Приключения Ариэля, Рыцаря Двух Миров [Сергей Юрьевич Катканов] (fb2) читать постранично, страница - 3

ковёр с деревом Сифа. Её ресницы были опущены, судя по всему, она молилась. Ариэль только сейчас заметил, какая стройная и хрупкая у неё фигура. На ней было удивительное сиреневое платье очень простого, но элегантного и благородного фасона. Увидев её в этом платье, Ариэль уже не сомневался, что его ожерелье ей понравится, потому что он смог её понять и не ошибся в том, что её душе суждено слиться с его душой. Они были созданы друг для друга, и она, конечно, должна была понимать это так же хорошо, как и он.

— В прошлый раз я так и не спросил, как вас зовут, — смущённо спросил рыцарь.

— Иоланда, — тихо, без улыбки ответила девушка.

— А меня — Ариэль.

— Я так и знала, — Иоланда смотрела на него по-прежнему не улыбаясь, словно переживая глубокое потрясение. — Значит мне удалось вас понять?

— Вам это удалось, ещё когда вы вышивали дерево Сифа. Ещё не зная меня, вы делали эту работу для меня. А я хочу подарить вам эту безделицу, — Ариэль протянул Иоланде ожерелье.

Иоланда взяла сапфиры и смотрела на них так, будто держит в ладонях весь мир, всё, что было вне этой работы, перестало для неё существовать. Ариэлю казалось, что под её взглядом камушки начинают переливаться как-то совершенно по-особому, что только теперь сапфиры ожили и начали говорить, её губы тронула чуть заметная улыбка, она посмотрела на него, словно возвращая ему свет сапфиров.

С этого момента слова уже не были нужны. Ариэль с облегчением выдохнул:

— Мне 29 лет. Через год я достигну брачного возраста, и мы поженимся.

— И мы поженимся, — чуть слышно повторила Иоланда, опустив ресницы.

Глава II, в которой канцлер говорит магистру непонятное

В большом зале дворца, стены которого были отделаны эбеновым деревом и слоновой костью, сидели за массивным дубовым столом два крепких седобородых старика. Один из них, одетый в тёмно-серый хитон свободного покроя, был явно хозяином этого дворца и хозяином положения. Это был канцлер царства пресвитера Иоанна. Второй — в белоснежном плаще, надетом на такую же белоснежную тунику, безусловно, стоял в иерархии ниже канцлера, это было заметно даже по тому, что он сидел в тяжёлом кожаном кресле не настолько вольно, и всё-таки он держал себя с подчёркнутым достоинством, которое не столько отражало характер этой встречи, сколько его внутреннюю суть, во всех ситуациях неизменную. Это был магистр Ордена рыцарей пресвитера Иоанна.

На лице канцлера отражалась некоторая озабоченность. Тому, кто никогда не был в царстве пресвитера, трудно понять, насколько удивительным было здесь такое выражение лица. В царстве можно было прожить бесконечно долгую жизнь, ни разу не увидев озабоченности ни на одном лице. Магистру это уже не грозило, он видел, что канцлер, хоть и продолжал оставаться, как всегда спокойным и уравновешенным, но в его сознании пульсирует вопрос, ответ на который предельно важен, но пока ему не известен. Магистр это видел, но не мог поверить тому, что видит. В царстве давно уже не было вопросов без ответов, во всяком случае таких, от которых зависело хоть что-нибудь важное, и вот теперь такой вопрос возник. Впрочем, магистр, вполне это осознавая, нисколько не утратил своей внутренней безмятежности, да и не мог её устранить, во всяком случае, он был в этом уверен.

— Ты прочитал послание императора Мануила? — спросил, наконец, канцлер.

— Ах вы об этом… Прочитал. Безудержный полёт фантазии, выдумка от начала и до конца.

— Ты хочешь сказать, что послание лживо?

— Ну не так грубо. Это именно фантазия. Своего рода поэма.

— А ты знаешь, как к нам попала эта «поэма»? Её нашли в пограничных горах на теле мёртвого рыцаря. Рыцарь этот был не наш — из внешних. И вот он в одиночку пустился в путь через горы, преодолеть которые без карты не дано ни одному человеку, а карты у него не было, да и не могло быть. Он шёл через заснеженные перевалы, где нет ничего живого. Он пробирался узкими скользкими тропками вдоль бездонных пропастей. Он забирался на почти отвесные скалы, когда их было не обойти. Даже представить себе не могу, как он это делал, ведь при нём не было никакого специального снаряжения. И ни крошки еды при нём не обнаружили. Судя по тому, насколько истощённым было его тело, он уже давно ничего не ел. И всё-таки он продолжал идти вперёд. Ему удалось преодолеть две трети пути. Если бы я не знал об этом, и меня спросили бы, может ли такое быть, я назвал бы дюжину причин, по которым это принципиально невозможно. А он это сделал, претерпев такие страдания, каких не выпало на долю всех подданных пресвитера вместе взятых за последнюю пару веков. И ведь он выполнил задачу, дойдя до тех пределов, до которых иногда достигают патрули наших пограничных рыцарей. Он умер от крайнего истощения. Наши нашли его лежащим на спине, правую руку он прижимал к груди, где под одеждой хранилось послание. А знаешь, что самое удивительное? Это послание было написано на пергаменте обычными чернилами, которые