Стихотворение А. Блока «Все тихо на светлом лице…» (Опыт семантической интерпретации метра и ритма)
П. А. Руднев
Постановка проблемы. Имея в виду современное стиховедение, можно с уверенностью сказать, что в постановке и решении вопроса о смысловом (семантическом) анализе стиха наиболее плодотворным считается подход к стиху как к эстетически значимой форме, представляющей собою структурное единство компонентов разных уровней (от метро-ритма до стихового слова и интонационно-синтаксической организации). Дискуссионность вопроса заключается здесь в том, что́ следует считать
фундаментом,
трамплином анализа — содержание стихотворения, лирическую эмоцию, воплощенную в нем, или же его всегда значимую форму, общий каркас его метрической композиции? Большинство современных советских исследователей, занимающихся этой проблемой (Л. И. Тимофеев и его ученики, А. Л. Жовтис и др.), предпочитают первый путь.
[1] Автору этих заметок методологически более плодотворным, наоборот, представляется путь второй — говоря грубо, от
формы к содержанию.
[2] Отсюда
цель предлагаемой работы — дать описание метрико-ритмической структуры конкретного небольшого текста и, основываясь на данном описании, сделать попытку его семантической интерпретации.
Анализ. Перед нами метрико-ритмическая модель текста, фиксирующая
основные (далеко не все) уровни его стиховой структуры: размер с его ритмическими формами; словоразделы; систему ударных гласных (для простоты — без вариантов фонем); рифмическую композицию (строчной буквой обозначены сплошь
мужские рифмы); синтаксическую организацию. Что дает подобная,
обозримая модель? На наш взгляд, очень много. Именно: она, во-первых, позволяет уверенно характеризовать интонационный тип данного текста в целом; во-вторых, —
увидеть горизонтальные и вертикальные корреляции ряда элементов его ритмической структуры разных уровней, что, в свою очередь, поможет установить наличие определенных ритмико-семантических курсивов (или курсива), на чем уже вполне можно строить собственно семантический анализ.
Описание. А. Блок, «Все тихо на светлом лице…»
[3]
Текст |
Ритм. схема |
Словоразделы |
Ударные гласные |
Рифмовка |
Синтаксис |
1. Все тихо на светлом лице. |
⏑́–́⏑⏑–́⏑⏑–́ |
М—Ж—Ж |
о—и—э—э |
а |
⎰ (1+1) |
2. И росистая полночь тиха. |
⏑⏑‒́⏑⏑‒́⏑⏑‒́ |
Д—Ж |
и—о—а |
б |
⎱ + |
3. С немым торжеством на лице |
⏑‒́⏑⏑‒́⏑⏑‒́ |
М—М |
ы—о—э |
а |
} 2 |
4. Открываю грани стиха. |
⏑⏑–́⏑–́⏑⏑–́ |
Ж—Ж |
а—а—а |
б |
5. Шепчу и звеню, как струна. |
⏑–́⏑⏑–́⏑⏑–́ |
М—М |
у—у—а |
а |
⎰(1+1) |
6. То — ночные цветы — не слова. |
⏑́⏑–́⏑⏑–́⏑⏑–́ |
М—Ж—М |
о—ы—ы—а |
б |
⎱+ |
7. Их росу убелила луна. |
⏑́⏑–́⏑⏑–́⏑⏑–́ |
М—М—Ж |
и—у—и—а |
а |
}2 |
8. У подножья Ее торжества. |
⏑⏑–́⏑⏑–́⏑⏑–́ |
Ж—М |
о—о—а |
б |
В соответствии с принятой в стиховедении типологией интонационных стиховых структур
[4] данный текст, бесспорно, должен быть отнесен к стихотворениям напевной (или мелодической) интонации. Позитивные признаки: а) четкое строфическое членение (два четверостишия аналогичной мужской перекрестной рифмовки: абаб); б) полное совпадение синтаксических и ритмических доминант (каждая строка представляет замкнутое — или относительно замкнутое — интонационно-ритмическое целое); в) полная аналогия в синтаксической структуре обеих строф: (1+1)+2. Негативные признаки: а) отсутствие enjambement; б) отсутствие перебоев ритма на синтаксическом уровне.
Обратимся к метру. Бросающиеся в глаза признаки: а) трехсложная основа (из 16 междуиктовых интервалов 15 равны двум слогам); б) композиционно неупорядоченная вариация анакруз (в пределах 1—2 слогов); в) единственный случай односложного междуиктового интервала локализуется в четвертом стихе, представляющем собою II ритмическую форму трехиктового дольника с анапестической анакрузой.
[5] Вывод: размер стихотворения — один из видов переходных метрических форм (в данном случае — переходная метрическая форма между классическим трехсложником с вариацией анакруз и трехиктовым дольником).
