Знание-сила 1998 № 06(852) [Журнал «Знание-сила»] (fb2) читать онлайн

Знание-сила 1998 № 06(852)

Ежемесячный научно-популярный и научно-художественный журнал для молодежи

Издается с 1926 года

«ЗНАНИЕ - СИЛА» ЖУРНАЛ, КОТОРЫЙ УМНЫЕ ЛЮДИ ЧИТАЮТ УЖЕ 70 ЛЕТ!

На нашей обложке: Чемпион мира по футболу. Кто им будет на этот раз — как всегда непонятно. Чья тактика, подготовка и набор игроков будет лучше во Франции на этот раз? Наш научный прогноз — читайте в этом номере. Композиция В. Бреля, компьютерная обработка Д. Полукеева.

Кавер-стори

Игра, в которой расчет переходит в искусство Расчетный хаос футбола Искусные расчеты порождают искусство Расчетный момент искусства Чемпион мира по футболу — команда-калькулятор? Прямоугольные границы хаоса Удар по хаосу Когда я пишу эти строки, болезнь еще не распространилась по всему земному шару, по всем странам. Но остановить ее уже практические невозможно. Скоро, совсем скоро миллионы, да нет — миллиарды людей почувствуют дыхание этой болезни. Нервные стрессы, повышенное давление и сорванный голос — вот первые симптомы этой эпидемии поистине мирового масштаба. Встретив на улице человека, который подходит под такое описание, остерегайтесь его. Тем более, что когда этот номер попадет к вам в руки, эпидемия будет в самом разгаре.

Чемпионат мира по футболу — имя этой болезни. Увлекающиеся футболом люди поймут мою иронию, поскольку четыре года ожидания этого пиршества слишком затянулись и так хочется побыстрее окунуться снова в доходящие до сумасшествия переживания.

Хорошо быть непрофессионалом. Спортивный журналист на моем месте был бы вынужден вспоминать статистику, анализировать и сравнивать, предполагать и вычислять. Мне проще — единственное, что я могу сообщить, — это то, что сборные всего шести стран были чемпионами мира за шестьдесят восемь лет проведения этих соревнований и последним чемпионом были бразильцы. Ну, про Россию вы все сами знаете... Чемпион мира. Кто им будет на этот раз — как всегда непонятно. Чья тактика, подготовка и набор игроков будут лучше во Франции на этот раз?

Ответ мы получим только в середине июля, а вот поразмышлять о путях развития футбола можем уже сейчас. И ученые, которые работают в спорте, лучшие в этом помощники. На первый взгляд науки в футболе должно быть очень много — физиологические, тактические, технические и психологические особенности подготовки игроков к игре, ее анализ и многое другое. Но где же зарыто то сокровенное знание, обладание которым позволяет команде выигрывать? — мой вопрос доктору педагогических наук, профессору, руководителю комплексной научной группы сборной команды России

Марку Александровичу Годику.

«Футбол ничем не отличается от других видов спорта, в которых эффективность действий спортсменов и результаты в соревнованиях определяются тем, насколько полно используются для их подготовки научные данные. Фиксируются и анализируются перемещения футболистов по полю, достаточно хорошо отработаны и применяются методы оценки состояния игроков как в игре, так и на тренировках. Но основные силы науки в футболе сосредоточены вовсе не в биологии или психологии, как вы сказали, а в организации тренировочного процесса, в подготовке технико-тактических действий команды на поле. Ведь перед тем как проводить тренировки, надо точно знать, что упражнять».

Не буду вас обманывать, перед поездкой к Марку Александровичу я возлагал наибольшие надежды на работы именно биологов и психологов в футбольной науке. И тут такая ситуация... Про биологию мы поговорим позже, а вот ситуацию с психологом я постарался прояснить сразу же. И выяснилось вот что: на взгляд Марка Годика, психолог не нужен (и, кстати говоря, ни в одной команде мира постоянно работающего психолога нет) по простой причине — ему нечего делать в команде. Для того чтобы снимать стрессы, нужен психиатр, поплакаться в жилетку — на это есть тренер. По мнению Годика, со своими личными проблемами игрок пойдет плакаться в жилетку человеку, которому он Очень доверяет — а доверяет Он тренеру, не психологу. Что ж, человеку, работающему непосредственно со сборной России, нет причин не верить, поэтому один миф рассеян.

Сложнее обстоит дело с утверждением Марка Александровича о подготовке командных технико-тактических действий. Слова эти понятны, но почему ученые уделяют им такое внимание?

«Дело заключается в том, что футбол как игра имеет свои законы. Они описывают, например, то, как должны перемещаться игроки и каковы должны быть их действия с мячом во время игры. И задача ученого вместе с тренером не только осознать эти  законы, но и соответственно им планировать командные действия и действия отдельного игрока на тренировках и в ходе игры. Тренер подбирает исполнителей, способных реализовать на поле эти закономерности, правила. Впрочем, когда у него нет таких игроков, получается футбол с какими-то ограничениями, например, при недостаточном числе нападающих тактическая схема игры реализуется игроками других линий. Это может быть эффектно, но недостаточно эффективно». 

Если я правильно понял, то в конечном счете футбольные законы — это набор правил поведения группы игроков и каждого из них в конкретных игровых ситуациях.

С другой стороны, количество моментов, в которые попадает футболист, конечно, и не очень велико. Например, нападающий стоит перед защитником. Но выбор его из возможных пяти действий — это вопрос тренировки или личный выбор?

«Игрок выбирает исходя из того, как его учили. В свое время я сделал систему, которая включала в себя измерительное устройство с экспонометром. На экспонометре мы задавали разные тактические ситуации разной сложности. В одной он должен был принять единственное решение, а в другой мог выбирать одно из трех или пяти. Но выбрать надо было, во-первых, быстро, и во-вторых, выбрать оптимальное решение. Предварительно «стоимость» каждой ситуации была оценена такими мастерами, как Стрельцов, Папаев, Малафеев. И после обследования сборной команды, молодежной сборной, команды «Спартак» выяснилось: если футболиста обучали до этого не спонтанно принимать решения, а выбирать из уже имеющихся за долгую историю развития футбола, то и времени они тратили меньше и выбор их был оптимальный».

Но в таком случае игрок только должен, нс задумываясь, вспомнить и повторить ранее заученное решение?

«Я бы не сказал, что совсем не задумываясь. Частично футболист принимает решение автоматически, а частично — это импровизация. Но импровизация без отработки этих автоматических ситуаций немыслима. Игрок просто не может успеть все продумать на ходу. Например, Никита Павлович Симонян всевозможные модельные ситуации изучал, будучи мальчиком, на пустыре, когда он десятки тысяч раз самостоятельно искал решение. Если бы на этот пустырь хорошего тренера... Я не сомневаюсь, что Симонян при его таланте вырос бы в игрока уровня Пеле».

Но тогда получается, что при хорошей подготовке и большом выборе футболистов многие национальные футбольные сборные будут очень похожи друг на друга. Высокотехничные, принимающие быстро решения игроки — универсалы — основа идеальной команды. Однако до сих пор такой сборной или клуба никому не удавалось создать.

В чем же причина?

«Да, действительно, если все игроки во всех командах будут правильно и полностью реализовывать те законы, на основе которых строится игра, то и национальные, и индивидуальные особенности будут не Очень заметны. Индивидуальность будет содействовать командному успеху, и гениальный игрок сможет проявлять свои отличительные качества в сложнейших ситуациях игры. Это будут изюминки тактических построений тренера. Однако создание идеальной команды — дело далекого будущего, потому что не все тренеры и не все игроки овладели теми самыми законами футбола».

Вы заговорили о тренерах... Разве к 1998 году остались тренеры, не овладевшие всеми премудростями науки футбола?

«Конечно, есть такие тренеры, как Лобановский, Липпи, Михеле, Игнатьев. Их убеждения основаны на том, что тренировка создает и игрока, и команду. Но есть и такие, кто свято убежден, что футбол - это стихия, экспрессия, беспрерывная импровизация. Тренеры, которые знают, что существуют футбольные законы, верят в них, верят в то, что в тренировках возможно у футболиста выработать стиль игры, соответствующий этим законам, — они добиваются успеха. Все остальные тоже могут добиться успеха, но стабильными он никогда не будет».

