Под нами бездна [Олег Васильевич Слободчиков] (fb2) читать постранично, страница - 45

сказал Кельсий. — Москва, дай мне закончить работу и издать книгу… Это для нее!

Глядя на сивую щетину и шевелюру, Федор впервые увидел в соратнике мальчишку, стыдливо оправдывающегося в том, что всю жизнь любил самого себя, свои личные переживания, но не женщину, с которой прожил жизнь его друг. Наверное, и она что-то додумывала, оберегая его, чего-то ожидая. Может быть, этих самых стихов.

Федор неопределенно пожал плечами, и Кельсий, успокоенный этим жестом, заходил по дому, торопливо говоря о передуманном:

— Мы не могли знать, с чем связываемся, хотя, конечно, догадывались, что не с водоемом… Как коротка жизнь, Федя. Только начали кое-что понимать — и вот… Старость не за горами. Что мы по сравнению с Ним? — кивнул в сторону Байкала. — Если не смогли разгадать его тайны, что с того? В этой пошленькой обыденности у нас был смысл, была цель. Это дано не многим. Поверь! Года худшего, чем последний, в моей жизни не было.

Похоже, Кельсий оправдывался, и Федору стало неловко. Тот еще что-то сказал. Не расслышав его, отвлеченный мыслями, Федор вскинул глаза. Кельсий раздраженно повторил:

— Мне нужен год!

— Живи дольше! — разлепил губы Федор. — Ты начал, ты и доигрывай!

Наверное, он случайно попал в самое уязвимое место.

— Не я! — закричал Кельсий, нависая над ним. — Я вас не звал! Ведь вы же сами! — Он резко умолк, сжимая зубы так, что лицо покрылось сеткой морщинок, пружинистыми шагами таежника заходил из угла в угол, как зверь в клетке. Взяв себя в руки, заговорил членораздельно и хрипло: — Ведь мы все еще тогда обо всем знали наперед. И она знала, что уйдет рано. Что ты поставишь памятник ее телу, а я напишу книгу — для души. И я все знал. Не думал только, что время летит так быстро… И Упырь все знал, — Кельсий обернулся, пристально вглядываясь в глаза Федора. — В Управлении говорят, пьяным упал с катера и утонул… А в ту ночь, когда все начиналось, и Тунгус потребовал смертной казни изменникам, он громко икнул… Помнишь?

Федор вспомнил этот миг. Кивнул грустно и поднялся с лавки.

— Езжай-ка завтра в Управление и восстановись в должности. Найдешь из молодых или из стариков надежного инспектора на кордон Аспирина. Старший блудновский сын будет твоим помощником, второй, студент, диплом защитит и останется на кордоне вместо отца. На места Графина и Упыря кого-то подыскать нужно… Найдем со временем…

Кельсий поморщился и спросил насмешливо:

— А если не поеду — застрелишь?

— Помру! — спокойно, но твердо сказал Федор. — Сам застрелишься!.. По правилам нашей игры.

— К девке побежал? — скривил губы Кельсий, скрывая страх, тенью мелькнувший в его глазах.

— Да, понимаешь ли… Впрочем, тебе этого все равно не понять… Про любовь поговорим там! — ткнул пальцем в потолок. — Прощай что ли! Через три дня жду. Я рад, что ты живой.

Он вышел на берег. Предстояло идти пешком к дому. Если Люся догадается, куда он уехал, — прилетит на дрезине. Эта мысль была приятна Федору. Он спустился к воде, склонился над ней, опустил руки и плеснул в лицо. Небольшая, случайно набежавшая волна шаловливо шлепнула его по щеке. Федор сел на камень, привычно прислушиваясь. Какие-то иные звуки доносились из глубин.

Жене слышались песни, Аспирину — скрип повозок скифов и гуннов, Кельсию — бряцание сабель, и только Федьке Москве — гул. И вот он услышал бормотание такого родного, такого неповторимого голоса. Слов было не разобрать. Но голос с потрясающим чувством читал что-то очень знакомое. Федор долго вслушивался в его тона и модуляции, понимая, что теперь так будет всегда.

Был ясный полдень. Причудливая дымка висела над морем. В пятистах метрах от берега она стала сгущаться и превращаться в нечто узнаваемое. Из воды поднялись бетонные здания цехов и высотная кирпичная труба. Это был не просто мираж. Это был знак. Старик предупреждал, что покоя не будет, что этот грязный и завистливый мир не простит чистоты. Он идет войной, пытаясь превратить бездну в бездонную помойку. Федор вспомнил, как вечерами у теплой печки жена читала вслух Библию. И различил в неясном бормотании, доносящемся из глубин, слова: «Когда видишь войско сильней тебя и колесниц множество, не бойся, потому что впереди иду я, Господь твой!»

Он не боялся. Он не был затравленным и истеричным героем-одиночкой. Верных было двое — а это уже сила.