Зверушка [Максим Михайлович Тихомиров] (fb2) читать постранично, страница - 4

был красно-золотым, а Гонсалес — бирюзово-серым. Теней на поверхности Гнезда прибавилось. Вор не появлялся, работа ждала, криоцветы подняли головки и теперь следили за перемещениями светил по небосводу, послушно поворачиваясь вслед за движением небесной сферы.

Совсем заскучав, Кердан пошел прогуляться до Большой Дыры. Долгими пологими прыжками добрался туда за десять минут. Постоял на краю, всматриваясь в пыльную взвесь на дне. Что-то же эту пыль подняло, подумал Кердан. Вздохнул и начал спускаться, осторожно нащупывая всеми руками и ногами опору на без малого отвесной стене.

Внизу было пыльно и сумрачно. Стены кратера преграждали путь неяркому здесь солнечному свету и ртутному сиянию самого Казареса. Кердан врубил фонарь, но луч его увяз в пыли. Кердан обострил слух и обонялку и не спеша зашагал через кратер к стене зазубренных скал на противоположной его стороне. По пути осматривал груды битого камня, завалы древнего железа, обломки конструкций из сверхпрочного полимера и прочие следы, оставленные бывшими хозяевами Гнезда, которое в те незапамятные времена Гнездом еще, разумеется, не было. Дойдя до подножия дальней стены, прошагал с десяток градусов по окружности, развернулся и обрел обратно. Потом еще раз. И еще. Захламленное дно Большой Дыры было так же безжизненно, как и все последние века.

На десятом проходе Кердан наткнулся на груду блестящего металла, перекрученного и опаленного недавним огнем. Рядом из листов пластика было сооружено что-то вроде хижины: стыки кое-как залиты герметиком, из щелей парит утекающее тепло. Дверь была закрыта снаружи на грубый засов, сварганенный из рессоры от древнего погрузчика. Кердан заглянул в кривое окошко на двери. Внутри, скорчившись, сидела странная зверушка. У зверушки была крупная голова, пара больших глаз на мордочке и всего четыре ручки. Зверушка пыталась кусать мелкими редкими зуботерками клубень криоцвета. У нее ничего не получалось. Зверушка смешно морщилась. Кердан почему-то понял, что зверушке совсем не весело. Потом зверушка стала синеть, и Кердан понял, что криоцветы, которые кто-то украл с делянки и поставил в угол хижины, умерли и перестали давать воздух, которым можно дышать. Кердану тоже стало грустно.

За спиной скрежетнул металл, и Кердана больно ударили чем-то по голове, подбив разом три глаза. Кердан удивился. На него напало странное существо, похожее на запертую в хижине зверушку, только целиком стальное. В руке существо держало железный прут и заносило его для следующего удара. Кердан не стал ждать, пока его ударят прутом. Он ударил сам. Стальная зверушка сломалась пополам и улетела в пыльную темноту. Оттуда не доносилось больше ни звука.

Зверушка внутри хижины совсем посинела и не шевелилась. Кердан вздохнул, разломал хижину, закутал зверушку в свое нательное одеяло и, пока она совсем не остыла, понес ее долгими прыжками к делянке. Там положил ее в грядку, сел рядом и долго-долго следил за тем, как смешная мордочка зверушки возвращает свой странный розовый цвет.

* * *

Наутро пират нарисовался на Гнезде сам. Собственной персоной. Сел напротив главного входа, выхлопом сдул всю пыль на целый клик окрест, расщеперил мощные ноги и вперил в зев главного туннеля свои смурные гляделки. Роста пират был немалого, куда больше Папаши — а уж тот, знаете ли, самая крупная во всем семействе особь. С пиратами вообще шутки плохи. Никогда не знаешь, чего от них ждать. Вот и этот — просто сидит, просто смотрит. А если чего и замышляет — так у него на лбу не написано. Написано же на этом лбу и подавно странное — с наскоку не разобрать, но что-то про Федерацию Объединенного Человечества вроде.

О том, люди пираты или нет, в окрестностях Казареса давно спор идет. Да и не только здесь. Спросить не у кого — с пиратами если кто и разговаривал, то недолго, и до выяснения таких пикантных обстоятельств у них явно разговор не доходил. Хорошо, если сами живы оставались. Семейству Кердана перспектива с пиратом лясы точить совсем не по душе, а Папаше так и вовсе поперек горла. Но власть налагает ответственность, а ответственность — обязательства. Покряхтел Папаша, покряхтел, да и полез наружу, под пиратские буркала. За ним следом и остальное семейство потянулось. Помирать — так с музыкой. Тоже страшно, но хоть веселее.

Папаша, коль скоро пират молчаливый попался, говорить начал первым.

— С чем пожаловал, — говорит, — супостат окаянный?

Считается, что с пиратами исключительно так только и можно разговаривать — как в сказках герой со злодеем беседу ведут. Папаша в этом деле сноровистый — он всю жизнь так говорит, будто сызмальства ко встрече с пиратами готовился. Остальное семейство, на него глядючи, так же балакать начало. Прижилось. Зато теперь все, что пират ответит, всем сразу ясно станет, без перевода. Семейство затаило дыхание и повытягивало шеи — хотя, казалось бы, куда еще сильнее-то их, шеи, тянуть?

Пират отвечать не стал. Сжечь Папашу, правда,