Дом на Северной [Владимир Никонорович Мирнев] (fb2) читать постранично, страница - 130

улицы. Заборы, за которыми люди устроили себе жизнь.

Мирошин остановился, у него мельтешило от заборов в глазах, какое-то время казалось, что заборы шевелятся…

Но когда выбрел в переулок, где поджидал раньше Зину, сразу узнал и эту Северную улицу и дом.

Как только Сергей подошел к двери, она отворилась, и на пороге появился, будто поджидая его, мужчина, ее муж. Сергей посмотрел на мужчину и сразу же увидел гранитное надгробие, подле которого на корточках сидел маленький морщинистый старичок и выкрашивал большую букву З в золотистый цвет.

Мужчина часто-часто моргал, его заросшее лицо, нерасчесанная борода, бакенбарды, длинные, до плеч, волосы как-то жалобно, будто они тоже были в растерянности, смотрели на Мирошина; маленькие глаза его слезились, и он, видимо, из-за слез не мог хорошо рассмотреть Сергея.

Мирошин торопливо закурил, глубоко затянулся и вдруг понял, что не может вот так стоять, смотреть на ее мужа, его растерянное лицо, жалобные слезящиеся глаза, грязную сорочку, что ему необходимо на что-то решиться.

Он потоптался на месте, сел на тут же стоящий табурет, посидел с минуту и встал.

В небольшом дворе стояли в штабелях черные от старости доски, вдоль забора тянулась низкая поленница. И кругом стояли банки, заляпанные зеленой краской, — на поленьях дров, земле, на груде кирпича, сваленной возле забора, подле дома. Там и сям, по обыкновению неряшливых домов, валялись разбитые стулья, столы, старые побитые кастрюли, щепки… Сергей все глядел и глядел, и чего-то искал, и не мог найти, хотя и не сумел бы ответить, что именно искал. Ага, вон тот тазик, из которого Зина тогда плеснула воду…

Разбросанные вещи продолжали лежать там, где их оставили, напоминая о горе. Мужчина следил за взглядом Сергея, и у него, уставшего за время болезни жены, лежащие где попало вещи ничего не вызывали, кроме болезненного отупения.

Сергей молча протянул пачку с сигаретами, мужчина отказался. «Как же это случилось? — подумал Мирошин, чувствуя, как на него накатилась горячая волна, застилая глаза. — Как же?»

— Как? — тихо спросил он.

— …Да крышу красила… Хотели уехать в другой город… Хотели дом продать… Красили… У меня радикулит, вот и вызвалась она… Залезла она… К нам в это время дядя Иван топал с чемоданом, а она возле конька стояла… «Ой, кричит, это к нам, это Сережа. Сережа-а!» Заторопилась с крыши… встречать хотела… И вот помутилось в глазах… Прямо, бедненькая, скатилась на землю… Мучилась долго… два месяца. Одно время лучше было… — Мужчина жалобно заморгал, посмотрел на Мирошина, отвел взгляд вбок и, подчиняясь какому-то властному чувству, нахлынувшему на него, торопливо полез в карман за платком. — Вас поминала… под конец…

Мирошин, затягиваясь, с сочувствием всматривался в мужчину, мысленно благодаря его за деликатность, за то, что не спросил, кто он такой, Сергей, и что здесь нужно ему, человеку, которого Зина вспоминала в самый последний момент своей жизни, когда умирающий вспоминает обычно самое дорогое, близкое… Сергей был уверен: мужчина обо всем давно догадался. Он прекрасно его понимал, этот чужой человек, и проникся сразу к нему нежной симпатией, к тихому, доброму, любящему ее, Зину, мужчине. Мирошину стало стыдно за себя. Вот стоит перед ее мужем, думает, глядит на него, ожидая и не желая каких-то откровений, он, в сущности виноватый буквально во всем, в том, что не сложилась ни ее жизнь, ни его, он, допустивший из-за своего эгоизма какую-то мелочь, испортившую и их жизнь, и вот этого человека, и всех…

И в то же время в нем подспудно копилась неприязнь к этому тихому, беспомощному человеку, с которым Зина столько жила и которого не хотела бросить, жалела, и из-за этой же, видать, беспомощности, как ему казалось уже через минуту, когда, сощурившись, неотрывно глядел на его заросшее лицо, судорожно пытаясь что-то на нем разглядеть, так много знавшем о ней, — из-за этой вот противной беспомощности и погибла. Сам не мог покрасить, пожалела его… Пожалела его… Его пожалела, а сама умерла. И он все еще смотрел на этого человека и уже ненавидел его, понимая, однако, свою несправедливость, считая, что в своей неприязни зашел слишком далеко. Ведь и он страдает не меньше, этот мужчина, и он не виноват, что любил ее.

— Да, я не прав, — про себя, шепотом ответил своим мыслям Сергей, жадно затянулся и, не сказав больше ни слова, зашагал прочь.

— Постойте! — крикнул мужчина слезливым голосом, но Сергей не расслышал. Остановился Мирошин на берегу Иртыша, остановился и долго там стоял, глядя на розовую воду, розовый мост и воздух, и на большое красное солнце, невысоко повисшее над рекой, которое завтра поднимется на небо и покатится по нему, роняя по обыкновению своему, свет на землю, реку и город.

1973