Ход кротом [Михаил Григорьевич Бобров] (fb2) читать постранично, страница - 2

неприятные вещи, может и до пальбы дойти. Глаз на затылке у меня нет, а товарищи ваши хорошо вас рекомендовали. Поможете?

— А где ваше оружие?

Матрос расстегнул тужурку, явив здоровенный «кольт-браунинг» М1911, сидящий в подмышечной кобуре.

— Удобно. Вот остановят, спросят бумаги. Я руку в нагрудный карман, да и прямо сквозь тужурку хлоп! Сорок пятый калибр, американцы придумали, чтобы коня валить одной пулей.

Корабельщик запахнулся и застегнулся обратно. Прибавил:

— Хотите, у меня есть еще. Наган ваш за второе оружие пойдет, его можно в голенище спрятать.

Скромный хмыкнул:

— Я сюда и приехал поглядеть на Спиридонову. Хочу еще с Петром Алексеевичем встретиться. Только что стрелять придется, не рассчитывал. Вы, Корабельщик, обозначьте свою политическую платформу, партию свою назовите. Тогда я пойму, стоит вам помогать, или нет.

Корабельщик сощурился:

— Моя партия — никакой партии. Я полагаю, что государство себя изжило и должно замениться… Впрочем, об этом лучше поосновательней переговорить. А сейчас уже надо идти, путь неблизкий. Вы со мной, или как?

Скромный отошел от столика. Еще раз, уже не скрываясь, огляделся. Широкий проезд. Брусчатка. Утоптанные обочины. Кусты в низких местах, тонкие и почти безлистные деревца. Трех-пятиэтажные дома, где железнодорожники снимают комнаты или углы. Раскаленное железо крыш, вон там и вон там торчат голубятни. Поток людей с вокзала: лапти, сапоги, штиблеты, темные штаны, пальто и тужурки. Длинные балахонистые юбки теток — почти под горло. Платки, картузы. Фуражки с молоточками — путейцы. Все серое или желтовато-серое от пыли; кажется даже, что и пиво золотистое не по природе своей, а от вездесущей летней пыли, от частичек жары.

Гроза будет, понял Скромный. Точно быть грозе к вечеру. Не потому ли морячок торопится? По грозе уходить милое дело, ни сыскарю ни собаке следа не взять. Что же он задумал? Ежели теракт — уместно ли помогать ему?

Пойду, решил Скромный. Начнет безобразничать, сам пристрелю.

— Пистолета вашего не нужно, большой он. В городе лучше так. Патронов, если есть, к нагану бы неплохо.

Морячок заулыбался, сунул руку во внутренний карман тужурки, похрустел там и вынул бумажный кулек с патронами:

— Это я как знал. Жаль, скорозарядников нету к нагану. Охота вам поштучно заряжать.

— Зато бой точный, — не согласился Скромный. Пожалуй, хитер морячок. Подсунет свой пистолет, а там… Что «там», Скромный не успел придумать. Сгреб весь кулек, перекрутил поплотнее, чтобы патроны не набирали песчинок из кармана.

— Пойдемте.

Матрос без лишних слов отнес кружки лоточнику; безденежные заворчали ему в спину: «Вежливый, тля!» — но в лицо никто не осмелился. Больно уж здоровый черт, еще и куртка на нем комиссарская. Тронь его, мало ли кем окажется…

Двинулись на север, вышли на Зацепский вал. За конкой пришлось бежать; но матрос вовремя сообразил поблестеть настоящим серебряным царским гривенником. Серебро не совзнак — возница, невзирая на ропот пассажиров, остановился и подождал. По Зацепскому валу ехали до моста, пересекли сонно блестящую реку. Ехали мимо Таганской тюрьмы (Скромный поежился: Бутырка не Таганка, но все неуютно) — и до самой больницы Грузинской Божьей Матери. Ну, а там уж совсем немного к западу, куда заметно склонилось солнце. Прошагали Воронцовским полем, поперек Покровского бульвара… Велика Москва, и вся каменная! Церквей одних, сколько в Екатеринославе домов не наберется. Вот Реформаторская церковь — на немецкий лад, Скромный видел такие строения в селах немецких колонистов. Только здесь все больше, чище, изящнее. А говорят, Петербург — столица. Там еще и роскошнее, но это уже и представить сложно.

— Сколько же с рабочего люда за века награбили, — проворчал Скромный больше для порядка. Потому что видел: красиво. Как ни верти, красиво. И ведь за что сами-то на революцию вставали? Чтобы всем такие дома, не одним буржуям!

Подошли к особняку Морозова. Люди толпились тут во множестве. Шинели чередовались с пиджаками, фуражки с косынками, туфли-лодочки с австрийскими добрыми ботинками — на четвертое июля назначался пятый всероссийский съезд советов рабочих, крестьянских, красноармейских и казачьих депутатов. Поэтому эсеры и склубились у своей штаб-квартиры. Скромный хорошо знал, что социал-революционеры большинства на съездах не имели. Третья часть в лучшем случае. Зато крестьяне по всей Руси Великой поддерживали именно эсеров, а большевиков не очень. Особенно после того, как в мае — июне большевики возродили царскую продразверстку. И вот позавчера буквально — декрет о комбедах. За что же тогда революцию делали?

С другой стороны, когда большевики в апреле — мае арестовывали повсюду анархистов, эсеры помогли как раз-таки большевикам. Кто говорил, анархистов брали за разврат и разгул — а кто полушепотом намекал, что не захотели матросы-анархисты сдавать Балтийский и Черноморский флот немцам, как предусматривал Брестский мир. Вот,