— Это он сам?
Показываю на потолок.
— Сам. Краски я составляла…
Андрей работал маляром на стройке. Это я знал. Но чтобы сделать такие белые бутоны в углах… нужен или талант, или любовь.
Хозяйка тоже чем-то напоминает бутон. Полная, беленькая. Зубы крупные, белые. Белая вязаная кофта с пуговицами-шишечками. Глазки только темные, ореховые. В них добрая лукавинка и абсолютная уверенность в себе, в Андрее, во всем, что вокруг. Такое лицо трудло представить плачущим. С таким лицом бывают медсестры. Она и была медсестрой в городской больнице.
— Вечером пойдете с Андрейкой в баню.
Вносит тарелку с крупно нарезанным омулем. Омуль копченый.
Рот заполнился слюной.
— Женечка, я сегодня, — глотаю слюни, — утром мылся. Там есть душ.
— А у нас — пар и венички…
Не отвести глаз от омуля. Ну, никак…
— Венички — это прекрасно, — лепечу я бессмысленно и, воспользовавшись тем, что она опять в кухне, прикасаюсь к рыбе, нюхаю палец и даже лизнул его один раз.
Спасительный стук в дверь.
— Вить!
— Андрюшка!
И нет больше слов.
— Как телята! — хохочет Женечка и расталкивает нас локтями. Руки у нее заняты чугуном, а в чугуне картошка, одетая в самый что ни есть парадный мундир.
Душа и тело с трудом выдерживали обрушивающиеся на них наслаждения. Наконец тело не выдержало и рухнуло. Это произошло на самой верхотуре, в парной. Андрей на плечах вынес меня и усадил под «летний дождь».
Очнувшись, вижу подмигивающий глаз Андрея.
— Как сибирская банька?
— П-прекрасно, — и снова теряю сознание.
Окончательно открыл глаза в раздевалке. Андрей смеется и шлепает ладонями по моим щекам.
— От счастья не умирают, дурак!
Рассказывать о счастье, о жизни счастливого человека невозможно. Слова бессильны.
Это состояние души можно, и то лишь отчасти, выразить песней, танцем, музыкой, криком, наконец!.. И глазами.
И молчанием.
Это мое мнение. Я его не навязываю вам. Я хочу только, чтобы вы, читатель, поняли, почему здесь, на этом месте, я обрываю заведенное на самого себя досье.
Ленинград, 1970
ПРИЛОЖЕНИЕ К ДОСЬЕ
(Справки)
1957 год — Ангарск. Работаю на кирпичном заводе в горячем цехе (большая зарплата).
Во Дворце культуры ставлю веселую детскую сказку (сам написал).
1958 год — Возвращаюсь в Ленинград. Тети Клавы уже не застал (даже не знаю, где ее могила).
Ставлю пьесы в народных театрах. Пишу для телевидения сатирические миниатюры.
1962 год — «Ленфильм». Режиссер Михаил Ершов, выслушав мою биографию, волочет к директору киностудии Киселеву. Через десять минут я зачислен в штат ассистентом режиссера.
1966 год — Москва. Высшие режиссерские курсы. Шеф — Леонид Захарович Трауберг.
1968 год — Работаю вторым режиссером у Глеба Панфилова (фильмы: «В огне брода нет» и «Начало»).
1970 год — Женитьба. Рождение Сашеньки. (Сейчас он в Военно-морском училище.)
Тамара. Давно замужем. Муж — офицер. Две дочери. Полковник Брагин умер.
Ленька (Леонид Павлович), который разбил на свадьбе хрустальный бокал моей тещи, — режиссер. Поставил несколько детских фильмов. Виделись ежедневно. Умер этой весной…
Людмилу не встречал. По слухам — живет в Ленинграде. Родители умерли давно.
Галку (притон «Мечта») нашел с трудом. Там все плохо, очень плохо. После моего тогда исчезновения сделала аборт.
Горбунов (единственный воздержавшийся при голосовании на бюро Школы) умер недавно. В последние годы — комментатор Центрального телевидения. Настоящая фамилия — Летунов. Юрий.
Шурика Фомина встретил случайно в Москве. Работает в уголовном розыске. Двое сыновей. Все в порядке. Только лысый совсем.
И ПОСЛЕДНЕЕ
О любви…
Это отдельная огромная тема. Это пока не дописанный мною роман…
1
Тогда, в 1948 году, — станция Китой («КитойЛАГ»).
(обратно)
Последние комментарии
10 часов 26 минут назад
14 часов 33 минут назад
14 часов 51 минут назад
15 часов 11 минут назад
17 часов 53 минут назад
1 день 1 час назад