Шанелька и Крис [Елена Блонди] (fb2) читать постранично, страница - 72

разглядывая Диму. Как совсем чужого, вдруг поняла, с холодком в желудке. И испугалась ощущения.

— Я попросил. Чтоб никого к нам не подсаживали. Видишь, поезд наполовину пустой. Ну двое суток, не то, что раньше, сейчас больше самолетом летают. Несколько часов и уже Крым. Если считать с дорогой от самого дома. Если.

Он замолчал. Шанелька подумала и кивнула.

— Ну что ты молчишь? Я бы тебе рассказал, еще тогда. Если бы ты не устроила сцену.

— Я виновата, значит? — изумилась Шанелька, складывая руки на коленях и откидываясь на спинку дивана.

— Нет. И я не виноват. Блин, да не смотри на меня, как Ленин на буржуазию! Ты будешь слушать или нет?

— А я не слушаю, что ли?

— Ты без интереса слушаешь. Как будто тебе все равно. Нелечка, солнце мое родное, я же тебя люблю. Раньше, чем ты, между прочим. Еще когда на трассе там хвостом крутила, в шортах своих.

— Я? Крутила? — праведно возмутилась Шанелька.

Поезд мерно постукивал, везя их дальше и дальше.

— Почему ты слышишь не главное, а? Почему цепляешься ко всякой ерунде? Я за эту неделю устал, как пес. Из-за твоей возлюбленной Крис. И зря ты пацана этого кинулась целовать. Если я вздумал бы ревновать тебя, то уж не к нему. А к подружке.

Шанелька открыла рот, собираясь снова возмутиться. И закрыла его. На бледном лице Димы резко выступали высокие скулы, под глазами легли темные тени. Конечно, это сумрачный свет делает его таким, но все равно видно — устал. А еще он сказал, что любит. И ревновать оказалось не к кому. Главное? Дима сказал свое главное. А она сама? Ведь думала об этом и перебирала номера телефона, пытаясь вспомнить. Именно, чтоб сказать главное.

— Я тебя люблю, — сказала. И замолчала снова, чтоб не жалеть о том, что просилось сказаться дальше. Я тебя люблю, а ты, вот какой ты, я из-за тебя, а ты подумал ли. И далее, далее.

— Можно я к тебе сяду? — Дима пересел, обнял ее рукой за напряженные плечи. И вздохнув, повалился головой на Шанелькины колени, тыкаясь носом в джинсу. Дергая ногами, скинул кроссовки и поджав ноги в носках, устроил их на диване.

Это было так, как там, под высокой крышей вокзала, когда совершенно правильно выпевали свои партии музыкальные инструменты, переплетаясь и создавая гармонию. Не хватало одной крошечной, чистой и важной ноты.

Шанелька вздохнула и положила ладонь на волосы Димы, чувствуя, как уходит ее внезапный испуг. Такие знакомые, чуть жесткие, с колючими кончиками. Родные совсем.

— Как хорошо… — он еще бормотал что-то, и она различала через мерный стук поезда их смешные нежности, которые не нужно знать никому, потому что это только их слова и словечки, для двоих, оказывается, они успели создать целый словарь, тайный, смешной.

— Что?

— Партия стеклянного треугольника, — повторила Шанелька, наклоняясь к Диминому лицу, — вот…

Через полчаса они с трудом оторвались друг от друга, смеясь, поправляли одежду и приглаживали волосы. А потом пили кофе, сидя на свежих простынях, Шанелька у самого окна, Дима, опираясь на подушку, положенную в другой стороне постели. На столике мелко тряслась початая бутылка с газировкой, точками в ней засвечивались пузырьки и гасли, когда наружный свет уплывал в близкое прошлое. Шанелька отхлебывала сладкий кофе, ставила чашку на расстеленную бумажную скатерку, бралась рукой за щиколотку Димы, пробегая по ней пальцами. И улыбалась своим касаниям. Повторяла про себя снова и снова: партия стеклянного треугольника.

— Мы с ней не так чтоб случайно познакомились. У нас друзья общие, ну приятели. Не близкие, так что вроде компания одна, а то, что где-то там и Наталья маячит, я не знал. Олька вообще со всеми дружила, компанейская такая деваха, чебурашка-очаровашка. Еще школьница была. Блин, как подумаю сейчас, по краю ходил, так прям мороз по спине. Потом надоело ей с молодняком хороводиться. Стала мне глазки строить. А мне смешно. Ну куда, совсем же еще пионерка. А у них в таком возрасте азарт, я по своей Эльке знаю, лет с пятнадцати бывает загон, кажется, если сиськи выросли, то им отказа быть не должно. Так что я ее отшивал вежливо, а послать как-то не мог. Жалко было все время. Вроде и нахалка, но не дурочка. Ну и еще почему-то. Реально как-то чувствовал себя ее старшим братом. И еще… Мне с ней правда, хорошо было. Голос крови, что ли. Боялся за нее, думаю, влезет куда, обидят, всю жизнь будет раны зализывать. Пожалеет, а поздно уже. Так что, когда мы с тобой познакомились, с ней уже пару лет дружили крепко, все знали, Дима с Олей друзья-приятели-партнеры. Ей оно гордо, она мной козыряла. Ну, а мне… Мне лестно. Уж такие мы, мужики. И не было ничего, и быть не могло, я не позволил бы, но все равно — гордился, как дурак. Если вместе куда ехали, к примеру. На пляж там. Нелечка, извини. Мне важно, чтоб ты понимала.

— Дурак, — согласилась Шанелька, — не понимаешь ты другого. Она тебя все равно раскрутила бы. Выждала бы время и… А ты потом волосы рвал и причитал, не виноватая я, он сам. В смысле, сама.

— Откуда знаешь? Сама такая была,