Схватка в западне [Николай Тимофеевич Великанов] (fb2) читать постранично, страница - 2

время он редко к ней наведывался. И то, как правило, перед уходом на очередное задание. Сейчас по чрезмерно сбитой на затылок фуражке и по суженным щелкам глаз мужа она поняла безошибочно: опять куда-то собрался.

— Надолго? — вздрогнули в робком вопросе ее обветренные губы.

— Что ты, глупенькая, так с лица сменилась? — заговорил Тимофей ласково, успокоительно. — Да никуда я далеко от тебя не уеду. Мы мигом в Серебровскую и — назад.

— Боязно мне, когда ты отлучаешься. Чего-то нехорошее предчувствую.

Любушка ждала ребенка, была уже на седьмом месяце. Носила она незаметно, и только в последние дни ее стали выдавать появившаяся на лице очевидная бледность и довольно быстро добреющая фигура. Характером она не менялась, раздражительности, как это нередко бывает у беременных женщин, у нее не появилось, но по мере приближения родов ее стало беспокоить усиливающееся необъяснимое волнение за Тимофея.

При встречах с Любушкой Тимофей старался быть предупредительным, мягким, нежным. В нем жило, росло, с каждым днем становилось необыкновенно светлым и возвышенным чувство отцовства. От сознания, что его восемнадцатилетняя жена скоро будет матерью, что у них появится сын (они оба верили, родится казак), он ощутил вдруг, как пробуждается в нем какой-то новый взгляд на нынешнюю жизнь. Тимофей теперь воспринимал все происходящее вокруг с позиции будущего. Как оно сложится для него, для его семьи, для семей его товарищей? Совсем недавно думалось, что с тревогами, боями и кровью покончено. После победного штурма Красной гвардией Тавын-Тологоя семеновцы, казалось, навсегда ушли в Маньчжурию. Но вот снова каша заваривается. С запада белочехи идут, взяли Верхнеудинск, на подходе к Чите уже. И Семенов опять перешел границу, захватил пол-области. Десятки станций, сел и станиц объявлены им «свободными от Советов».

В последние дни Тимофей все чаще подумывал о том, чтобы оставить Любушку в каком-нибудь тихом поселке у добрых людей. Спокойно бы там доносила и разродилась благополучно. Однажды он высказал ей свою мысль. Так где там! И слушать не захотела: «Пусть на подводе рожу, но чтоб с тобой рядышком».

Расставаясь с женой, Тимофей, как никогда раньше, почувствовал в этот раз особенно обостренно подкатившееся к сердцу волнение.

— Ну ты, Любушка, это… не переживай тут. — С неумелой нежностью гладил он ее большой грубой рукой по русой голове, как маленькую девочку. — Я для тебя медом или пряником с изюмом, может, разживусь в Серебровской…

— Ничего не выдумывай. — Любушка прильнула к запыленному, отдающему дымом и потом Тимофееву френчу. — Целым бы вернулся.

— Вернется целым, — подошла Настя-сестрица — так ласково называли бойцы сестру милосердия черноглазую гуранку Анастасию Церенову за мягкость нрава, душевную доброту к красногвардейцам.

Она легонько отстранила от Тимофея дрожащие руки Любушки, сказала мягко:

— Посмотри, каков сокол твой муж-красавец! Как такой не вернется? Такой не может не вернуться к своей голубке.

О Цереновой мало что знали в полку. Говорили, привел ее по весне с собой казак-фронтовик. Муж или возлюбленный — никому не объяснялся. В первом бою с семеновцами погиб геройской смертью. На похоронах сильно убивалась по нему Анастасия. Думали, не сможет после этого дальше санитарничать в полку. Но отошла, пережила утрату, осталась, как прежде, ухаживать за ранеными.

Любушка, когда пришла в санвзвод, как-то легко и быстро сошлась с Анастасией. Церенова была старше ее почти лет на десять, тем не менее этой разницы в возрасте между ними не чувствовалось. Они крепко сдружились.

Простившись с Любушкой, Тулагин наскоро поднял сотню, довел до бойцов задание и с обеда — вперед шагом — марш. У Серебровской сотня появилась с сумерками. Тимофей послал в станицу своего друга и однополчанина по германскому фронту командира первого взвода Софрона Субботова с тремя бойцами разведать обстановку. Разведчики вернулись с бородатым стариком, который вызвался скрытно провести красногвардейцев мимо Серебровской и указать дорогу до станции.

— Гарнизон в станице есть. Дык какой, однако, гарнизон? Полторы калеки, — басил на расспросы Тулагина бородатый старик. — За атамана тута нашенский, урядник Шапкин. Ну и дружина. А закордонные из особого маньчжурского отряда, так энти только наездом заезжают. Вчерась были… Придут, понахватают, как разбойники, у народа всячины всякой и уметутся. Кто супротив — шомполами, а то и порубают до смерти…

Бородач согласился помочь красным орлам, как он выразился, потому, что вполне сочувствующий. И сын у него в войске Лазо поклал голову за новую власть, про что бумага казенная по законной форме имеется. Старик крепко был зол на белых. Он пожаловался, что двумя днями раньше атаман Шапкин натравил на него одного из семеновских офицеров. Урядник распинался перед ним: мол, Илья Чернозеров подмочил свою казачью честь, сына не смог удержать от большевистской заразы, Ну золотопогонник