Двугорбый единорог [Владислав Борисович Картавцев] (fb2) читать постранично, страница - 2

случилось опять? — такая мысль, как он помнил, долго не давала ему покоя. — В чем же мы все были не правы?

Казалось, жизнь окончательно потеряла смысл своего существования. Многие годы он находился в какой-то прострации, механически заведуя кафедрой, читая лекции, давая студентам какие-то ненужные знания об управляемых бомбах и ракетах, и видя, что они интересуются совсем другим, и понимая, что те из них, кто останутся в специальности, будут работать в США и на США, укрепляя и делая окончательной внезапную и нежданно-негаданную их победу над своим заклятым врагом.

— Странно — оказалось, нужно было только и всего, что купить одного человека — Мишку-меченного, и всего-то делов. Ну, может, не одного — а десяток-другой, ну, даже сотню или тысячу. Как просто — обещать каждому по консервному заводику в Луганской или Тамбовской губерниях, а потом даже своих обещаний не выполнить — все развалилось само собой, как в сказке.

Незаметно профессор оказался в своем кабинете, задним умом удивившись тому факту, что никого не встретил в коридоре внутри помещения кафедры. Обычно здесь в это время было полно сотрудников. Еще более необычным было то, что его всегда цепкий и ясный технический ум никак не мог оторваться от мыслей о далеко ушедшем прошлом и вернуться, наконец, в настоящее. Такого с ним не было уже очень давно — если старые душевные раны давали о себе знать, он усилием воли гнал от себя ненужные разрушительные переживания, сосредотачиваясь на работе и делах насущных. Но сейчас мысли разбегались, и он никак не мог собрать их в кучку. С ним творилось что-то странное — возникла некая раздвоенность, и вдруг он почувствовал себя сидящим на потолке вниз головой и с удивлением смотрящим на второго него, который стоял внизу и опирался на рабочий стол. Иллюзия раздвоенности была настолько сильной, что он с кристальной ясностью понял — все, он умер и находится в процессе вознесения на небо. И сейчас оставит бренное тело, которое рухнет и перестанет существовать, как человеческая единица. Но тело стояло, а он одновременно находился и в нем, и наблюдал за самим собой снаружи из-под потолка.

Вместе с ощущением раздвоенности пришло невыразимое чувство свободы и бесконечного пространства, окружающего его, и тут он услышал невесомый голос, который предложил ему поудобнее устроиться на потолке и осмотреться, перестав таращиться на собственную стоящую фигуру. Но вместо того, чтобы, как советовал голос, поудобнее расположиться, профессор не придумал ничего лучшего, как спросить: — А ты кто?

— Я, вообще-то, никто, и, самое странное, меня здесь нет, но я есть.

— Ты, что, Чеширский Кот, что ли?

— Нет, я гораздо забавнее — хочешь на меня посмотреть?

— Еще бы!

— Тогда обернись и погляди, и хватит уже пялиться на себя любимого. Не бойся, никуда не упадешь, и пока не помер.

Картинка застывшего внизу профессора вдруг расплылась. Виртуальный сидящий на потолке профессор усилием воли оторвал виртуальный взгляд от себя настоящего и повернул виртуальную голову по направлению к голосу. И увидел такое, что мгновенно покрылся виртуальным потом, и его пробил виртуальный озноб.

На него умным взглядом смотрел конь. Пегий в яблоках с рогом во лбу и с двумя горбами, наподобие бактриана. И при этом хитро подмигивал и скалил зубы в подобии дружелюбной улыбки — насколько дружелюбно могут улыбаться горбатые кони.

— Господи, кто ж тебя так изуродовал? — чуть не вырвалось у профессора. Но мысль быстро умчалась куда-то вдаль — его мозги до сих пор отказывались ему служить, как раньше, и он никак не мог сформулировать, что же хочет сказать.

— Вижу, вижу, что ты обо мне думаешь, — глубокомысленно заметил двугорбый конь, кося лиловым глазом. — Ну, ничего — так это со всеми, кто меня впервые видит. Это называется культурный шок.

— Господи, надо же, какой образованный — не то, что некоторые из моих студентов! — опять попытался подумать профессор, и опять толком ничего не вышло.

— Значит, говорить не можешь? Это нормально. Мозги-то остались там внизу — у того, кто стоит и опирается на стол. А здесь у тебя — только лишь восприятие, без всякой там обработки сигналов посредством мозга.

— Господи, ему бы диссертацию писать по квантовой физике! — жалкие обрывки мыслей не оставляли попыток внести ясность в сумбурные эмоции фантомного профессора.

— Пустое это — физика ваша! — немного иронично и чуть-чуть грустно ответил конь. — Главное — свобода! Вот скажи мне, профессор, чего ты в жизни добился? Можешь не объяснять, тем более, что не получится толком. И так знаю — работал, мечтал, писал труды — а чем все кончилось? Идиотами-студентами, разваленной страной, победой капитала над трудовым элементом и сознательными пролетариями, денежными мешками о двух заплывших жиром глазках и на двух ногах? Вот, ты удовлетворен? Это ничего, что я на ты? Понимаешь, у нас так принято.

— Господи, мне он точно снится, это прямо не конь, а загробный дух Маркса