Долина Грохочущих копыт [Генрих Белль] (fb2) читать постранично, страница - 4

рубашка Грифа; зеленая вельветовая куртка болталась на гвозде, вбитом между распятием и почтовыми открытками с видами Италии: ослики, скалистый берег, кардиналы. Рядом с кроватью на полу стояла банка со сливовым повидлом, в которой торчала алюминиевая ложка.

– Они уже опять гребут. На лодках. На каноэ. Гребной спорт… Мне бы их проблемы. Танцульки, теннис, праздник сбора урожая, выпускной вечер. Хор. Какие колонны прилепят к новой ратуше: позолоченные, посеребренные или медные? Господи, Пауль, – сказал он, понизив голос, – неужели ты, в самом деле, ходил туда?

– Да.

– Ну и что?

– Ничего, ушел ни с чем. Не смог. Бесполезно. А ты?

– Я уже давно туда не хожу. К чему? Я думал вот о чем – какой рост считается для нашего возраста нормальным? Я – говорят они – слишком высокий для своих четырнадцати, а ты – слишком маленький. Знаешь ты кого-нибудь нормального роста?

– У Плокамма рост нормальный.

– Допустим. А ты хотел бы быть таким, как он?

– Нет.

– Вот видишь, – сказал Гриф, – есть… – он запнулся и смолк; теперь он следил за взглядом Пауля, который беспокойно блуждал по комнате. – Что случилось? Что ты ищешь?

– Ищу, – сказал Пауль, – где он?

– Пистолет?

– Да. Давай его.

Я сделаю это над коробкой с новыми теннисными мячами, думал Пауль. Вслух он резко бросил:

– Неси его. Нечего зажимать.

– Послушай, – сказал Гриф, покачал головой, нерешительно вынул ложку из сливового повидла, опять сунул ее в банку, сцепил пальцы. – Лучше покурим. У нас еще есть время. До четверти восьмого. Гребной спорт, лодки, каноэ… А может, это затянется еще дольше… Праздник на открытом воздухе. Разноцветные фонарики. Чествование победителей. Твои сестры первыми пришли на двойке. Циш-Циш-Циш, – сказал он вполголоса.

– Покажи мне пистолет.

– Зачем? – Гриф сел на кровати, взял банку с повидлом и швырнул ее об стенку: осколки стекла полетели на пол, ложка ударилась о край книжной полки и, перевернувшись в воздухе, упала перед кроватью. Повидло залило книгу «Алгебра. Часть 1»; остаток его, густая синяя масса потекла по стене, окрашенной желтой клеевой краской и приобрела зеленоватый оттенок. Мальчики, не шевелясь, молча смотрели на стену; только после того, как звук удара окончательно замер и последние остатки повидла сползли на пол, они с удивлением переглянулись: разбитая банка не произвела на них впечатления.

– Нет, – сказал Пауль, – это не то, что нужно. Пистолет лучше; может быть, годится и огонь. Пожар… Или вода, но лучше всего пистолет. Расстреливать…

– Кого же? – спросил мальчик на постели, нагнулся, поднял с полу ложку, облизал ее и бережным жестом аккуратно положил на тумбочку. – Кого же?

– Да хоть себя самого, – сказал Пауль хрипло. – Или теннисные мячи.

– Теннисные мячи?

– Не все ли равно. Давай его сюда. Чего ждать?

– Ладно, – сказал Гриф; он сбросил с себя простыню, вскочил, отпихнул ногой осколки стекла, наклонился и снял с полки в углу узкую коричневую коробку. Коробка была ненамного больше пачки сигарет.

– Что? – спросил Пауль. – Это он и есть? Там, внутри?

– Да, – сказал Гриф, – это он и есть.

– И из него ты выстрелил в консервную банку на расстоянии тридцати метров восемь раз? И семь раз попал?

– Да, семь раз, – повторил Гриф неуверенно. – Хочешь на него взглянуть?

– Нет, нет, – сказал Пауль. Он сердито смотрел на коробку; от нее пахло опилками, в которые укладывают пистоны для пугачей. – Нет, нет, не хочу. Покажи лучше патроны.

Гриф нагнулся. На его длинной, бледной спине выскакивали и вновь исчезали позвонки. В этот раз он быстро открыл ящичек величиной со спичечный коробок. Пауль вынул медный патрон; он держал его двумя пальцами, как бы измеряя на глаз длину патрона, поворачивал во все стороны и, качая головой, разглядывал его синюю головку.

– Нет, – сказал он, – это все равно что ничего… Вот у моего отца… Лучше уж я возьму отцовский пистолет…

– Так он же заперт, – сказал Гриф.

– Как-нибудь достану. Только это можно сделать до половины восьмого. В половине восьмого он всегда его чистит, а потом идет в свою пивную; он разбирает его… Пистолет у него большой, черный, гладкий и тяжелый, а патроны толстые, вот такие, – он показал какие.

Пауль замолчал и вздохнул. Над теннисными мячами, подумал он.

– Ты на самом деле хочешь застрелиться? По-настоящему?

– Может быть, – сказал Пауль. Ступни моих глаз изранены, думал он, ладони моих глаз изболелись. – Ты же знаешь.

Лицо Грифа потемнело и застыло; он глотнул и пошел к двери, прошел всего несколько шагов и остановился.

– Ведь ты мой друг, – сказал он, – а может, нет?

– Конечно.

– Тогда возьми банку и тоже брось ее об стену. Ладно?

– Зачем?

– Мать сказала, – начал Гриф, – мать сказала, что она желает взглянуть на мою комнату, когда вернется с праздника; хочет проверить, исправился ли я. Порядок и тому подобное. Она