Баба-Яга. [СИ] [Генрих Эдуардович Маринычев] (fb2) читать постранично, страница - 3

мне это бизнесмен. Еды всякой принес, пойла. «Я к вам, с открытой душой пришел», — заявляет. Плакался. Говорил, все пошло наперекосяк. Почему — не знает. Дело не идет, деньги сквозь пальцы текут. Хочет свернуть строительство, да не может. Пред друзьями стыдно. Жене, говорит, новую тачку с прибылей обещал. Нам вот денег обещал, когда дело пойдет. А дела нет, стройка стоит.

Председатель обхватил руками голову, которая, казалось, едва держалась на могучей красной шее.

— Это ты нас без денег оставила, — снова прохрипел мужик пьяно. — А строить он все одно не бросит. Он это, принц… принц, принц… ципиальный. Вот. Хана твоему старому лесу. Вот так тебе, Баба-Яга старая! Вот приду к тебе домой и всех твоих заспиртованных гадов та сушеную траву выкину…

Теперь старушка не слушала его. Ее личико нахмурилось — она энергично обдумывала сказанное.

— Жена, говоришь? — вопросила она. — Машину хотела?

— Угу. Жаловался за жену. Даже фотографию ее показывал…

Но старушке было не до этого.

— А где живет этот мужик, знаешь? — строго спросила она.

— А тебе зачем? — вопросила красная рожа. Помедлив минуту, председатель стал вспоминать.

* * *

— Милая!

Надменная девица, в дорогом платье и с заморской собачонкой на руках, недоуменно уставилась на посмевшего отвлечь ее человека. Им оказалась какая-то старушка. Деревня деревней, что по манерам, что по одежде. Синенький платочек на голове, простое ситцевое платье на худощавой фигурке. На ногах то ли сандалии, то ли еще что-то из фасона эпохи мамонтов. Девушка захлопнула дверцу красного «феррари» и сухо бросила через плечо:

— Милостыню не подаю.

— Так я не брать пришла, а тебе совет дать.

Молодая недоуменно обернулась. Присмотрелась. Да, старушка на нищенку не похожа, хоть и простое все на ней, но чистенькое. Руки и волосы ухоженные, а взгляд… именно этот взгляд живых карих глаз и отмел всякое желание дальнейшего препирательства.

— Садись, милочка. — Старушенция ладонью хлопнула по другой стороне лавочки, на которой сидела, поджидая возвращения женщины домой. Молодуха подчинилась и с любопытством стала ждать продолжения.

— Милок твой, милая, знаешь где?

— Где-где? На работе, конечно. Деньгу зарабатывает.

— Уверена? — старушка хитренько так усмехнулась.

— А тебе откуда известно? — враз ощерилась молодуха.

— Так живу я там, где твой муж работает, — пояснила добрая старушенция. Собеседница кивнула: что ж, бывает и такое.

— Он тебе машину, знаю, обещал. И отпуск на море. Верно? — допытывалась бабка, показывая, что она осведомлена более некуда.

— Обещал, — не стала отрицать очевидного та.

— Только вот не будет у тебя ничего. И машины, ни отпуска, — печально изрекла Прасковья.

— Это почему ж? — хищно встрепенулась молодая.

— Так вот — проект его худой задумкой оказался. Он деньги теряет. И каждый день все больше и больше.

Молодая насторожилась и настороженно протянула:.

— А чего же он тогда продолжает работать?

— А кто ж их, мужиков, знает. А ты сама что думаешь? — ехидненько так поинтересовалась бабулька.

И девица вмиг напридумывала себе сотню ответов. Все ее страхи и опасения, напрасные и нет, вмиг встали перед ней непроходимой стеной. Бабка выпустила из бутылки разъяренного джинна.

— Ну, этот кобелина у меня получит, — сурово заявила молодая, но Прасковья хитро подмигнула.

— Зачем? Лучшее наше оружие — любовь да ласка. Верни его себе не криком, а женскими умениями, — лукаво улыбнулась старушка. — Мы, женщины, своими чарами многого от мужиков добиться можем. А ты у нас эвон какая чаровница. Вся в соках, вся в цвету. Ты, Валентина, ежели захочешь, на такое способна!..

Окрыленная и расхваленная Валентина настолько погрузилась в счастливые мысли, что даже не подумала спросить старушку, откуда ей известны детали ее замужества и ее имя. Продолжая пребывать в счастливой прострации, она также не заметила, как старая поднялась и ушла себе со двора. Вроде бы и не было ни странной старухи, ни этого разговора. Осталось только острое желание убрать мужа подальше от бесперспективного и подозрительного места. Ну, и зелененькие сохранить, конечно.

* * *

А ясноглазая старушка, выйдя из пригородной электрички, чинно примостилась в очереди на рейсовый автобус.

— А я что? Я ничего, — говорила она сама себе. — Я ж даже ничего и не солгала. Ну, разве что туману малёхо напустила. Так для пользы дела же! И деньги семьи спасла, и престиж мужика. Есть повод прекратить застройку. Ведь ежели женщина поперек чего встанет — не переедешь. Это ж любой другой мужик поймет.

Водитель наконец соизволил пошевелиться, и старенький автобус подъехал к конечной остановке.

— Баба-Яга, Баба-Яга, — вспомнила она слова пьяного председателя и тихо рассмеялась. — Уж двадцать первый век на дворе. Нынче всем управляет психология. Хотя…

Прасковья Евлампиева на минутку задумалась.

— На базар за травкой таки