Описание и определение метра дают уже некоторые
предварительные основания для семантических интерпретаций. Именно: строка №4 оказывается курсивной по своей ритмической структуре, сигнализируя тем самым о своей смысловой выделенности. Проверка этого предположения анализом уровня словоразделов и системы ударных гласных делает это предположение почти бесспорным. По «игре» словоразделов четвертая строка отчетливо выделяется благодаря: а) единственной на весь контекст вариации Ж—Ж; б) контрасту с соседними стихами (третьим и пятым), дающими резко противоположное сочетание: М—М. По характеристике ударных гласных фонем — и того больше: а) опорная фонема «а» в первых трех стихах встречается лишь однажды, да и то в рифме (что способствует композиционно-ритмической соотнесенности второго и четвертого стихов в границах строфы — единства смыслового и ритмико-интонационного); б) четвертый стих дает уже
тройной ассонанс на «а», включая рифму; в) звуковая инерция рифмы на «а» во второй строфе устанавливается окончательно: «струна — слова — луна — торжества», что происходит, очевидно, под влиянием композиционно-переломного,
курсивного, характера все того же четвертого стиха.
В приведенном выше схематическом описании структуры данного текста отсутствует
грамматический уровень. Между тем он здесь «работает» очень активно. Ограничимся лишь одним его параметром —
глагольностью. Из 27 знаменательных слов текста глаголов оказывается четыре:
открываю,
шепчу,
звеню,
убелила. Из них — 3 последних находятся во второй строфе; первый («открываю»), локализуясь опять-таки в четвертом стихе, дает вновь начало «глагольной инерции» всего текста.
Таким образом, все ведет к четвертой строке. Подобное, столь ярко выраженное структурное единство метрической композиции всего текста едва ли можно признать случайным.
Собственно семантическое рассмотрение данного текста (на уровне «идейного» содержания) с привлечением некоторых
внетекстовых связей должно подтвердить или опровергнуть (или — скорректировать) сказанное выше.
Стихотворение Блока «Все тихо на светлом лице…» датируется 19 марта 1903 г., т. е. уже эпохой «Распутий». Характерно, однако, что оно впервые опубликовано Блоком в 1907 г. в альманахе «Белые ночи» (см. I, 682) и не было введено им впоследствии в основной текст I тома. По своему образно-семантическому строю «Все тихо на светлом лице…» явно тяготеет к лирическим произведениям Блока, так сказать, «умиротворенно-классического» периода «Стихов о Прекрасной Даме» (1901 г.) с их отчетливо воспринимаемой философско-мистической семантикой слов — символов двойного плана. Это, несомненно, облегчает его анализ: в нем совершенно нет той намеренной импрессионистской расплывчатости, которая столь присуща многим вещам цикла «Распутья» и стихотворениям II тома, связанным, в частности, с семантическим комплексом так называемого «мистицизма в повседневности».
По интонационной фактуре (напевный тип) данное стихотворение также сближается с подавляющим большинством вещей «Ante Lucem» и «Стихов о Прекрасной Даме». Интонационный тип большинства стихотворений 1903 г., напротив, тяготеет, скорее, к различным вариантам говорной интонации, что, очевидно, обусловлено общей дисгармоничностью смятенного внутреннего мира героя «Распутий», в целом представляющего явную антитезу гармонической цельности (пусть — доминантно!) «отрока» и «рыцаря» «Стихов о Прекрасной Даме».
Подобные внетекстовые связи подтверждаются и на уровне системы размеров Блока, взятых в диахроническом разрезе. По данным «Метрического справочника к произведениям А. Блока», составленного автором этих строк, значительная часть метрических экспериментов поэта в области неклассических размеров (дольники, тактовики) падает опять-таки на период «Распутий» — 1903 г. Именно: 33 произведения, 473 строки (29,7 и 16,0% — от общего числа оригинальных
монометрических произведений и строк Блока, написанных неклассическими размерами). С другой стороны,
пятилетний период (1898—1902 гг.) дает такие показатели по тем же типам стиха: 33 произведения, 536 строк (23,2 и 18,1 — от того же общего количества). Это — суммарно. Метрический же тип анализируемого стихотворения, вообще очень редкий у Блока, падает на более поздний период (1905—1914 гг.). В 1903 г. этот размер, напротив, встречается лишь однажды, коррелируя с двумя относительно близкими по переходному метрическому типу стихотворениями раннего этапа («Долго искал я во тьме лучезарного бога…», 1898 — I, 380 и «Старые письма», 1899 — I, 441). Причем — оба названных стихотворения, как и анализируемое нами, не включены Блоком в I том канонического трехтомника (они были опубликованы посмертно, лишь в 1926 г. — см. I, 649).
Думается, что отмеченные внетекстовые связи на уровне интонации и метра весьма убедительно подтверждают наше предположение о близости этого стихотворения Блока 1903 г. к вещам, созданным в течение предшествующего периода его творчества.