Нерадостная для простого болельщика складывается картина. Бесконечно эмоциональную неповторимую стихию футбола, оказывается, вполне возможно уложить в рамки строгих, давно известных схем, правил, законов. Если футболист получил мяч в определенном месте поля и действует согласно наработанной системе, то, по мнению Марка Александровича, можно с большой вероятностью сказать о его дальнейших перемещениях и даже голе. Непредсказуемая, хаотическая картина футбольного матча распадается на две противоборствующие предсказуемые схемы.

И туг самое время рассказать об одной прелюбопытной статье, опубликованной в английском научно-популярном журнале «New Scientist». Называется она весьма неожиданно для футбольных комментариев — «Удар по хаосу».

В ней Кейт Лайонс и его коллеги из Уэльсского университета в Кардиффе утверждают, что действия двадцати двух игроков на поле хорошо структурируются и раскладываются на схемы. Они считают исследование футбола с помощью теории хаоса может дать тренерам и игрокам ту модель, на основе которой вполне возможно «вырастить» победу, хотя она, конечно, вовсе не гарантирует обязательный успех.

Изучая записи движения игроков в ходе различных матчей мирового первенства 1994 года, английские ученые выяснили, что футболисты сборной Голландии предпочитали двигаться поперек поля, смещаясь на левый фланг и двигаясь по нему к воротам противника. А игрок сборной Болгарии Йордан Лечков часто подбирал мяч на правом краю собственной половины поля и двигался по дуге к левому углу чужой штрафной площадки.

Зная схему и модели игры противоборствующей команды можно, на взгляд Кейта Лайонса, довольно эффективно им противоборствовать. Например, голландский голкипер выбивал мяч в вполне определенные области поля — чаще всего ближе к левой части середины поля. Такая информация была бы не лишней для игроков противника.

Получается, что и английские ученые, и русские согласны в одном — при хорошей физической подготовленности практически у всех команд на первый план выходит знание тренерами и игроками законов футбола. На первый взгляд ничего сложного в них нет — надо только наиболее эффективно распорядиться мячом. Однако, если даже тренеры и знают, ЧТО они хотят от игроков, футболисты ведь порой не могут хорошо выполнить удар или передачу, не говоря о более сложных заданиях. К тому же лучший способ нарушить стройную схему игры противника — выпускать на поле игроков, которые импровизацией способны внести незапланированные нюансы в противоборство двух моделей.

И тут самое время вернуться к разговору о биологии в футболе. Вернее, о эволюции требований футбола к биологическим параметрам игрока. Например, на чемпионате в 1958 году в Швеции игроки, принимавшие мяч, не испытывали такого давления со стороны соперников, как сейчас. Принять мяч в одиночестве, сделать двадцать финтов — несбыточная мечта для современных футболистов. Футбол становится более жестким, более мощным. Поэтому и возросли требования прежде всего к физическому состоянию футболистов.

«В 1937 году была издана книга крупнейшего тогда итальянского тренера, — говорит Марк Годик, — который писал, что футболистов в течение недельного цикла надо тренировать очень умеренно — лучше всего две или три тренировки в неделю. Причем для нападающих он предлагал две тренировки в неделю. И если они будут тренироваться три раза — то не смогут играть по воскресеньям вследствие утомления. Сегодня же в подготовительном периоде тренируются три раза в день, а в наитяжелейшем соревновательном — 1 — 2 раза...»

Несмотря на то. что я старательно избегал на протяжении всей статьи говорить о сборной команде России, все же под конец не могу удержаться. Тем более, что теоретические рассуждения иногда и надоедают.

На взгляд Марка Годика, неудачи наши связаны прежде всего с плохой организацией футбола в стране, и особенно в регионах России. И дело не в том, что из 150 миллионов россиян нельзя выбрать 11 достойных парней. Надо сравнивать не население, а количество людей, занимающихся футболом, и прежде всего детей. И где они играют, на каких полях. Уже Норвегия приближается к России по этому показателю, не говоря об Италии, которая превосходит нас в десятки раз.

Однако поводов для расстройства нет. Понятно ведь, что нет гениального футбольного народа. Дело только в том, как много мальчишек играют в футбол на хороших полях. Поэтому подождем, как нам советовал Пеле, времени, когда сборная Бразилии станет чемпионом мира по хоккею (на льду), может быть, к тому времени сборная России по футболу сыграет в финале чемпионата мира. Научные предпосылки для этого уже имеются.

P.S. Когда я пишу эти строки, в мае, мне кажется, что нынешними чемпионами мира станут итальянцы. Импровизация игроков этой команды известна всем, а знаменитая тактика под названием «катенначс» уже стала обьщенной даже и для некоторых российских команд. Впрочем, мы скоро сможете оценить, насколько повлиял разговор о футбольной науке на точность этого прогноза. •

Никита МАКСИМОВ

ЗАМЕТКИ ОБОЗРЕВАТЕЛЯ

Александр Семенов

В поисках смысла

В очень хорошей книге одного из самых, на мой взгляд, интересных людей нашего столетия, нобелевского лауреата Ричарда Фейнмана, есть прекрасный рассказ о религии «самолетопоклонников». Во время второй мировой войны американские самолеты на пути в Европу останавливались для дозаправки на одном из островов в Тихом океане. Авиация — это красиво, и весь процесс вывоза из ангара самолета, запуска моторов, взлета и посадки произвел неизгладимое впечатление на туземцев.

Война кончилась, и самолеты перестали садиться на этот остров. Тогда туземцы с высочайшей тщательностью и точностью воссоздали их из веток и веточек и стали повторять все самолетные ритуалы. Все было скопировано безупречно, за исключением одного: самолеты не летали.

Фейнман вспоминал религию «самолетопоклонников» по поводу положения физической науки в Бразилии, куда он попал на полгода читать лекции. А я читал и думал, что великий физик гениально угадал положение дел в советской науке. Все вроде было: отчеты, премии, планы работ, публикации, только... самолеты не летали. Конечно, были и результаты, и достижения, но в большинстве НИИ «самолеты были из веточек». Точность формулировки произвела на меня большое впечатление, и я стал рассматривать окружающую действительность с этой точки зрения. Взор мой наталкивался на «самолетопоклонников» везде и всюду.

Но потом пришли перестройка, реформы, демократия, и в голове, занятой поисками способов добывания денег, просто не осталось места для созерцания окружающего мира. Лишь к середине прошлого года удалось вздохнуть и начать более-менее адекватно воспринимать происходящее. С этим моментом совпало еще несколько знаменательных событий. Моя жена после десятилетнего перерыва в работе, вызванного рождением и воспитанием троих детей, вернулась к активной деятельности: она стала трудиться в Московском государственном университете и потихоньку подрабатывать занятиями со школьниками. Человек искренний и впечатлительный, она выплескивала на меня потоки эмоций от столкновений с новой действительностью. Были они разными, чаще отрицательными, но всегда интересными. Главным было удивление от того, что современные школьники разучились думать.

Оговорюсь, чтобы отмести возможные обвинения и возражения: я не претендую на конечную истину и глубину анализа. «Обозревания» мои основаны на десятке-другом фактов, и вполне возможно, что они однобоки и тенденциозны, но почему-то одно с одним согласуется и укладывается в некую общую схему. Поэтому продолжу, сознавая собственную субъективность.

Так вот, некоторые десятиклассники на вопрос о решении квадратного уравнения достаточно уверенно отвечали: «Там надо детерминант посчитать», — и замолкали. При этом они не понимали, что такое детерминант, как его надо считать и как решать уравнение. Другие, бойко расписывая тригонометрические формулы, не могли сложить две дроби. Типичные «самолетопоклонники», — подумал я. Наши беседы с женой о том, что абсолютно потерян смысл школьных занятий, совпали с выступлением в ночной программе «Времечко» некоего философа и культуролога. Более всего впечатлили меня его слова о том, что он занимается поиском смысла и смыслов, считает это самым актуальным занятием, а утрату смысла — трагедией не только нашей страны, но и всего мира.

Вот она, формулировка, над которой я кружусь со своими заметками два года: в поисках утраченных смыслов. Действительно, в головах большинства думающих людей бродят одинаковые мысли, талант же состоит в умении их сформулировать. Талант попадет в цель, в которую никто не может попасть...

