комнаты тянуло махорочным дымом: там много курили. Наконец загремели табуретками. Собеседники расходились.
Стало тихо. Колька услышал: дедушка Филимон и отец говорят о нем и о Таковом.
Вот отец рассмеялся:
— Тоже загадочная фигура. Ко мне дважды уже заходил, намекал: не нужны ли товары.
Колька приподнялся.
— А учительница сначала зубастой была, горячей, когда в Бобылиху приехала, — гудел дедушка Филимон. — В район сколько раз обращалась. Все ей под силу казалось. Таковой переносить ее не может. Только ослабла она малость, напор меньше. Вышла замуж за Алеху Чепчугова — дети пошли. Один год Алексей тяжело болел, на промысел не ходил. В прошлом году не повезло ему, мало добыл. Пообносились, поиздержались.
— Все учтем, дядя. Поможем. Сложа руки сидеть не будем, — ответил отец. — Уберем урожай — чаще буду приезжать в вашу бригаду. А построим дорогу, тогда проще будет.
Что-то бормоча, дедушка Филимон задул лампу.
Колька опустил голову на подушку. Наплывали новые мысли. Сон отлетел. Долго еще лежал Колька с открытыми глазами. Много впечатлений, много нового и непонятного принесла поездка в Бобылиху.
Рано утром дедушка Филимон, Бурнашев, Маруся Бобылева и Колька с отцом уходили на плоту в Сахарово. Оттуда дедушка должен был отвезти Кольку в Нестерово. Отец собирался из Сахарова проехать в деревню Исаевку.
— Ты, Николашенька, не забывай нас, стариков. Тоскливо нам одним, — всхлипнула бабушка Дуня, утирая глаза шерстяным полушалком. — Полюбился ты мне…
Колькин рюкзак был до отказа набит деревенскими гостинцами, а бабушка совала ему еще что-то, завернутое в газету.
Надюшка поджидала в стороне и подошла к Кольке, когда плот собирались отвязывать от прикола.
— Слышал про Тимофея Кочкина?
— Слышал…
— Я думаю, это их костерок был у Шалавы. Пережидали. Непонятно, однако, как они мимо нас прошмыгнули.
Колька ничего не ответил, провел носком бродня по песку. И об этом он думал вчера ночью.
— А ты правда в Нестерове учиться станешь? Не уезжай в Опалиху! Папка, как вернется из Сахарова, меня тоже в Нестерово переплавит, — торопливо шептала девочка. У нее опять возникли сомнения, хотя Колька множество раз говорил, что жить и учиться будет в Нестерове.
— Эй, голуби, не успели наговориться! Прыгай, Коля, на плотик! — крикнул Евмен Тихонович.
Колька бросился к плоту, но увидел перед собой черные серьезные глаза. Володька Бобылев! Да, это был он, повзрослевший за лето, в маленьких броднях, в новой оленьей куртке.
— Погоди часок! — Парнишка схватил Кольку за рукав. — Ты на меня не серчай. Дедка ругал меня, почему с тобой раздружился.
— Коля! — раздался нетерпеливый голос с плота.
Колька успел сказать:
— Откуда ты взял? Вовсе не сержусь! — и прыгнул на бревна.
На плоту он разжал руку, в которую что-то сунул Володька. На ладони лежала тщательно отполированная деревяшка, напоминающая утиный клюв. Это не укрылось от острых глаз Маруси Бобылевой.
— Володька подарил?
Она тихо засмеялась, и вместе с ней веселым звоном запели золотые сережки.
— Выпросил-таки у деда. Вчера, только в дом ступила, замучил меня, уток изображал. Охотник!
Отец дружески приобнял Кольку за плечи:
— Ну вот, сын, и понюхал жизни. Жил, жил в городах, заботились о тебе. И казалось, будто все просто и гладко. Да, брат, в городе жизнь быстрее мчится, много людей, труднее в них разобраться. А тут все на виду. Вдруг замечаешь: хлеб не просто достается, люди разные, много несделанного, надо бороться, чтобы все было хорошо. А дел сколько! Видишь, просторы какие…
Отец задумчиво смотрел на тайгу, на горы.
Не так часто знал Колька отцовскую ласку. Был отец вечно занят и скуп на объятия. А тут словно признавался Кольке в дружбе, словно приглашал его в единомышленники.
Тук!.. Тук!.. Тук!..
Колька впервые услышал, как бьется отцовское сердце. Из-под гимнастерки доносились ровные мощные толчки. И грудь у него была такая широкая…
И в этот миг отец показался Кольке особенно сильным и большим, а дела, о которых он думал, особенно дорогими и близкими и ему, Кольке. Как будто он стал на голову выше и вовсе не похож на того городского подростка, каким выехал из Опалихи.
Тук!.. Тук!.. Тук!.. — билось сердце отца.
Колька вертел в руках манок. И вдруг подумал, что ведь Володька подарил ему вещицу, которой сам давно добивался. Захотелось крикнуть что-нибудь хорошее Володьке или хотя бы помахать фуражкой. Но момент был упущен. Плот миновал шиверу и шел по быстрине. Из глаз пропали и ставший родным берег, и провожающие, и Бобылиха.
Последние комментарии
55 минут 49 секунд назад
2 часов 36 минут назад
2 часов 37 минут назад
2 дней 21 часов назад
2 дней 21 часов назад
2 дней 21 часов назад