Теперь можно приступить непосредственно к семантическому анализу данного текста на высшем уровне — уровне композиционно-идейном.
Лирическая ситуация, возникающая в смысловом контексте стихотворения, варьирует нечто подобное, встречавшееся в таких вещах «Стихов о Прекрасной Даме», как «Тихо вечерние тени…» (I, 77), «Кто-то шепчет и смеется…» (I, 89) и др. Правда, в анализируемом стихотворении традиционная для Блока 1901 г. лирическая ситуация осложнена еще мотивом, связанным с поэтизацией акта творчества (впрочем, ср. также такие вещи предшествующего этапа, как «Я шел к блаженству. Путь блестел…» — I, 20; «Сама судьба мне завещала…» — I, 21).
В стихотворении «Все тихо на светлом лице…» отчетливо прослеживаются три «пространственных» семантических сферы, располагающиеся в вертикальной плоскости. 1)
Высшая — Ее сфера («Все тихо на светлом лице…»; «У подножья Ее торжества…» — первая и заключительная строки, реализующие кольцевую композицию, столь характерную опять-таки для лирики раннего Блока. Причем, здесь ощущение кольцевого принципа возникает на основе «чистой» семантики — никаких
формальных соответствий между первым и восьмым стихами внешне не обнаруживается
[6]). 2)
Промежуточная сфера — сфера природы (точнее — пейзажа, интерпретированного в мистико-философском плане: «И росистая полночь тиха…»; «То — ночные цветы — не слова. ‖ Их росу убелила луна…»). 3)
Низшая сфера — мир героя стихотворения, который соприкасается с идеальным миром Прекрасной Дамы (с миром
высшей сферы) благодаря своей сопричастности искусству, акту поэтического творчества, в то же время соотносясь и с
промежуточной сферой «
росистой (т. е., видимо,
белой, что очень значимо в системе поэтики Блока той эпохи)
полночи» («С немым торжеством на лице ‖ Открываю грани стиха…»; «Шепчу и звеню, как струна…»).
В этой «пространственной» иерархии семантических сфер своеобразным переломным моментом экспрессивной динамики поэтической идеи вновь оказывается четвертый стих, ибо
по направлению к нему усиливается напряженность экспрессии, а
по направлению от него к финалу (прозрение причастившегося акту творчества героя совершилось!) в развитии лирической ситуации ощущается своего рода «катарсис» — герой снова через природу, но уже в новом качестве (просветленный высоким искусством поэзии) соприкасается с миром «Ее торжества». Кольцо лирического сюжета замкнуто, но не по кругу, а по спирали. «Развязка» лирической ситуации такова: пафос Творчества и пафос Любви — Служения Идеалу оказываются слитыми воедино.
Столь же едиными и взаимно дополняющими друг друга оказываются семантический анализ низшего метрического уровня и высшего уровня поэтической структуры — уровня идей. Следовательно, поставленная в настоящей заметке задача решена более или менее удовлетворительно.
Примечания
1
См., например, из новейших работ:
Л. И. Тимофеев. «Анчар». В кн.: Русская классическая литература. Разборы и анализы. М., 1969, стр. 39—48;
А. Жовтис. Стихи нужны… Алма-Ата, 1968, стр. 116—127.
(обратно)
2
Ср. работу М. Гаспарова «Стиховедение нужно…» (Вопросы литературы, 1969, №4, стр. 205—206), где аналогично поставлен вопрос. См. еще:
Р. О. Якобсон. Разбор тобольских стихов Радищева. В кн.: Роль и значение литературы XVIII века в истории русской культуры. К 70‑летию со дня рождения члена-корреспондента АН СССР П. Н. Беркова. М.—Л., 1966, стр. 228—236.
(обратно)
3
Александр Блок, Собр. соч. в восьми томах, т. 1, М.—Л., 1960, стр. 528. В дальнейшем ссылки на это издание в основном тексте (первая цифра обозначает том, вторая стр.).
(обратно)
4
См.:
В. Е. Холшевников. Основы стиховедения. Изд. ЛГУ, 1962, гл. «Интонация».
(обратно)
5
См.:
М. Л. Гаспаров. Русский трехударный дольник XX в. В кн.: Теория стиха. Л., 1968, стр. 67 след.
(обратно)
6
Видимо, здесь мы сталкиваемся с таким прецедентом, когда «автор намеренно нарушает единство формы и содержания, чтобы лучше выделить содержание» (
Д. С. Лихачев. Принципы историзма в изучении единства содержания и формы литературного произведения. В кн.: Вопросы методологии литературоведения. М.—Л., 1966, стр. 144).
(обратно)
Оглавление
*** Примечания ***
Последние комментарии
21 часов 53 минут назад
22 часов 28 минут назад
23 часов 21 минут назад
23 часов 26 минут назад
23 часов 38 минут назад
23 часов 51 минут назад