Это началось не вчера: изгонять естественные смыслы из жизни стали еще большевики. Они пытались заменить их собственными, новыми.

Иногда это получалось лучше, иногда хуже. После перестройки обрушились искусственные коммунистические смыслы и образовалась бездна зияющих бессмысленных дыр в нашем существовании. Они должны заполниться новым естественным смыслом, не могут не заполниться, но пока...

Современная школа не наполнена смыслом того, что знать — это хорошо. Пенится не количество и качество прочитанных книг, а уровень, до которого ты можешь дойти в очередной компьютерной игре. Кстати, сами компьютерные игры — торжество абсурда. Большинство из них ничему не учит, это просто увлекательное уничтожение времени. Примерно так же, как и жевательная резинка — символ нашей эпохи: не ела, а бессмысленный процесс жевания. Совершенно так же абсурдны и бесконечные серии мультипликационных сериалов, где от просмотра не остается ни малейшего следа. Завораживающая простота бессмысленного созерцания притягивает детей, их трудно оторвать от этого процесса. Ты как будто активно участвуешь в чем-то, но — «самолеты не летают».

Особенно трудно сохранять смысл в обстановке всеобщей бессмыслицы. Мы в своей семье заставляем детей читать книги, но теперь начитанность и правильная речь служат чаще поводом для насмешки, и, не встречая поддержки, «пение потихоньку умирает. Приходится поддерживать его невероятным напряжением сил. Пользуясь непререкаемым авторитетом у детей, супруга заставляет их учить наизусть «Евгения Онегина», «Мцыри» и «Демона», но им негде похвастаться своими знаниями. Русский язык отражает эту утрату смысла появлением слова «тусоваться». «Тусовка» — это ведь буквально «бессмысленное времяпровождение». И надо уметь тусоваться, есть уже все виды тусовок — от политической до научной.

Немалая часть современного искусства основана на отсутствии смысла. Может, я ошибаюсь и не понимаю чего-то — здесь я совсем не эксперт, но песня, без сомнения, движется от смысла к бессмыслице. Еще лет десять назад он был в наличии, да и теперь порой встречается. Не спорю, и бессмыслица может быть занимательной и забавной, но не в качестве фундаментального принципа. Анекдоты теперь чаше всего состоят из сочетания слов, а не мыслей. Придуман даже термин «стеб» — эффектное, но лишенное внутреннего смысла словотворчество. Я уж не говорю о правительственных выступлениях, где о смысле и речи нет, но самое главное, что от них никто уже и не ждет смысла.

Однако вернемся к научной работе, от которой я сбежал после двадцати с лишним лет более или менее активного участия. Зарплата старшего научного сотрудника, владеющего двумя иностранными языками, равна 500—700 рублям — полная утрата смысла. За такое вознаграждение невозможно работать, особенно с тремя малолетними наследниками. В общем, можно исписать такими примерами весь журнал, но главная моя мысль, думаю, ясна и прозрачна. Не сомневаюсь, что она не раз приходила и вам.

Я уже опубликовал двадцать пять «заметок обозревателя». Просматривая их теперь, испытываю чувство неудовлетворенности, поскольку часто даже не могу поставить диагноз процессам, идущим в обществе, а ограничиваюсь лишь описанием отдельных симптомов. Вот и сейчас лишь делаю акцент на утрате смысла, но почему это происходит и как бороться с этим разрушительным процессом, не знаю. Пытаюсь что-то сделать в пределах одной отдельно взятой семьи. Ну и, конечно, никогда не расстанусь с журналом «Знание-сила» (пока не выгонят), поскольку в нем есть рубрика «Люди и смыслы», да и львиная доля его статей посвящена именно поискам и сохранению смысла.

Опять вспоминается цитата, на этот раз — из повести фантаста Рэя Бредбери «451° по Фаренгейту». Там описано будущее, в котором сожгли все книги. Несколько интеллигентных идиотов пытаются сохранить хоть что-то и заучивают книги наизусть, а потом при встрече рассказывают друг другу. Мне запомнилось, что там был один симпатичный молодой человек, повторявший: «Я — «Хижина дяди Тома»». Иногда кажется, что мы занимаемся чем-то похожим...

Кто прав, Даниил Хармс со своим «Разбуди меня сильного к битве со смыслами» или Виктор Пелевин, говорящий голосом Веры Павловны из ее «девятого сна»: «...поиск смысла жизни — сам по себе единственный смысл жизни»?..

ВО ВСЕМ МИРЕ

Верхом на«запаске»

Оригинальный багажник для вездеходов, или, как их теперь называют, внедорожников предложила немецкая компания «Hella». Лыжи, велосипеды, кофр с походным инвентарем и тому подобные «негабариты» теперь легко можно разместить на запасном колесе автомобиля с помощью грузонесущих опор.

Главное преимущество новых багажников перед традиционными, предполагающими перевозку поклажи на крыше, — легкость размещения и снятия груза, особенно актуальная для внедорожников с их немалой высотой. В данном же случае достаточно закрепить багаж сзади специальными зажимами.

Багажник не вызывает никаких затруднений в эксплуатации автомобиля, поскольку не закрывает задние фонари и не препятствует работе с прицепом или использованию традиционных способов размещения поклажи на крыше, в салоне и на прицепе.

Эстафета поколений

Первая в прошлом веке и последняя в настоящем — конечно же, речь идет о всемирных выставках. Почему-то чаще всего упоминается Парижская 1900 года с Эйфелевой башней, построенной к предыдущей выставке, да так и не снесенной. Парижу вообще повезло с этими грандиозными событиями — там прошло шесть подобных выставок. И все же самая первая международная состоялась в Лондоне в 1851 году, в правление королевы Виктории. Инициатором стал консорт принц Альберт. В ней приняли участие сорок стран. Для сравнения: ровно на сто больше подано сейчас заявок на Ганноверскую выставку-2000. Из промежуточных выделяется Брюссельская 1958 года с показом достижений человеческого разума — «Атомиума» и нового слова в истории науки — спутника.

Всемирная выставка в Ганновере — столице Нижней Саксонии — двадцать шестая по счету и только первая в Германии. Интересно то, что экономные немцы не станут возводить полностью все павильоны. Они целиком используют территорию и постройки постоянного компьютерного форума «СеБит». Для желающих окунуться в особый мир знаний и красоты — находящиеся поблизости Геттинген и музей архитектуры под открытым небом Целле. Авторитетное жюри выставки отберет так называемые всемирные проекты. Пока известны три насущные темы: установка для опреснения морской воды с приведением в действие энергии ветра, перуанский проект «Хлебное дерево» и японская пивоварня с безотходной технологией. Проектные предложения намечено принимать по онлайновой, то есть интерактивной сети связи с Интернетом, а также через специальные спутники. Талисман выставки вы видите на фото.

Растение будущего

Это саликорния, произрастающая в заболоченных районах, берега которых омываются морем. У растения нет листьев, а на стебле расположены лишь шипообразные отростки. Саликорния может жить только на почве, в которой присутствует морская соль. А вот от пресной воды она погибает.

Отростки созревают в течение шести месяцев, после чего выбрасывают семена, содержащие до тридцати процентов масла, то есть больше, чем содержит соя. Это масло можно использовать и как горючее, если смешивать его с дизельным топливом в соотношении двенадцать к одному, и как пищевой продукт при приготовлении овощных салатов. И еще одна многообещающая перспектива: для приготовления высокопротеиновых кормов для скота.

В настоящее время в нескольких странах проводятся опыты по ее выращиванию и использованию в сельском хозяйстве. Поскольку затраты на производство незначительны, у растения большое будущее.

На иллюстрациях:

1. Вот так выглядит неприхотливая саликорния.

2. На одном из экспериментальных участков под посадкой саликорнии в Индии. 

Алмазы в метеоритах

Как сообщили ученые Чикагского университета, микроскопические частицы алмазов, которые по возрасту оказались старше планет Солнечной системы и самого Солнца, были обнаружены на некоторых метеоритах. По мнению чикагского физика Роя Льюиса. они образовались в атмосфере какой-то удаленной звезды и были выброшены в космос, когда звезда взорвалась. Правда, найденные алмазы настолько малы, что триллионы их легко можно разместить на булавочной головке.

Кусайте на здоровье!

