Mea culpa (СИ) [A-Neo] (fb2) читать постранично, страница - 2

сострадание и страх, когда её судили, а он вёл процесс. Она боялась этого человека, но всё же втайне ожидала от него защиты. Ведь он тогда, в саду дома де Гонделорье, хватал её за руки, клялся в любви. Ему известно, какой ценой добыто признание в убийстве и колдовстве — он сам приказал пытать её. Разве он позволит после всего раздавить её? Напрасно ожидала. Судья Фролло не вступился, не помешал палачу. Все её предали и он тоже. А ведь он ещё любил её, слова могли солгать, но глаза — никогда. Напыщенный трус побоялся прослыть защитником колдуньи, даже зная о её невиновности. Всё светлое, что она разглядела в нём, померкло. Чёрный человек с тёмной душонкой, такой же гнилой, как его правосудие.

Люк в неурочный час скрипнул, повернувшись на ржавых петлях. Скорчившаяся на соломе девушка подняла голову и тут же болезненно зажмурилась, ослеплённая ярким светом фонаря. Когда глаза её привыкли, она смогла разглядеть фигуру в чёрном плаще с низко надвинутым на лицо капюшоном. Неожиданный визит поразил отвыкшую от людского общества узницу. Тюремный стражник никогда не входил к ней. Голос её дрогнул в зловещей тишине, когда она спросила:

— Кто вы?

Человек молчал. В воспалённом сознании молнией пронеслась мысль:

— Палач!

Значит, всё! Настал тот день, о котором говорил судья. Сейчас ей накинут на шею верёвку, кинут в телегу и повезут на покаяние, чтобы затем вздёрнуть на Гревской площади под улюлюканье толпы. Оцепенев от испуга, она сжалась в комок, не смея поднять глаз. Человек в плаще спустился, поставил фонарь на нижнюю ступеньку лестницы и долго глядел на девушку, невольно приходя в ужас от того, как за считанные дни поблекло это цветущее создание. Наконец он хрипло позвал:

— Эсмеральда!

Звук его голоса пронизал несчастную тысячей раскалённых игл, заставив вскочить, вжавшись в угол камеры. С трудом шевеля помертвевшими губами, она едва смогла прошептать:

— Ты…

В холодный каменный склеп, в котором заживо погребена была Эсмеральда, спустился тот, кого она так страшилась — Жеан Фролло дю Мулен, или, как он любил называть себя на латинский манер, Жоаннес де Молендино, господин главный судья Дворца правосудия и доверенное лицо короля.

========== Глава 2. Штрихи к портрету судьи Фролло ==========

Судья Фролло привык не доверять людям. За годы практики он перевидал столько образцов человеческой мерзости, столько преступников всех мастей, что начал считать без малого весь мир средоточием порока. Париж мнился ему отвратительным чудовищем, кишащим безобразными язвами, источающими зло. Повсюду — враги, повсюду — угроза государственным устоям и лишь он, стоящий, словно Цербер, на страже правопорядка, сдерживает грязный поток, способный ввергнуть горожан в окончательную погибель. Такого высокого мнения был он о собственной персоне! Жеан Фролло считал себя обязанным искоренять скверну, не гнушаясь никакими средствами, столь же преуспев на ниве правосудия, сколько его старший брат Клод — в делах духовных. Подсудимые напрасно взывали о милосердии — судья Фролло не знал жалости. Он заключил своё сердце в броню, куда уж ни один вопль, ни одна мольба не могли проникнуть. Надменный взгляд оставался бесстрастным, ни один мускул на суровом лице не трепетал, лишь тонкие губы иногда змеились в злорадной улыбке, когда судья Фролло выносил обвинительный приговор. Ещё никому не удавалось выскользнуть невредимым из его стальных лап: если уж Жеан в кого-то вцеплялся, то намертво.

Особенно судья Фролло не доверял женщинам. Почему — Бог весть. Они без разбора клеймил их лживыми созданиями без мозга и души, орудиями дьявола. Ни одна не затронула его, ни одна не смогла заставить сердце биться чаще. В себе самом он давно вытравил всяческие чувства, не очерствев только к родному брату, да испытывая, быть может, толику симпатии к Квазимодо — уродливому горбуну, которого он некогда подобрал и воспитал.

Жеан Фролло не ведал родительской ласки. Мать и отец его умерли от чумы, оставив сына грудным малышом на попечении Клода, которому самому в ту пору едва исполнилось девятнадцать. Жеан никогда не тосковал по ним — он приказал себе не тосковать. Жалость, любовь, сострадание, доброту — всё он подавил в себе на веки вечные, считая проявлением слабости. Никто не помнил, чтобы он когда-либо шутил или смеялся. Настоящий Фролло мог быть только сильным, не имел права поддаваться соблазнам, кои жизнь подсовывала на каждом шагу. Стоит лишь на миг ослабить бдительность — и ты погиб! Так он думал. Слабаки дают волю чувствам, растрачиваются понапрасну, позволяют страстям укореняться в сердце, что, в конечном счёте, приводит к гибели. Жеан Фролло не из тех, кого легко сокрушить! Его сердце твёрже гранита, он не нуждается ни в ласке, ни в дружбе. Он не подвержен обычным человеческим порокам. В годы, проведённые в коллеже Торши, он усердно