв. Это потребовал немалого напряжения, так что у него уже не осталось сил, чтобы сопротивляться тому, как она стягивала с него рясу.

Он остался в нижней рубахе. Уселся на лавку. Меридиана тем временем достала иголку, нитки, корзинку с обрывками тканей. Она собиралась не просто соединить рваные края ниткой, а подложить под шов полоску ткани — как это делают портные.

— Ты необычный человек, — говорила она тем временем. — В тебе сочетается несочетаемое. Ты сильный телом и духом, но в жизни наивен как ребёнок. Ты бы хотел узнать всё, что можно только узнать, но боишься, что это изменят тебя. Ты готов испытать и перенести всё, что может только испытать человек, но боишься, что придётся за это платить той монетой, какой у тебя нет. Зря ты пошёл в монахи в шестнадцать лет. Надо было бы прежде мир посмотреть — увидеть, насколько он велик, разнообразен и красив. Потом найти ту, единственную, которая принесёт тебе радость продолжения рода своего, чтобы род твой продолжился и по миру распространится. И лишь потом — в монахи.

— Монаху дороги открыты более, чем кому-либо. Не только в христианском мире монаху дают кусок хлеба и приют.

— То, что ты видишь, слышишь, ощущаешь — тебе нужно или богу твоему? Или людям, с которыми ты встречаешься? Реши для себя.

Монах задумался.

— Знания, впечатления — прежде мне нужны. Сосуд наполнить надо. И тогда всё, что накопил, сумею другим отдавать.

— Надо знать, что и кому пригодно. Знания — не монеты. Монету отдал — и у тебя её не стало. Знаниями поделился — не оскудел. Поэтому любое знание к твоему делу гоже. И семья — тоже.

— Святой апостол Павел говорил, что неженатый заботится, как угодить Господу; а женатый — как угодить жене.

— Апостол твой ни кола, ни двора не имел — откуда знать ему — каково с женой жить! С женой — если это настоящая жена, а не купленная рабыня — любое горе — половина горя, любая радость — двойная радость. Без жены о горку споткнёшься, а с женой — гору свернёшь.

— У тебя был муж?

Меридиана усмехнулась и встала.

— Всё было. Готова твоя ряса.

Она подошла к монаху и протянула ему рясу. Тронула за плечо и покачала головой:

— У тебя и рубаха порвана. Давай — заштопаю. И рану твою бальзамом смажу — кровь запеклась, но корку случайно содрать можешь. Саданул тебя хорошенько этот дурак.

Монаха бросило в жар. Снять рубаху — значит остаться голым перед женщиной. Язычница — христианка с такой насмешкой о святом Апостоле бы не говорила. Может, в самом деле ведьма, желающая его соблазнить, а все эти разговоры — длинные и умные — всего лишь способ заколдовать, чтобы потом погубить?

— Долго я стоять буду? — требовательно спросила Меридиана.

В голову монаха пришло спасительное решение.

— Не смотри на меня.

Она отвернулась, и он быстро стянул рубаху, надев рясу на голое тело. Меридиана взяла рубаху и вернулась к работе.

— Где ты латынь учила?

— В Риме.

— Ты была там?

— Глупыш, если я начну перечислять все места, где была — дня не хватит. И на многих языках могу с тобой говорить. И книг десятки прочитала, да таких, какие ты и не видывал!

У монаха голова пошла кругом.