Американские индейцы издавна пользуются при Солях в костях услугами... муравьев. Для этого они взбираются на деревья, под которыми находятся муравейники, и позволяют агрессивным насекомым атаковать и кусать себя. После этого они прыгают в воду, чтобы смыть их со своей кожи.

Чтобы проверить этот старинный народный метод лечения, американские ученые провели эксперимент. Взятый от муравьев яд был впрыснут двумстам пациентам, страдавшим ревматическими воспалениями суставов. Это вызвало значительное улучшение их здоровья. Яд оказывал противовоспалительное действие, уменьшая опухоли и боли.

Тепло и уютно

Самостоятельно регулировать собственную температуру во время цветения способен австралийский лотос, произрастающий в прибрежных акваториях. Его цветение продолжается всего четыре дня. Разогревая себя до температура 30 градусов, лотос начинает выделять сильное ароматическое вещество, которое привлекает насекомых, опыляющих лотос.

Тепло цветка, в свою очередь, чрезвычайно помогает и насекомым, полагают ботаники Роджер Сеймур и Пол Моутен из университета австралийского города Аделаида. Насекомые отдыхают внутри цветка, вдоволь насыщаясь нектаром, нередко размножаются там и готовятся к новым «вылетам». А для совершения длительных перелетов жукам, в частности, необходимо разогреть «мускулы». По прошествии четырех дней цветения насекомые, по всей видимости, с большой неохотой покидают уютную обитель.

Юрий Лексин

Хождение за наукой

Когда-то я встречал таких людей во множестве - в Сибири, в тайге, на нашем Севере. Да и в Москве их было легко отличить, вернувшихся: волчиный взгляд с напряженным спокойствием, несуетливость движений - руки вообще были для них как бы лишними, да и зачем они здесь, в городе, только если случится бить. И еще полное отсутствие самоиронии, как и положено человеку, знающему, что такое настоящая жизнь: переночевать в снегу, разжечь огонь ничем, не подохнуть с голоду без ружья и ножа, если рядом хоть что-то шевелится съедобное. К науке они, конечно, не имели никакого отношения, разве что к науке выживания. Но ведь это не наука — так, хорошо развитый инстинкт, дар природы.

А тут, напротив меня, сидел молодой интеллигент — кандидат биологических наук, ихтиолог, сотрудник Института биологии развития имени Н.К.Кольцова; ленки, гольцы — это его рыбки, его интерес, похоже, его жизнь даже — Сергей Сергеевич Алексеев. И все он умел и знал, что умели и знали те, но ни намека на волчиный взгляд. Напряженное спокойствие, правда, было, но руки совсем не лишние, а главное, ирония. Она ведь или есть, или нет ее. А если есть, значит, нет у человека звериной уверенности в том, что делает он все и вообще живет совершенно правильно.

— Конечно, — улыбался Сережа, — работы эти можно бы делать в десять раз быстрее и легче. Но стоимость одного вертолетного часа сейчас сопоставима со стоимостью всей моей экспедиции. Я достиг, — с усмешкой подбирал он слова самого невысокого штиля, — довольно больших высот в том, чтобы за относительно небольшие деньги — хотя для нас и они приличные — получать материал из очень труднодоступных мест. Работаем втроем, иногда даже вдвоем. Нести надо все на себе — лодку, сети, пробирки. Кроме того, еда, палатки, спальники... Голец Забайкалья — по-местному, по- эвенкийски, даватчан — уже с восемьдесят третьего года как в Красной книге, и я поставил себе за правило фиксировать и привозить в Москву всех пойманных рыб. Озера труднодоступные, так что в ближайшие десятки лет, думаю, туда, кроме меня, никто не попадет. Мы собираем коллекции, и весь материал надо вынести на себе, а после обработки передать в музей. Значит, добавляется еще и формалин, а на обратном пути — коллекции.

Апофеозом был наш последний поход в прошлом году, когда мы остались вдвоем с моим напарником Виталием Самусенком и груза на каждого стало в полтора раза больше. Скинуть-то мало что можно, разве еды чуть поменьше. А это было далекое озеро — километрах в сорока. и очень труднодоступное. Поэтому и гольца там оказалось много. В том числе были и крупные, а они много тяжелей. Вместо одного крупного можно взять пятьдесят карликов — по весу то же самое.

И осталось очень мало времени. Выходило два е половиной дня до озера, дня три обратно и полтора-два дня работы.

Конечно, это был кошмар. Мы были без проводника и дороги не знали. Пришлось плутать. При переходе через реку моего напарника смыло, понесло, потащило по камням. Он чуть не утонул.

Кое-как мы добрались до озера. А там ни леса, ни деревца. Высокогорье. Сурово. Жили двое суток на камнях, работали с утра до ночи. Но материал собрали. К тому, что было, прибавилось еще килограммов двадцать пять. Обратно мы еле ползли. Но выползли.

Сергей умолкает. Я ни о чем не спрашиваю. Трудно достаются материалы для музеев. Поэтому и ходят в них потом столетиями. Да нет, не поэтому. Я листаю пухлый альбом Сергея с красивыми рыбами. Если бы не такие экспедиции, их никому бы не увидеть. Но ведь не в одной красоте дело.

С Сергеем меня познакомил его старший коллега, Михаил Валентинович Мина, он и сидит с нами.

— Очень многие занимаются гольцами, — говорит он. — В Америке, Канаде, Скандинавии, Японии. А несколько лет назад начали очень сильно работать в Исландии. В одном из озер там нашли четыре формы этих рыб. Шум сейчас стоит жуткий. Уже написали книгу, доклады идут косяком, ихтиологи там буквально пасутся. Так вот, таких озер в Забайкалье, |де шастает Сережа, великое множество... Это, как скажем, Галапагосские острова или озеро Виктория, естественная природная лаборатория для исследования эволюции. Но работать там сложно. Как бы там работал нормальный исследователь? Конечно, с вертолетом. А Сергею и его напарникам лишь изредка удается попасть куда-то на вездеходе, а так полста километров для них не крюк, могут сбегать к какому-то озеру и вернуться. И все это по осыпям, россыпям, через речки. Нормальный человек так уже не работает. По большому счету работать так глупо с точки зрения нормальной логики.

Ненормальный, глупо работающий Сережа не возражает. Потому что это не спор. Не о чем спорить, если есть единственный вариант работы — глупый. Но не работать еще глупей.

— Но денег у нас нет, — продолжает Мина. — И вот находятся Ермаки Тимофеичи, которые делают все это пешим ходом — с риском, с медведями... Как хочешь, так и оценивай. Можно сказать— глупость, а можно сказать — подвижничество во имя науки в наших тяжких условиях переходного периода, конца которому не видно. И очень это интересный аспект. Расскажи, Сереж, как ты ленков ловил. На Ундюлюнге.

— Про ленков, — тихим голосом объявляет Сережа, немного смущенный, потому что не очень понятно, что хуже — просто глупость или глупость подвижничества в этот самый «переходный период», который сам по себе достаточно глуп, если по нормальной логике.

— Ленками я занимаюсь большую часть своей сознательной жизни, — говорит он строго. Но тут же не выдерживает этого тона. — Замечательные были годы! И экспедиции замечательные! Курсовая, начиная со второго курса, диплом, диссертация. Я всю Сибирь объехал, весь Дальний Восток. Бывало, в один год в четырех разных местах Ну и Ундюлюнг. Это приток Лены в районе Полярного круга. Была информация: там ловили необычную форму ленка. В устье его не было, и я пошел вверх по одному из притоков. Километров шестьдесят там, два с половиной дня ходу. Один пошел. И палатку даже не взял, полегче так. Да еще антикомариные средства кончились, а якутский комар кошмарный Лодку, конечно, взял. Но большую мы с собой не таскаем — тяжело, эта маленькая спасательная — авиационная, килограмма полтора в ней. Мы ее к тому времени уже изрядно уработали. Она вообще одноразовая. Это если при аварии летчик на воду упадет, чтоб ему только продержаться до того, как его выловят. А мы на ней уже все лето проплавали. Когда потом поехали на Алтай, она у нас протыкалась только от того, что обопрешься на нее. Я там раздевался догола, садился в нее, напарник мой — не дай Бог дотронуться до лодки! — подмышки завозил меня вместе с ней в воду, я быстро плыл, оттягивал конец сети, за это время вода набиралась мне по пояс, я быстро плыл обратно, и напарник меня вынимал из нее тем же способом, как и завозил.

