Тихвинское осадное сидение 1613 г. [Олег Александрович Курбатов] (fb2) читать постранично, страница - 2

с ним мирились лишь как с временной мерой «в безгосударное время».

В этой обстановке Делагарди по собственной инициативе предложил «Совету всея земли» кандидатуру шведского королевича Густава Адольфа, а когда последний занял трон в 1611 г. после смерти своего отца Карла IX, — принца Карла Филиппа. Полководец подкрепил свои претензии силой оружия, вновь перейдя с 5-тысячным корпусом границу и подступив к Новгороду. Обнаружив здесь слабость русской администрации, он в ночь на 15 июля с помощью измены штурмом овладел древним городом, который с самого своего основания еще не испытывал иноземного владычества. После штурма был утвержден новый договор, приглашавший, от имени «Новгородского государства», одного из шведских принцев на русский престол, и объявлявший Швецию «покровителем» Московского государства. Таким образом, Новгородская земля была отторгнута от общеземского освободительного движения и оккупирована шведами.

Вместе с тем, провозгласив «союз» новгородцев и шведов во имя избрания на царство королевича, Якоб Делагарди оставил на месте прежние власти Новгорода, во главе с боярином кн. Иваном Никитичем Одоевским и митрополитом Исидором, и приложил все усилия для удержания завоеванной земли мирными способами. Управление осуществлялось по русским законам новгородской администрацией, которая только дублировалась «немецкими» чиновниками. Налоги, собиравшиеся но писцовым книгам, были поначалу невелики, а деньги на жалованье наемникам стали добывать путем т. н. «порчи монеты» — чеканки облегченных денег на Новгородском монетном дворе. Симпатии новгородских помещиков привлекались путем щедрых земельных пожалований от имени королевича, причем их стали активно привлекать к боевым действиям в составе шведских войск.

В обстановке неопределенности и паники после падения Новгорода даже белозерский воевода приготовился «к немцам встречу с почестью учинити» и отвел ратных людей от лесных завалов-засек. Такое предательское поведение воевод и угроза военного захвата вынудили в конце 1611 г. Ладогу, а следом — и Тихвин «целовать крест» Карлу Филиппу и впустить шведские гарнизоны. К декабрю 1612 г. осадный корпус генерала Эверта Горна принудил к сдаче на таких же условиях большинство крепостей Северо-запада России, за исключением Пскова. Поскольку кандидатура принца встретила поддержку ряда видных деятелей Земского освободительного движения, у обоих Ополчений, несмотря на захват Новгорода, установилось со шведами молчаливое перемирие. Новгородцам же, которые и не помышляли о принятии королевича в качестве Государя без обязательного перехода его в православие, сотрудничество с интервентами могло показаться даже выгодным: ведь «немецкие» солдаты с успехом бились со всякого рода разбойниками, прорывавшимися в новгородские земли (запорожцами, «лисовчиками» и русскими «ворами-казаками»).

«Дайте нам на Росию Царя-Государя, кому нам служить…»

Основными участниками обороны Тихвина, или, как говорили в те времена, «тихвинского осадного сидения», стали отряды так называемых «вольных казаков». Устроенные по образцу «настоящего», донского казачества, они в период 1611–1615 гг. составляли существенную и довольно боеспособную часть русского войска.

Их зарождение относится к самому началу Смутного времени, когда служилые люди степной окраины, а также многочисленные беглые холопы поголовно переходили на сторону «доброго Государя» Дмитрия Ивановича (Лжедмитрия I) и, вступая в его армию, вливались в ряды донских и украинских казаков. Нередко к ним присоединялись и шайки настоящих разбойников, число которых, внутри страны, резко увеличилось в голодные 1602–1604 гг. Впоследствии казаками становились и вконец разоренные дети боярские, и служилые татары, поселенные в Поволжье и Мещерской земле, и, наконец, мирные жители городов и деревень Русской земли. Одних в казачью службу вела вера в «истинного Государя Дмитрия Ивановича», других — стремление нажиться или просто выжить в огне гражданской войны, третьих же забирали в станицы насильно. Причем, казачьи отряды можно было встретить не только у «Тушинского вора» и иных самозванцев, но и на стороне царя Василия Шуйского или среди защитников Новгорода от шведов (1611 г.); стоило полякам оказаться в Кремле, как все они откликнулись на призыв патриарха Гермогена и объединились в рядах Земского (Первого) ополчения. Вообще, в то время не нашлось в стране более принципиальных противников любого иноземного владычества, чем казаки!

Однако какой бы высокий идеал не отстаивали бы эти ратники, сами но себе они оказались страшным бедствием для своей родины, своего рода воплощением Смуты. Опьяненные примером жизни разгульной вольницы, нахлынувшей с окраин Дикого поля, и порвавшие с вековым укладом жизни предков, многие из них быстро теряли нравственные ориентиры и превращались в настоящих разбойников. Правда, в целом уход из обычной общественной