верещал. Ещё до прихода первого феромонного сообщения. Вот так. Иногда человечихи уходят загодя. Перед тем как совсем уйти. Чтобы успел отвыкнуть, что ли? Но сны… А ещё снился Фабр на днях. Это мысль.
— Э-э-ай!
— Да, юноша, лучше не скажешь.
Банкротство, нищета и смерть где-нибудь в смрадной подворотне — это, конечно, выход. Самое то для истого художника. Но Август слишком давно в фермерах и к бэйбу привык. Поэтому следующим утром, ясным и нежарким, — ни клочка тумана — отыскал свежую рубашку, неуклюже, но старательно побрился, и долго принюхивался к ногтям, прежде чем на расхлябанном хрипящем «вульфиле» двинуть в город. Во «Внутренний мир», к начальнику отдела инноваций.
— Да, Пупсик, распоследняя наша надежда — доктор Фабр. Что стоит ему замолвить словцо куда наверх? У него, чай, знакомств, как у нас налоговых блох, — смущённо паясничал Август, морщась в зеркало. Бэйб, разумеется, безмолвствовал. Он был сыт и дремотен.
В студенческие годы Август с Фабром ходили в радикалах. Первенствовали на демонстрации в защиту права на некрогамию, устраивали кислородные голодовки в знак протеста против эксплуатации акефалов. Тогда многие мечтали об окончательной эмансипации природы, а их лозунг «Организмы всех видов, объединяйтесь!» представлял из себя ампутированную от контекста цитату из «Биостратегии» великого Гольда, ниспровергателя всех идолов и разработчика трёх синдромов. Эх, молодость!
На исходе их молодости Фабр подался в науку, в лабораторию кумира своего, Гольда. И пока Август маялся, проваливая один бизнес за другим, но всё по мелочи, лабораторию сотрясали открытия, окатывали премии, трепали шквалы славы и, в итоге, поглотило половодье скандалов. Однако, когда осела муть, изменившиеся времена и неизменная фортуна вынесли доктора Фабра на теперь уже твёрдую почву. Он бизнесмен. Тоже. Если Августа считать таковым. Они, можно сказать, коллеги. Один «Внутренний мир» у обоих, хотя они и на разной его высоте.
— Спасибо, что так быстро принял. Я был уверен, что придётся прождать год, как это обычно бывает у вас в компании… у нас, то есть.
— И тогда как раз исполнился бы десятилетний юбилей нашей последней встречи.
У Фабра самодовольное, точёное и при этом томное лицо триозоновского «Эндимиона», да и тело, наверняка, такое же — он всегда нравился мужчинам. Ещё он когда-то отличался чудовищной памятливостью, прослушанные лекции удерживал в голове вплоть до экзаменов, мог любого сделать в бридж, но брезговал игрой на деньги. Любимец профессоров и фортуны. И вообще, полная противоположность Августу. У него был один-единственный недостаток, причём неизвестно какой, но столь откровенно скрываемый, что все подозревали его огромность.
Фабр, рассеянно кивая, слушал сбивчивую автобиографию однокашника в течение десяти содержательных, как годы, минут, но на теме иссякающих кредитов и несправедливого штрафа прервал его вежливым покашливанием.
— Что? Неоперабельный случай? — Август опустил взгляд.
— Наоборот! Слушай. Я сам давно хотел тебя пригласить.
Август увлечённо разглядывал пол — плоский аквариум, густо заселённый исполинскими кишечнополостными незнакомых ему видов.
— Интересное дело с гольдовыми, знаешь? — продолжил Фабр, правильно поняв молчание, — Как мода прошла, как начали их сдавать в приюты, так их словно мор выкосил. Не могут без родителей. С тех пор давно уже химзакон действует против мутации, чтобы ни у кого больше не рождались такие чада. Чтоб не рождались и не страдали, понимаешь? Даже если кому и захочется.
Август вздохнул. Телеса в аквариумной толще задумчиво колыхались.
— Вот бы против таких как я химзакон выпустили! Чтоб не рождались такие невезучие.
Фабр одобрительно кивнул, затем, будто спохватившись, покрутил головой.
— Кто предугадает капризы моды! Вот граждане с синдромом Гольда опять востребованы, а их, опа, нет в природе! И закон так быстро обратно не дезинфицируешь.
— Понадобились? — Август поднял глаза.
— Да, — просто ответил Фабр.
— Мой тоже? — выказал догадливость Август, вновь потупившись. Пора разыгрывать идиота. Фабр поверит. Он никогда не считал Августа интеллектуалом.
— Хорошо, батенька, — причмокнул доктор, — Пойдём длинным путём.
В ресторане, лупанаре и после, отмокая в тонизирующей слизи микологической бани, приятели болтали, казалось бы, исключительно об общей юности. О науке. Женщинах. Смерти. И мире. Платил, разумеется, доктор. «Здорово было! Увидимся как-нибудь!» — попрощался Август. «До завтра!» — спокойно ответил Фабр.
Дома, поглаживая молчащего Пупсика, Август сложил обрывки давешнего разговора и не без самодовольства отметил, что несмотря на одуряющий вихрь удовольствий, ни словом не выразил однозначного согласия.
— Ха! За идиотов нас с тобой держит! Ты представь, он хотел…
* * *
«Чего?» — «Не читал о суде над Гольдом?» — «А, четвёртый синдром…» — «Нет.
Последние комментарии
10 часов 13 минут назад
16 часов 36 минут назад
16 часов 44 минут назад
17 часов 12 минут назад
17 часов 16 минут назад
17 часов 16 минут назад