Вот с ней я и пошел, латал ее все время. Единственный вариант пройти там — это переплывать с одного берега на другой, потому что косы, по которым можно было идти, тянулись то по одному берегу, то по другому, а где кончалась коса, начинались непроходимые заросли. Надуваешь лодку, переплываешь, потом сдуваешь, идешь по косе километра два-три, надуваешь — и опять плывешь...

Таким челночным ходом я все же забрался в верховья. И нашел-таки там ту форму, которую искал, — тупорылого ленка.

Прожил я там с неделю. Из кусков полиэтилена соорудил какое-то жилище. Я почему не взял палатку? Легких у нас тогда не было, это сейчас я сам шью палатки и стараюсь, чтобы они весили около килограмма, а залезть чтоб могло человека три-четыре, а то и все пять. Достиг я в этом определенного совершенства.

С едой, правда, было плоховато. Есть хотелось все время и особенно хоть какого бы супчика. Однажды увидел кедровку, села на дереве. Я долго целился — патронов всего несколько штук, бах — убил. А она свалилась в муточку на самой вершине, там и осталась. Не удалось мне ее съесть.

(Он попадет в эти места еще раз, и это будет, как сон. Известный американский ихтиолог Бэнке пригласил его в экспедицию, организованную для американских рыболовов-любителей. Чартерный рейс до Якутска, потом вертолет — он так и будет все время рядом: полетел километра за два, половил рыбку, вернулся к обеду. А тут палатки стоят, постели устелены оленьими шкурами, ящики с едой, с деликатесами— Бред какой-то!)

А тут еще начались дожди. Все время я мок в этой лодке. Робинзон на полуострове. Приезжал с сетей, снимал всю одежду, разжигал огромный костер и плясал вокруг него, сушился.

Потом вода стала прибывать, мой полуостров быстро стал превращаться в остров, и я понял: надо кончать. Очень уж хорошо я помнил историю, которая была за год до этого. Нас с геологическим отрядом затопило на острове, мы чуть все не утонули. С тех пор к подъему воды я относился с большим пиитетом. И я на той лодочке сплавился вниз и воссоединился со своим напарником. Так что все кончилось довольно успешно.

— Не могу сказать, что я всю эту деятельность одобряю на сто процентов, — говорит Михаил Валентинович. — Пока Сережа там где-то бродит, не знаю, как кому, а мне-то уж точно неспокойно. И хорошо, что пока это все так обходится.

А могло бы и не обойтись, как в той истории, которую Сергей долго скрывал даже от своих близких.

— Экспедиция та была, пожалуй, самая неудачная, — рассказывал он. — Мы стремились попасть на озеро Большой Намаракит. Что голец там был, в литературе упоминалось, ни нам еще с восьмидесятых годов все время рассказывали, что водится там нечто удивительное: голец с огромными плавниками, как у бабочки, с большой головой и совершенно необычной раскраски. Все это тянуло на новый вид. И еще одно привлекало рас. На Чукотке чуть раньше был найден новый род, близкий гольцам. За последнее время это было самое большое открытие в систематике лососевых. И вот описание этой рыбы очень уж сильно совпадало с тем, что мы все время слышали о диковине из Большого Намаракита. Уж не одно ли это то же? Или что-то близкое? Так что очень хотелось попасть на то озеро.

Ехать собирались Ксения Александровна Савваитовв, лучший специалист по арктическим гольцам в нашей стране, Михаил Юрьевич Пичугин и еще один сотрудник наш, Андрей Аркадьевич Зюзин. В поселке мы уже договорились насчет вездехода, но тут оказалось, что будет он только через несколько дней. Дни были неожиданно свободны, и тогда мы решили сделать так: вся группа пока идет на небольшое озеро Гольцовое — очень интересное и недалеко от поселка. Хотелось посмотреть точнее, что же сделал БАМ именно в этом озере.

Я же в это время больше занимался ленками и потому решил сбегать на озеро Леприндокан и половить молодь ленка.

Стояла ранняя осень. У меня было где-то дня полтора, а до Леприндокана ходу полдня, чуть больше: бежать через перевал, потом обежать сам Леприцдокан и уже там, на вытекающей из него речке ловить ту самую молодь ленка, которая, как я тогда считал, так мне была нужна.

Между тем Сергей уже все больше думал о гольцах, да и работал по ним. Голец стоил того, чтобы заняться им. Еще студентом Сергей участвовал в гольцовой экспедиции в Забайкалье, которую возглавляли все те же Ксения Александровна и Валерий Андреевич Максимов. Это было в 1977 и 1978 годах. Тогда сведений о гольцах Забайкалья было совсем мало, хотя описаны они были за двести лет до этого, в 1775 году, Иоганном Готлибом Георги. Он обследовал озеро Фролиха, что рядом с Байкалом. А вот за его пределами гольцы были найдены только в тридцатых-сороковых годах нашего века еще в двух озерах, позже — еще в трех. Голец был реликтом ледниковой эпохи, и с того времени эволюция его шла совершенно независимо в каждом озере. Вот что было интересно.

Но возник новый интерес. Вернее, нужда. Когда строился БАМ, рыбу ловили нещадно и, конечно, особенно крупного гольца. Трудно представить, как можно до конца уничтожить в довольно большом озере какой-то вид или форму рыб, тем не менее факт: в озерах Большое и Малое Леприндо, после того как бамовский шум заглох, в течение десяти лет никто крупного гольца не ловил. О нем остались лишь рассказы. А в небольшом озере Гольцовом был уничтожен не только крупный, но и мелкий голец и остался лишь карликовый.

В общем, даватчан оказался под угрозой и его надо было спасать. Замысел Ксенин Александровны был такой: заселить гольцов на Памир, в труднодоступный район. Сейчас Сергей считал, что можно было бы найти такие места прямо здесь, в Забайкалье, а не в Сарезском озере, куда их собрались поселить. Хотя озеро то имело свои прелести: большое, малопосещаемое и в нем лишь три других вила рыб. Гольца там ожидала хорошая экологическая ниша.

Добывать для этого живую икру и должны были Сережа вместе с Михаилом Пичугиным. Они добыли ее уже в свой первый приезд, но сберечь не смогли. Ее нельзя было морозить, а холода уже стояли под двадцать градусов. В палатке они берегли ее, все время поддерживая огонь, должен был прийти вездеход и забрать их. Температуру надо было держать около ноля, не ниже. И они держали. Но вездеход не пришел. Наконец, они потащились с нартами. Через перевал, вокруг озера... В общем, операция удалась лишь во второй приезд. Но финал! В Москве два года выращивали мальков, те выросли, но Сарезского озера так и не увидели. Последнее, что они могли узнать, если б могли, это то, что началась перестройка. И еще что-то про деньги, которых не стало. Им оставалось успокаиваться тем, что они не совсем пропали для науки — пошли на поведенческие исследования.

...Вот на этом перевале, по которому сейчас бежал Сергей, они тогда и подморозили икру. Поэтому он и шел спокойно и даже вышел не рано — места он знал.

— Чтоб легче идти, я с собой почти ничего не взял, только сетку и немножко еды. Ружья у меня не было. Еще со мной была собака. Хоть и моя, но я не склонен преувеличивать ее мыслительные способности. Не очень, скажем, умная.

Остановиться я знал, где. На конце озера Леприндокан, мы же тут работали еще в семидесятых, стоял небольшой геологический поселок. Все дома потом вывезли, но одно, самое большое и непригодное для жизни зимовье, там когда-то располагалась лаборатория, оно осталось. В нем останавливались рыбаки, охотники. Там я и хотел переночевать, а с утра заняться рыбалкой.

К зимовью я подошел уже вечером. Стоял небольшой туманчик. Собака моя убежала куда-то вперед, я слышал, как она начала гавкать, но мало ли почему лает собака.

Зимовье стоит на пригорке, возвышается над озером, и я поднимался к нему снизу. Слава Богу, целое. Значит, можно высохнуть и согреться, а значит, пораньше встать. И картина знакомая. Рядом с зимовьем, как у нас всегда водится, куча старых консервных банок. Все, как положено.

И тут я вижу, в куче банок роется небольшой, на мое счастье, медведь. Когда он вставал на задние лапы, то был немного выше меня. Но это мне еще предстояло узнать. И собака моя возле него лает, а он на нее особо внимания не обращает.

