Собака [Константин Михайлович Станюкович] (fb2) читать постранично, страница - 3

непьющих.

— Относительно какого, примерно сказать, обстоятельства? — задал вопрос баталер, любивший в качестве бывшего писаря выражаться, как он говорил, “по-благородному”.

— Да вот шельма Никишка брешет, что Трофимова обязательно поймают… для этого и Собака на берег уехал — ловить!

— Ни в жисть. Это одно “благоухание”! — авторитетно произнес баталер.

Он любил это слово и употреблял его в разных, им же придуманных смыслах, когда хотел выразить что-нибудь невозможное или не стоящее внимания.

И нередко, когда кто-нибудь просил Петровича разрешить вторую чарку, он отвечал:

— Проваливай! Это одно благоухание!

— Так не поймают, Петрович? — обрадованно спросил Лещиков.

— Никто и ловить не станет, хоть десять концырев проси у всех губернаторов…

— Ну? — недоверчиво протянул Никишка.

— То-то “ну”. А ты не нукай, беспардонная Никишка, коли тебе объясняют, чего ты понять не в силе своего рассудка… Тоже о себе много полагаешь!..

— Диковинно что-то, по моему рассудку, Иван Петрович! — заискивающе промолвил Никишка.

— Нет ничего диковинного для образованного человека! Обмозгуй, ежели в малом понятии, Никишка! Ничего концырь не поделает, как ни постарайся для твоей Собаки! Он скажет здешнему начальству: “Пожалуйте мне беглого российского матроса первой статьи Федора Трофимова, сделайте такое одолжение, господа сенаторы!” А сенаторы ему в ответ: “По какой такой причине? Чем виноват мистер Троф?” Это американцы, наверно, так уж обозвали по-своему Трофимова, чтоб не копаться! — вставил баталер и продолжал за сенаторов: — “Убил ли Троф, или украл? Ежели, мол, дадите доказательство, мы будем ловить Трофа и судить по своим закон-положениям. А ежели доказательства нет, то какие мы имеем права ловить и судить человека?.. У нас вольная сторона… Живи кто хочет”.

На лицах матросов светились удовлетворенные улыбки.

Матросик радостно промолвил:

— Небось Петрович зря не скажет. Он все знает!

— Ну что, вестовщина, слышал? — насмешливо спросил Лещиков.

— Уши-то есть… Только и Собаку слышал… Он в уверенности поехал на берег! — заметил Никишка.

— Сдурел от бешенства и в уверенности. Вроде быдто под хвост перцу Собаке подсыпали… А как вернется, небось поймет образование! — категорически промолвил баталер.

И прибавил:

— Вот новый адмирал приедет из России, так Собаку утихомирит… Нынче другие пойдут права… Адмирал не любит, чтобы безо всякого образования тиранили матроса…

Матросы жадно слушали баталера.

— Скоро ли приедет?.. — раздались многие голоса.

— Слышно, скоро! — отвечал баталер.

И кто-то спросил:

— Пожалуй, адмирал ослобонит нас от Собаки? Как ты полагаешь, Петрович?

— Адмирал с большим рассудком. Нижнего чина не считает вроде арестанта. Небось не станет держать на эскадре такую Собаку! Обязательно отрешит и отправит в Россию! — уверенно проговорил баталер.

Все, по-видимому, были в большой радости от адмиральского рассудка. Только Лещиков, казалось, не удовлетворился им.

— Ежели адмирал с большим рассудком, то по-настоящему следовало бы Собаку скрозь строй! — сказал Лещиков.

Это замечание вызвало веселый сочувственный смех.

— Как полагаешь, Петрович? Не вышло такого закон-положения? — прибавил Лещиков.

— То-то не вышло! — засмеялся баталер.

— Довольно-таки жалко, что не вышло! А в здешней стороне есть такой закон-положение?

— Скрозь строя нет…

— И у мериканцев, значит, нет строгости для начальства? — допрашивал Лещиков.

— Очень даже строго… Ежели ты здесь хоть начальник да начхал на закон, не похвалят… Отдадут под суд и в тюрьму… А то и повесят!.. Одно благоухание! — прибавил Петрович, придавая любимому своему слову положительный смысл.

— Это правильно… Ловко с “собаками”! Небось не смеют, идолы!.. А наши-то, которые шкуры снимают, ничего не боятся! — проговорил Лещиков.

— Вот новые права дадут — побоятся… Скоро шабаш порке! — сказал баталер. — Приедет адмирал, выйдет объявка! А уж Собаку беспременно уберут.

— Еще когда уберут, а он задаст сегодня благоухание! — не без злорадства бросил Никишка.

С этими словами он захихикал и вышел из круга курильщиков.

IV

Капитанский вельбот пристал к берегу во втором часу.

Вахтенный мичман Загорский встретил капитана у входа на палубу в официально-почтительной позе, приложив руку к козырьку белой фуражки, и юное жизнерадостное лицо мичмана слегка улыбалось.

Капитан остановил на нем тяжелый холодный взгляд и в то же мгновение почувствовал злобу к мичману именно за то, что он улыбался. Капитану казалось, что мичман радуется оттого, что капитан “оскандалился”, потерпев полную неудачу на берегу.

И он резко кинул:

— Брам-штаг не вытянут. Полюбуйтесь!

Загорский тогда догадался, откуда “разнос”, и взглянул на озлобленное худое лицо капитана.

“Опрохвостился, опрохвостился, опрохвостился!” — говорили, казалось, веселые, улыбающиеся глаза мичмана.

Лицо капитана позеленело.

Он