Дневник 1919 - 1933 (часть вторая) [Сергей Сергеевич Прокофьев] (fb2) читать постранично, страница - 3

спасибо, а то вопрос с мамой - моё больное место.

22 января

Сегодня не вытерпел и, хотя контракта ещё нет, начал второй акт. Однако первые такты долго не давались (отвык сочинять), а потом пошло.

Ужасно милая американка. Наконец-то.

23 января

Опера идёт отлично: быстро, легко и приятно.

Так как уже пора приехать Кампанини в Нью-Йорк со всею труппой на гастроли, то я, не получая контракта, пошёл его разыскивать, нашёл его офис, а в офисе и самого маэстро. Я отправлялся с единственной боязнью, что я изругаю его и Кана, и вообще устрою скандал. Но Кампанини имел симпатичный вид и воскликнул: «А, маэстро!». Контракт он уже подписал в понедельник и велел своему менеджеру препроводить мне вместе с чеком. На днях я его получу. Кампанини спросил, начал ли я сочинять, я ответил: «Некоторые эскизы набросал...» и, пожелав ему успеха, ушёл, считая его и Кана убеждёнными мерзавцами.

24 января

«Марш» - и затем картина быстро пришла к концу. Я даже не предполагал, что кончу её сегодня. С такою быстротою и лёгкостью у меня, кажется, не писалась ни одна вещь. Вначале меня одолевали сомнения, да хорошую ли музыку я пишу или просто так себе. Но теперь я бросил сомнения и просто сочиняю.

Был на концерте Ямады, японского композитора. Это бездарь в симфонической музыке, но один романс на японскую тему (вернее, японская тема) мне понравился.

Вечером был у Башкирова, который несколько в минорах и говорил софизмы. Причина - скверная политика: почему союзная конференция пригласила от России и большевиков, и анти-большевиков? Да ещё куда - на Принцевы острова. Я очень слежу за политикой, хотя часто теряю нить, куда всё это идёт. Когда земной шар несколько соскочил с оси, то трудно учесть все феномены, которые могут произойти.

25 января

Вожусь с антрактом. Надо, чтобы бойкий марш подготовлял празднество.

Haensel объявил, что он может сделать рекламу в журналах в кредит, с уплатой осенью, и вообще он, по-видимому, хочет заняться мною серьёзно, поэтому я решил остановиться на нём и мы назначили концерт на семнадцатое февраля. Это немного поздно, но если раньше, то совпадает с «опасными» концертами в Carnegie Hall'e.

27 января

Дошёл до драки Уродов, но завяз на ней.

28 января

Рахманинов в первый раз сегодня исполнял новую редакцию 1-го Концерта. Я очень люблю первую часть, наивную и поэтичную, хотя и продолжительную. Теперь всё переделано очень ловко и гладко, но когда Рахманинов решается «подпустить модернизм» в виде параллельных трезвучий с квинтами, то это неприятно режет ухо - не стильно. Также неудачна новая заключительная партия, которая после мечтательных побочных партий трубит самым отвратительным образом. Про вторую и третью части принято было говорить, что они просто плохи, но теперь, в новой редакции, вторая часть оказалась очень красивой, и только финал, увы, по-прежнему плох. Исполнение концерта имело у публики большой успех.

Инфлюенция ещё не стихла и триста случаев отмечаются каждый день. А сегодня ужасная пневмония в одни сутки скрутила бедную Мmе Шиндлер, милую, здоровую, красивую женщину. Шиндлер убит, Больмы в слезах. Я очень им сочувствую, но не показываюсь к ним - боюсь заразы.

29 января

Сегодня мне надо было вырвать три зуба согласно обширной программе починки моего рта, выработанной доктором Hussa, здешним знаменитым дантистом. Здесь рвут зубы «с газом», т.е. с усыплением газом на пару минут. Когда я уже сидел в кресле, то меня остро интересовало, как это произойдёт, что я сейчас потеряю сознание, превращусь в небытие настолько, что не замечу, как меня лишат зубов, а через минуту опять сделаюсь самим собою и вернусь обратно, побывав неизвестно где. Мне поднесли ко рту резиновую кишку с широким резиновым раструбом, который закрыл мне весь рот, и велели дышать спокойно. Я почувствовал, что начал вдыхать газ, но он не производил никакого впечатления и даже был приятен на вкус. Так длилось секунд десять, и я уже решил, что свойство моего организма таково, что этот газ не будет иметь на меня действия. Но в это время мне начало вдруг перехватывать дыхание, и я стал болезненно задыхаться. Хотелось руками схватить этот раструб и отбросить ото рта. Но я, хотя всё уже задёргивалось вокруг меня светлой пеленой, имел ещё достаточно ясное сознание, чтобы отдать себе отчёт, что надо содействовать доктору и не мешать. Поэтому я крепко сжал свои пальцы и не подвинулся. Затем я потерял сознание и ощущения, если так можно выразиться, были геометрические, т.е. я не видел, но чувствовал какие-то геометрические формы, вероятно, это были формы зубов, которые мне вытаскивали. Очень ярко было соображение, когда один из зубов вырвали не сразу, а пошевелили им в только что образовавшейся ране. Это был, должно быть, второй зуб. Но затем моя память совсем потеряла власть, хотя к третьему зубу действие газа, очевидно, начало ослабевать. Вырывание этого