Вход в зимовье он мне перекрыл. Стою я весьмокрый, вечер уже холодный. Очень я рассчитывал переночевать и обсушиться.

Недолго думая и тоже не от большого ума, я решил его оттуда прогнать. Надрал бересты, поджег ее и потихоньку пошел к куче, чтоб отпугнуть и прогнать его, поскольку в прямое единоборство с медведями я до тех пор не вступал и находился в плену представлений, что они боятся огня. Как только я вступил в поле его видимости, он развернулся и бросился сверху в мою сторону. Непонятно, на меня ли он двигался или за собакой, но собака бежала ко мне, так что и он летел на меня. В двух метрах собака отвернула в кусты, а он — нет.

С собой у меня был нож, но уж никак не для борьбы с медведями. Шкерочный нож, или камбалка — специально для работы с рыбой, широкий с тупым концом. Таким пользуются на рыбзаводах, его все время подтачивают, он становится все тоньше, тоньше и, когда превращается в серпик, его выбрасывают и берут новый.

Говорят, в таких случаях просыпается какая-то сообразительность и ловкость, люди взлетают на верхушки деревьев. Не знаю, но ничего подобного во мне не проснулось. Там, правда, и деревьев-то таких не было, куда бы взлететь. Единственное, что я успел и смог сделать, я выставил свой ножичек вперед, а левой рукой прикрылся. Медведь схватил ее и начал грызть. Я был совершенно уверен, что слышу хруст костей. Я же упер ему свой нож в шею, но пропороть ее, конечно, не мог.

Так мы с ним и боролись. Он кусал меня за руки. Особенно старательно он грыз левую, мочалил и мочалил ее, а правой я все-таки как-то удерживал его на своем ножичке.

Похоже, у него тоже неважно было с опытом единоборства, иначе бы все закончилось очень быстро и уж не в мою пользу, это точно. Ссадины потом оказались у меня и на других частях тела, но тогда я даже не замечал, как это у него получалось, доставать меня всюду. Один раз он съездил мне лапой во лицу, но глаз не задел.

• В эти глухие места на забайкальские озера, уверен Сергеи Алексеев, «в ближайшие десятки лет никто, кроме меня, не попадет. И весь материал надо вынести на себе, а после обработки передать в музей». И все это пешком — по осыпям, россыпям, через речки. Нормальный человек, говорит коллега Алексеева Михаил Мина, так уже не работает. Но что и когда делалось у нас нормально?

Не думаю, что все это продолжалось долго. В конце концов он меня завалил, и я понял, что это все. Ясно помню хруст — это он раскусил браслет часов на моей руке. Там они теперь где- то и лежат, не смог я их найти.

И все-таки я как-то ухитрился снова встать. И все началось заново. Единственно, что делал мой ножик, это слегка его душил, давя на горло. От этого ему было, по-видимому, несколько дискомфортно, в какой-то момент мы с ним снова распались на два комка, и он дернул в кусты, а я побежал к зимовью и заскочил в него.

Запереться там было нельзя, но дверь я как-то прикрыл. Уже наступила ночь, я прыгал по зимовью от боли. Одной рукой разорвал рубашку, кое- как замотал левую. Она была вся разворочена. Правая тоже была прокушена почти насквозь, но ею я мог все-таки что-то делать, левая же на моих глазах стала таких огромных размеров, что страшно было смотреть.

Так я пропрыгал до утра. Выходить я боялся. Рюкзак я бросил там, где мы сражались, ничего у меня не было. Попил из какой-то банки застоялой волы. Пить хотелось жутко.

Еще с вечера я разулся и разделся, чтобы хоть что-то сделать с собой и, когда начало светать, начал собираться. Не знаю уж как — одной рукой — едва намотал портянки, не представляю, как мне это удалось. В зимовье отыскал старую рыбацкую пешню, взял ее. Держать ее мне было почти нечем — прокушенной рукой, но все-таки какое-то оружие.

Я вышел... Никого. Собаки тоже не было. Отыскал рюкзак и поковылял обратно.

Идти надо было километров пятнадцать. Опять тот же перевальчик, потом по берегу Большого Леприндо, снова небольшой перевал — уже к Гольцовому озеру.

Я увидел их издали, своих коллег, когда подходил к тому месту, где надо подниматься к Гольцовому озеру. Они спускались мне навстречу. Оказывается, их насторожила собака. Она вечером еще дернула по обратному следу, прибежала к ним, забилась под палатку и отказывалась вылезать и вообще как-то реагировать на все происходящее, даже еда ее не интересовала. И коллеги поняли, что случилось что-то неладное. Но беда в том, что никто из них короткую дорогу на то озеро не знал. Они, разумеется, пошли меня искать, но я не уверен, будь я ранен сильнее, что они бы меня быстро нашли. И тут я... С рукой на перевязи, весь заляпанный кровью.

Сцена была не немая. Началось бурное объяснение. Потом мы побежали на бамовскую дорогу, удалось быстро поймать машину, и я оказался в больнице в Чаре. Швы накладывать было поздно, раны уже начали гноиться.

Никуда они, конечно, не поехали. Да вездехода так и не было. Коллеги мои стали собираться домой, а я сбежал из больницы и вернулся в Москву вместе с ними. И уже тут продолжил курс уколов от бешенства. Так бесславно окончилась наша первая попытка проникнуть на озеро Большой Намаракит.

И все-таки они попали туда. Правда, семь лет спустя, осенью девяносто пятого.

— Действительность, — говорит Сергей, — как всегда, оказалась бледнее рассказов. Это был, конечно, никакой не новый вид и не тот чукотский голец. Но рыбы оказались необычными. Крупных мы не поймали. Похоже, они есть там, но очень уж мало. Но карлики и мелкие были такие, каких больше нет не только в Забайкалье, но и вообще нигде: эта белая отметина на спинных плавниках и сами плавники, особенно у самцов. У некоторых так очень увеличенные. И еще оказалось, что карлики и мелкие различаются по числу хромосом на две хромосомы. А это очень большие различия для внутривидовых форм гольца и не только гольца. И вообще это были первые в истории сведения по генетике забайкальских гольцов. Вдохновляющий результат. Вот после чего я и решил продолжить изучение забайкальских гольцов более широко.

Если за предыдущие двести лет голец был документирован в восьми озерах, то сейчас мы обследовали около тридцати и нашли его в пятнадцати. Плюс ценная информация еще более чем по пятнадцати озерам. То есть открывается более полная картина распространения даватчана и того, что же с ним происходит сейчас.

Последние два гола мы лазаем там, насколько позволяют наши возможности, с нашей килограммовой палаткой, которая продувается всеми ветрами, когда под конец морозы доходят до минус десяти, сети обледеневают, лодка тоже... Мы держимся там, сколько можем. И что-то открывается.

Там и впрямь можно наблюдать, например, весь тот путь, которым, вероятно, и шло возникновение необычного чукотского вида и рода. У него отсутствуют некоторые кости черепа. В Забайкалье же можно проследить весь процесс — разные стадии его в разных озерах: в одном эти кости есть у всех гольцов, в другом они отсутствуют у единиц, в третьем — уже у большего числа. И самая вершина — Намаракит. Там у очень многих гольцов этих костей нет.

А еще везенье... В позапрошлом году в уже дважды обследованном озере мы вдруг поймали совершенно необычных карликов. Серебристые рыбы. Практически без окраски. Они похожи разве только на глубоководного карликового гольца из альпийских озер Европы. Некоторые специалисты выделяют их в отдельный вид. Мы тоже поймали своего гольца на глубине.

Уже найдено большое разнообразие форм. А как они возникают? Разделение на карликовую, мелкую и крупную формы существовало изначально? В эволюционной биологии тут ломается много копий. Есть люди, считающие, что новые виды и формы могут возникать только в результате географической изоляции. То есть где-то образовалась одна форма, пришла сюда, потом пришла какая-то другая, третья. Но мы же полагаем, что образование разных форм может идти и без географической изоляции. Думаю, в большинстве озер все так и происходит. Есть основания предполагать, что крупные могут образовываться из мелких в ходе одного поколения. То есть часть мелких переходит на хищное питание, происходит рывок роста — и они превращаются в крупную хищную форму.

