Язык блатных. Язык мафиози. Энциклопедический синонимический словарь. [Олег Борисович Хоменко] (fb2) читать постранично, страница - 2

жухарись. Брызни лупатками. Ерик — черт из чистой воды.

— Тогда — по-рыхлому, — осклабился второй.

— На водопадне и подрузделим, — сыто рыгнул первый.

Не доезжая двух остановок до станции «Спартак», девчушка-одуванчик стала пробираться к выходу. Двое, не торопясь, но властно, перед ними расступались, потянулись за ней. Я, нарочито прихрамывая, — за ними.

Электричка взвизгнула и укатила. Девчушка засеменила к лесу.

Двое, в обхват, метнулись за ней. На меня и не оглянулись — «кандыба ерик»…

Истошный девичий крик осколком резанул по сердцу. Я знал, что они не успеют. Знал, что успею я.

Оружие, к счастью для тех двоих, не понадобилось. После Ленинградской блокады я топал до Берлина в морской пехоте. Всякое случалось. Бывало и пожестче.

Я взял их, с финками, голыми руками. Кстати, оба были рецидивистами, числились в розыске.

А договаривались они, в переводе с блатного арго, вот о чем:

— Так что, дружище, изнасилуем? — первый.

— Хорошо бы изнасиловать. Наблаженствуемся по уши, — второй.

— Договорились, друг, — первый.

— Смышленый ты парень, да деревенский. Рядом — близкий человек, — второй.

— Не бойся. Посмотри. Старик — безвредный, — первый.

— Тогда по-быстрому, — второй.

— На станции и поработаем усердно, — первый.

…Такая вот недолга. На меня негодяи и не оглянулись.

На их «фене» я — хромой старик. Ну, а если б не я? Если б не владение этой самой «феней»? Изломали бы жизнь человеческую. И, кстати, доселе ломают. Нередко с использованием все той же «фени», именуемой еще «блатной музыкой».

Так что, может, заткнем уши и закроем глаза? Уподобимся страусам? Ах-ах, какой пассаж… Какая ужасная фразеология… Как можно пропагандировать подобный ужас?..

Нет! Чтобы бороться с врагом, надо его знать, знать все о его оружии и как им пользоваться на всех направлениях: от обороны до наступления по всему фронту.

В этой связи памятен мне весьма показательный случай.

Послала меня как-то супруга на базар купить картофеля, овощей, зелени. Экипирован соответственно — спортивный костюм, штормовка, авоська. Хожу по рядам, приглядываюсь, прицениваюсь, перебрасываюсь словом-другим с крестьянками. По ходу примечаю худенького, сухонького старичка с аккуратно подстриженными усиками и бородкой клинышком.

Решил понаблюдать за ним. Около плодов-экзотов (ананасы, киви) старичок задерживается. Глазеет, обескураженно потирает плешь. Цены «кусаются». Рядом — кучка зевак. Девушка в адидасовских, скорее всего «самопальных», кроссовках, с такой же хозяйственной сумкой, несколько женщин неопределенного возраста, базарные завсегдатайки, двое парней с заурядными лицами. Один — стриженный под «ёжик», другой — в меру патлатый. О чем-то беседуют. Смотрю, мой старичок навострил ухо. Я тоже прислушался:

— Грубáя лоханьша, боковичок, а? — «ёжик».

— Подшмонаем? — патлатый.

— Андрот, босна. Портик в наколе, — «ёжик».

— Только мас в таких мансах — тина. Маравихер мас, — патлатый. — Марку гоняю.

— Сухари. Замастырим, — подмигивает «ёжик».

— Запрессовано, асс-бобёр.

Миг — и между указательным и безымянным пальцем «ёжика» сверкнула желтая полоска.

Заточенный пятак, — отмечаю про себя, напрягаюсь и жду. Воров высшей квалификации, о чем свидетельствует почтительное обращение к «ёжику» асс-бобёр, надобно, брать с поличным.

Но я не успеваю. Упущенный мною из виду старичок опережает:

— Ломай копыта, шлапак, — спокойно, тихо, вроде ни к кому не обращаясь, говорит он, однако правая рука его ныряет подмышку потертого пиджачка. — Запорол бочину, долдон, — продолжает старичок. — Или тебе, про всяк случай, душничок разобрать?

«Ежик» ориентируется мгновенно:

— Упоролись! Канаем!

И парни, словно потревоженные окунем плотвички, разбежались в разные стороны.

Старичок улыбнулся женщинам-завсегдатайкам, кивнул девушке с «самопальной» сумкой, которая так и не поняла, что эту самую сумку вот-вот мог вспороть «ёжик», и стал уходить. Я догнал его. Познакомился. Он оказался пенсионером, юристом, в прошлом следователь в Питере. Он был безоружным. «Ныряние» руки подмышку — профессиональный жест, предполагающий наличие ствола. Все остальное — отменное знание воровского жаргона и психологический расчет.

У преступников любого калибра, уж поверьте мне на слово, нервы — всегда до предела натянутые струны. Чуть зацепи — обрыв. Так оно, собственно, и вышло.

Беседовали же участники вышеописанной сценки вот о чем:

— Подходящая девушка, соучастничек, а?

— Подцепим?

— Дурак ты. Сумочка на примете.

— Только я в таких делах — темный. Вор-карманник я. Промышляю в общественном транспорте.

— Не беда. Сделаем.

— Договорились (почтительное обращение).

И — «выход» старичка:

— Убирайся прочь, дурашка. Ошибся, глупарь. Или грудь пули просит?

Кульминация.

И — развязка: