прошёл по коридору, миновал их двери. Увидел впереди комнату Коннора.
Стоя напротив его двери и собираясь войти, я вдруг почувствовал, что в коридоре есть кто-то ещё. Обвернувшись, я увидел в дверях мать Коннора. Глаза почти закрыты, волосы спутаны. Я увидел её ночнушку и мне стало грустно и неловко. Она свисала с безжизненного тела, изношенная, слишком длинная. Я не должен был видеть маму Коннора такой — погружённой в тёмное глубокое забытье.
Я хотел стать для неё таким же призраком, каким она казалась мне. Но не мог спрятаться. Я уже готов был всё ей рассказать. Но она заговорила первой.
— Где ты был? — спросила она.
Внезапно я почувствовал, что ни за что не смог бы этого ей объяснить. Я просто не знал правильного ответа.
— Меня здесь нет, — отозвался я.
Она кивнула. Я думал, что будет продолжение, но нет. Она вернулась в комнату, закрыла за собой дверь.
Я знаю, что не должен был этого видеть. И даже если она этого не вспомнит, я буду помнить.
На долю секунды мне стало жаль Санту. Можно только догадываться, что ему довелось повидать в его путешествиях. Хотя он же не знаком со всеми этими людьми. Остаётся надеяться, что с незнакомцами как-то проще. Не буду ничего рассказывать Коннору. Просто скажу ему «привет» и пожелаю спокойной ночи.
Я пробрался в его комнату и закрыл дверь так тихо, как только мог. Я бы хотел, чтобы он всё это время не спал и волновался за меня. И поздравил бы, когда опасность миновала. Но всё, что меня ожидало, — лишь его сонное дыхание. В окно падал свет фонаря, подчёркивая тёмно-синие тени в комнате. Коннор лежал на кровати. Я видел, как поднимается и опускается его грудь. Телефон валялся на полу — выпал из руки. Я знаю — он держал его на случай, если мне вдруг понадобится помощь.
Никогда раньше я не видел, как он спит. Никогда не видел его таким — уплывшим в безопасные дали. Моё сердце тянулось к нему, как к магниту. Я смотрел, как он спит, и чувствовал, что мог бы любить его очень долго.
Но вот он я, стою вне окутывающего его кокона. Я люблю его, но понимаю, что нахожусь снаружи, я — инородное тело, а не часть его сна. Я здесь, потому что забрался через дымоход, вместо того чтобы постучать в дверь.
Я снял шапку и отцепил бороду. Снял сапоги и отставил в сторону. Отстегнул живот и бросил на пол. Размотал и стянул через голову красные шторы. Снял штаны, почувствовал кожей, какой в комнате холодный воздух. Всё это я проделал очень тихо. И только уже почти сложив одежду Санты аккуратной красной стопкой, услышал, как Коннор окликнул меня.
Мне было бы достаточно увидеть тепло в его глазах, когда я подошёл ближе. Достаточно видеть его волосы, торчащие во все стороны, его пижамные штаны с ковбоями. Достаточно услышать: чёрт, не могу поверить, что я уснул. Всего этого было бы достаточно. Но что-то было не так. Я всё ещё чувствовал, что меня здесь быть не должно.
— Я — самозванец, — прошептал я.
— Да, — прошептал он. — Но ты — правильный самозванец.
Без костюма Санты я дрожал. Без костюма Санты я — это просто я, в доме Коннора в рождественскую полночь. Без костюма Санты я — настоящий, и хочу, чтобы всё было по-настоящему. Так, как есть, или хотя бы так, как будет.
Коннор почувствовал, что я дрожу, и молча укутал нас одеялом. Наш дом в его доме. Наш мир в этом мире.
Снаружи могут быть северные олени, пролетающие мимо луны. Вопросы с неправильными ответами и ложь, которую всё-таки лучше произнести вслух. Снаружи может быть холодно. Но я здесь. Я здесь, и он здесь, и всё, что нам нужно знать, — что я буду обнимать его, а он будет обнимать меня, пока я не согреюсь и не почувствую себя дома.
Последние комментарии
1 день 23 часов назад
1 день 23 часов назад
1 день 23 часов назад
1 день 23 часов назад
2 дней 2 часов назад
2 дней 2 часов назад