Это уже не только теоретический вопрос, интересный для эволюционных исследований. Если все так, то при исчезновении крупных гольцов в каком-то озере их не надо туда заселять, коли там сохранились мелкие. Ослабнет человеческий пресс, и она возникнет снова. Такое впечатление, что именно это и происходит сейчас в близких к БАМу озерах. Ведь в Леприцдокане в восьмидесятые годы мы ни разу не ловили крупную форму. Не видели мы ее и у рыбаков, и у браконьеров. А в прошлом году мы там поймали крупный экземпляр.

Конечно, нельзя утверждать, что крупные были уничтожены все до одного, но тем не менее. Можно бы увидеть все при искусственном выращивании, но у нас нет такой возможности. Выходит, надо сравнивать эти формы — генетически, морфологически — и смотреть особенности их роста.

Вот и все. Пока.

В конце разговора Михаил Валентинович, все время пытавшийся хоть как-то взвесить риск и результат хождений своего коллеги, не преминул укорить его: «Сережа ведь про медведя и мне тогда не сказал. Правда, я довольно быстро об этом узнал».

— Так я, кроме жены, никому не сказал, — оправдывался Сергей. — Даже родителям говорил, что меня собака покусала.

— Ну не в этом дело, — продолжал Мина. — На самом деле, вот в чем: когда предпринимаются такие экспедиции, то действительно привозится материал. И жалко, что с таким риском и трудом добытый, он используется слишком медленно. Без генетики здесь делать нечего. Любой генетик, думаю, с этим согласится. Здесь стоит копать. Но у нас такой возможности нет — с исследованием ДНК и прочее. Это ж все-таки не царская семья... А работа, между прочим, сходная. Есть, правда, у Сережи контакты в штате Колорадо — аспирант того самого Бэнке. Отсылает он ему материал, тот ни шатко ни валко что-то делает. Но у него, конечно, свои заботы и интересы.

— У нас уже в течение семи лет вот такие сложно дружеские отношения, — говорит Сергей. — Он бывал здесь, а я один раз у него — помогал ему, мы проводили как раз анализ ДНК. Я уже передал ему практически все пробы по ленку, а они собраны по всему Союзу. И по гольцу передал — изо всех озер.

Сергей ждет. А что еще остается? •

Сенсация! «Да будет... вещество!»

Знаменитая формула Е = mc² устанавливает связь между веществом и энергией. Она была проверена бесчисленное число раз, в наиболее трагической форме — при ядерном взрыве. «Благодаря» этой формуле горят звезды: ядра атомов сливаются внутри них и при этом выделяется энергия. Кроме того, давно известна аннигиляция частиц и античастиц.

Но это уравнение Эйнштейна, как и любое другое уравнение, должно работать в обе стороны. Значит, должен существовать процесс превращения энергии в вещество. И вот недавно группе физиков под руководством Кирка Макдональда из Принстона посчастливилось это сделать: «Мы превратили фотоны в вещество, это неплохая работа». Естественно, физики были бы просто шокированы, если бы им не удалось осуществить такой процесс.

В конце концов, вся Вселенная родилась в результате Большого взрыва — из колоссальной энергетической вспышки. Да и ученые, занимавшиеся столкновениями частиц, не раз фиксировали косвенные следы виртуальных фотонов — образований, возникающих из вакуума. Но он и быстро исчезают и исследовать их экспериментально просто невозможно. До недавнего времени никто не мог «родить» вещество, хотя теоретическая возможность этого была показана еще в 1934 году.

К началу 1990 года у группы Макдональда была вся необходимая для эксперимента технология. Ключевым элементом стал лазер, способный сконцентрировать огромную энергию в маленьком пространстве: его мощность достигала триллиона ватт — этого достаточно, чтобы осветить все дома Северной Америки. Правда, всю эту бездну энергии он высвобождал за триллионную долю секунды. Фокусируя эту энергию на площади в миллионную долю квадратного сантиметра, экспериментаторы получили невероятную плотность электромагнитного поля. Но даже в этом «пекле» плотность энергии еще была в миллион раз меньше того, что требуется для рождения вещества.

Впоследствии Макдональд с коллегами направлял пучок лазерных фотонов навстречу разогнанным электронам Стенфордского ускорителя. От таких «лобовых» столкновений фотоны становятся энергичными гамма-лучами. Когда они оказываются в определенной близости друг от друга, то рождается пара электрон—позитрон. Экспериментаторы произвели 22 тысячи лазерных «выстрелов» по пучку из ускорителя и «произвели на свет» сто пар частиц.

По оценке Макдональда, через пять-десять лет по такой схеме можно будет создавать небольшие количества антивещества, если, конечно, использовать более мощные установки. Но не надейтесь, что вы дождетесь гамбургера из-под лазера: даже если все излучение Солнца сфокусировать в одном пятнышке, то родиться смогут лишь несколько граммов вещества. •

Александр СЕМЕНОВ

ПРЕДЧУВСТВИЕ «БОЛЬШОГО СЛОМА»

Э. Капусцик

доктор физико-математических наук

Неисчерпаемая механика

* Композиция В. Бреля

Пора оглядеться

Как развиваться науке дальше? Эксперимент стал слишком дорог. Пришло время критического просмотра огромных массивов уже накопленной информации. Пример механики, казалось бы, взад и вперед «изъезженной» науки, показывает, что на этом пути нас ждут важные открытия. Это позволит также выбрать направления для «снайперских» экспериментов и не изучать все подряд.

Упреждающая теоретическая разведка в глубь и в ширь окружающего нас становится главным средством научного исследования. В тылу двигавшейся стомильными шагами науки накопилось много такого, что можно использовать в качестве «строительных лесов», позволяющих подняться высоко над привычными нам представлениями. Не зря говорят. что новое — это часто всего лишь переосмысленное старое. В науке это тоже справедливо.

Все дело в том, что уравнения, которыми физики описывают протекающие вокруг нас процессы, как правило, «умнее» их создателей и всегда содержат нечто такое, что выходит за рамки исходных идей. Разве Эйнштейн предвидел, что внутри его гравитационных уравнений содержится в свернутом виде теория расширяющейся Вселенной? Дж. Максвелл, наверное, тоже был бы весьма удивлен, обнаружив, что в написанных им уравнениях электромагнитного поля спрятана беспроволочная радиосвязь, телевидение и радиолокация! Ничего подобного он и вообразить не мог.

Переживание пространства, Архитектурная фантазия

Механика... Казалось бы, что может подсказать эта созданная несколько столетий назад наука современным физикам, имеющим дело со сверхбыстрыми процессами, с искривленным пространством, с суперэлементарными частицами — кварками? Оказывается, может. И если бы физики были внимательнее к этой старой науке, многие их фундаментальные открытия были бы сделаны значительно раньше. В уравнениях механики были для этого и намеки, и подсказки.

Наверное, об этом можно было бы говорить как о потерянных шансах механики. Хотя виновата не она, а мы, физики, свысока, пренебрежительно относящиеся к перевернутым и переворачиваемым страницам науки. Теория во многом похожа на загадочную картинку, где среди леса чисел и символов прячутся новые принципы и двери в не открытые еще области физики.

Бывает время бросать камни и время их собирать...

Теория относительности — из механики Ньютона

Физиков давно интересовал вопрос: если мы находимся внутри изолированной от внешнего мира кабины, без дверей и окон, то как узнать, движется эта кабина или же стоит на месте? Представим себе, например, что небо над нашими головами было бы постоянно затянуто облаками, смогли бы мы тогда установить факт движения Земли в пространстве? А если взглянуть пошире и предположить, что видимая нами часть Космоса — это огромная «камера», то можно ли узнать о ее движении? И вообще, существует ли абсолютное движение по отношению к какой-то первооснове (вакууму, скажем мы сегодня), или все скорости в мире относительны и с этой точки зрения мир иллюзорен?

Знаменитый итальянский астроном и физик Галилео Галилей, рискуя попасть на суд инквизиции, первым попытался ответить на этот вопрос. Он доказывал. что если двигаться совершенно равномерно, без ускорения и без отклонений в стороны, то о движении «кабины» и ее скорости мы никогда и ничего не узнаем. Ньютон подтвердил этот вывод с помощью своих уравнений.

