Вороново крыло. Дилогия [Андрей Михайлович Марченко] (fb2) читать постранично, страница - 3

заужены штанины. Это не по уставу, но иначе в ботинки набивается песок…

Я кивнул. В пустыне я провел только месяц, но он стоил многих лет. Было трудно — чертовски трудно. Но теперь я вспоминал о тех временах почти с нежностью. Так иногда думают о ранах, когда-то кровоточащих, но теперь зарубцевавшихся и саднящих тихой болью в тепле у камина…

— У вас наметанный глаз.

Майор улыбнулся:

— Приходится… Я здесь за полгода насмотрелся на столько частей, сколько не видел за шесть лет пребывания на фронтах… Неделю назад через этот город прошел сводный монашеский полк. Монахи и маршируют?!? С мечами и в броне? Ты можешь себе это представить?

— Могу. Говорится же: добро должно быть с кулаками.

— А по-моему добра, в этом мире не осталось. Одно зло и сила. Боевые монашеские ордена? Это сплошной шкурный интерес. Да, они неплохие солдаты — я сам видел как один разогнал патруль… Но как монахи… пьют, ходят по борделям. Все дело в том, что доходы церкви не облагаются налогами. Поверь — мы с этим когда-то здорово намучаемся…

Он подошел к окну. Здание комендатуры размещалось на центральной площади, может, в здании, где была когда-то мэрия. Окно выходило на площадь, и через открытую форточку доносились звуки просыпающегося города — крики разъезжих торговцев, грохот подвод…

Комендант продолжил:

— Впрочем, это неважно… Где вы устроились?

— В бараках.

— Это плохо… Не самое плохое место в этом мире. Но там сейчас, наверное, холодно. Можете переехать в южный форт. Условия там не лучше, но многим спокойней. А вообще, я бы посоветовал вам съехать в гостиницу где-то в центре. Дерут здесь по-божески… В общем отдыхайте…

-//-

По совету майора, я съехал из казармы в тот же день. Но я не стал перебираться в форт или в гостиницу. На самом краю города я снял комнату с полным пансионом. Это было чуть дороже, нежели комната в гостинице, но многим удобней. Небольшой деревянный домик задним двором выходил в поле. В его комнатах было тихо — совсем не так, как в беспокойном центре.

Моя комната размещалась на веранде. В нее можно было попасть как из дома, так и с улицы, по невысокому крыльцу. Пожалуй, единственным недостатком было то, что комната не отапливалась. Но меня это беспокоило меньше всего — в любом случае, я не собирался оставаться здесь до холодов.

Домом владела сухонькая старушка лет семидесяти. Она ложилась спать ровно в восемь, впрочем, не возражая против моих ночных бдений. Когда я просыпался, она уже во всю хлопотала по дому, и я ощущал некое чувство вины от того, что я до сих пор в постели.

За время моего пребывания я раза четыре выбирался за город, прятал одежду и взмывал в небо. Только один раз я летал над городом. С высоты он был таким же, как и вблизи — маленьким и грязным. Спускаться ниже я не стал — он мне уже успел надоесть.

Остальные разы я направлялся к востоку. От города я отлетал не так уж далеко, но с высоты были видны горы, из-за которых каждый день вставало солнце, горы, к которым ушел отец. Я летал над лесом, пытаясь рассмотреть хоть что-то, увидеть хоть какой-то знак, а может быть, даже встретить гонца с перевалов. Но за кронами нельзя было даже рассмотреть дорогу, которая — я знал — вилась меж деревьев.

Вершины гор были окутаны тяжелыми тучами и с каждым моим полетом они спускались все ниже.

И еще — это было не спокойное небо моего детства, беззаботное небо, в которое я впервые взлетел. Земля ощетинилась войной, и небо стало другим. Внизу по дорогам лязгала броня, в вышине звезд, чертя знаки новых бедствий, неслись кометы. Мне казалось, что южный ветер доносит звуки далеких баталий, с севера веет холодом надвигающейся зимы. Восток пугал неясной угрозой, на западе висела луна, более похожая на лик покойника, нежели обычно.

И я спускался на землю.

Но ниже тоже не было покоя.

По склону над рекой я возвращался в город. На другом берегу петляла меж холмами дорога, по которой я прибыл в этот город.

Из-под склонов били десятки родников, что разбивали пойму на множество лоскутков. Вода в источниках была холодная и чистая — я купался в них после полетов, и у меня сводило зубы от свежего утреннего ветра.

Несколько родников било из-под холмов, на которых располагалось кладбище.

В первую свою вылазку я заблудился в камышах и по склону поднялся к дальнему краю погоста. Могилы здесь были совсем старые — побитые непогодой и временем, запутанные рогозой и акацией.

Я пошел по изрядно заросшей аллее. Это кладбище, как и все остальные, чем-то напоминало плохую пародию на плохой город. Склепы-дома разной архитектуры и времени то лезли друг на друга, то будто бы фамильные особняки, укрывались в зарослях жасмина. Аллеи-улицы разделяли кладбище на неровные кварталы. Я брел по аллеям, сверяясь по датам, как по указателям. Могилы, будто верстовые столбы, мерили время: здесь покоится человек, что умер от холеры ровно за полторы сотни лет до моего рождения. А вот каменная дева с каменным же