Проблема абсолютной скорости и выбора системы координат с разных точек зрения многократно рассматривалась и последующими поколениями физиков. К сожалению, для них осталось неизвестным, что аналогичная задача, но в значительно более общем виде, решалась математиками. Они же изучали инварианты — выражения, которые в данной системе уравнений остаются неизменными при преобразованиях координат. Было доказано, что в классе уравнений, к которому принадлежат уравнения механики, существуют инварианты двух типов. Во-первых, такие, которые «нечувствительны» по отношению к равномерным (линейным на языке математики) сдвигам пространственных координат при неизменном значении времени. Это как раз — случай, рассмотренный Галилеем. Во-вторых, инварианты, отвечающие сдвигу сразу и пространства, и времени. Один из таких пространственно- временных сдвигов в точности совпадает с преобразованиями теории относительности. Их открыли с большим опозданием, на рубеже XIX и XX веков, когда возникли трудности с объяснением опытов со светом, а могли бы открыть и раньше, если бы физики и математики работали в более тесном контакте.

Кстати, идея о том, что тела движутся в искривленном пространстве, которую обычно приписывают Общей теории относительности, использовалась еще в механике. Первыми к мысли о том, что искривленным может быть не только вещество, но и само пустое пространство, пришли математики. В середине прошлого века ее развивал казанский геометр НИ Лобачевский, а в общем виде сформулировал в Геттингене Бернхард Риман. По воспоминаниям очевидцев, прослушав доклад Римана, тогдашний «король математиков» Карл Гаусс не мог найти слов, «пребывая в состоянии наивысшего изумления». Пустое, но искривленное — с этим действительно трудно примириться!

Немецкий физик Генрих Герц пришел к этой идее из других соображений.

Он изучал механику системы, состоящей из большого числа взаимодействующих между собой частиц. Вместо того чтобы отмечать величины, относящиеся к некоторой N-й частице, индексом N, как это было общепринято, Герц ввел сплошную нумерацию — от единицы до максимальной, равной числу рассматриваемых частиц. И тогда его уравнения приобрели такой вид, как будто система состояла всего из одной-единственной частицы, но движущейся в многомерном искривленном пространстве. Оказалось, что силы можно заменить искривлением ландшафта! Частица катится там по ложбинкам и спускам, обходя вершины и горки, — как в созданной позднее Общей теории относительности. В то же время картина многомерного пространства подготовила почву для рождения современных идей о том, что микропространство действительно имеет значительно больше «сторон света», чем окружающий нас крупномасштабный Космос.

В который раз подтвердилась истина, что уравнения бывают умнее своих создателей и часто таят в себе сюрпризы! Правда, время в механике Герца по- прежнему оставалось «плоским» — одинаковым во всех пространственных точках. Введение единого искривленного пространства-времени — это уже заслуга Эйнштейна.

Симметрия и законы сохранения

Одно из основных занятий физиков, изучающих элементарные частицы, — поиск различных типов симметрий. Между различными свойствами одной и той же частицы — например, между ее зарядовыми или спиновыми состояниями, ее положениями в пространстве. И между свойствами различных семейств частиц — их массами, изотопическими спинами, значениями «странности», «прелести» и других трудно объяснимых непосвященному читателю величин. С помощью симметрий предсказываются и открываются в опытах новые частицы. Именно так были открыты кварки. Симметрии устанавливают строгие правила запрета для некоторых типов реакций. А главное — каждому типу симметрии соответствует свой инвариант или, говоря по-другому, специфический закон сохранения. При этом чем универсальнее, шире по своей применимости симметрия, тем более общим оказывается такой закон. Этому физиков тоже научила механика.

Теорему о связи симметрий и законов сохранения доказала геттингенский математик Эмми Нетер, и первые практические применения эта теорема нашла в механике. Например, хорошо известно, что уравнения механики не зависят от выбора начального момента времени, от которого ведется его отсчет. Они симметричны по отношению к сдвигам временной шкалы. Часы в Москве и Нью- Йорке показывают разное время, но это совершенно не сказывается на протекающих там физических процессах. Мы считаем, что точно с такой же скоростью время текло во времена египетских фараонов и даже тогда, когда еще не было ни Земли, ни Солнца. Очевидное предположение, в котором едва ли кто усомнится.

Но вот если заложить его в теорему Нетер, то получается замечательный вывод — в мире с равномерным временем, где нет никаких особо выделенных моментов, а все они совершенно равноправны. должен действовать закон сохранения энергии. Оказывается, запрет вечным двигателям, с которым до сих пор спорят некоторые изобретатели, основан на одном из самых фундаментальных свойств нашего мира — временной симметрии.

Энергия сохраняется, если мир существует вечно — от «минус бесконечности». С другой стороны, нарушение плавного течения времени, существование какого-либо «начала» в далеком прошлом или каких-нибудь искривлений временной оси в микромире означает нарушение закона сохранения энергии, когда может потерять смысл само понятие энергии. Здесь есть над чем подумать. Впрочем, к подобному выводу пришла и Общая теория относительности. Согласно ее формулам, в сильных полях тяготения, где время течет неравномерно, «с завихрениями», энергии просто не существует.

Механика говорит нам о существовании строгих законов сохранения и вместе с тем подсказывает, что абсолютно сохраняющихся величин в природе быть не может, как нет у нас и идеальных, абсолютно ненарушенных симметрий. Все они приближенны и справедливы лишь в ограниченной области, при определенных условиях. Философское значение этих фундаментальных выводов трудно переоценить.

Образец для всех других теорий

Когда мы имеем дело с законами Ньютона, само собой разумеется, что масса — положительная величина. Это и понятно, ведь масса — это коэффициент пропорциональности между действующей на тело силой и его ускорением, которое всегда направлено вдоль силы: санки катятся с горы, а не в гору, биллиардный шар летит от толкнувшего его кия, а не прижимается к нему. Но вот что удивляет: уравнения Ньютона имеют решения и в том случае, если предположить, что некоторые тела обладают отрицательной массой и отрицательной энергией. Уравнения говорят, что такие тела должны обладать непривычными нам свойствами: падая, они будут замедляться без всякого парашюта, ударившая в мешок с песком пуля вылетит из него с возросшей скоростью, как из ускорителя, и так далее. Очень странное поведение, но оно не противоречит логике, и то, что мы не наблюдаем удивительных явлений, предсказываемых уравнениями, говорит лишь о том, что в нашем окружении почему-то нет предметов с отрицательной массой. Вот только не ясно, почему... В ньютоновской механике это — загадка.

В квантовой физике в конце концов нашли способ, как избавиться от частиц, движущихся навстречу силе, и объяснили, как следует понимать соответствующие решения уравнений. Однако, если бы на этот вопрос обратили внимание еще в классической механике, предсказание уравнения Дирака об электронах с отрицательной массой не выглядело бы столь неожиданным.

По своей красоте и строгости механика подобна геометрии. Только ее теоремы формулируются не в трехмерном, а в многомерном пространстве, да еще и время И1рает роль дополнительной координаты.

Физические системы иной природы — например, распределенные в пространстве электрическое и магнитное поля, гравитационные волны, реакции с участием элементарных частиц и ядерных сил и тому подобное — тоже описываются величинами, играющими роль координат, скоростей и сил. В любой системе есть основные величины, а также величины, характеризующие их изменение («скорости»), и силовые функции, понуждающие систему изменяться. Так устроен наш мир.

По аналогии с механикой для всех этих величин можно сформулировать вариационный принцип и найти уравнения движения. Такая процедура оказывается совершенно однозначной и теперь широко используется в физике. Образно говоря, все современные теории являются обобщенной механикой и строятся по ее образу и подобию. С этой точки зрения механика — самая фундаментальная. коренная наука, хотя и относится лишь к не слишком быстрым движениям и достаточно большим расстояниям.

Есть еще порох в пороховницах!

Механику изучают уже триста лет. Казалось бы, за это время физики «выжали» из нее все, что можно, исследовали все частные случаи и возможности. И тем не менее она до сих пор служит лабораторией для изучения различных нетривиальных обобщений наших представлений о движении и взаимодействии материальных тел.

О теории с отрицательными массами уже упоминалось. Другое интересное обобщение связано с попыткой объяснить необычное поведение суперэлементарных частичек — кварков. Дело в том, что их никак не удается вылущить из протонов и нейтронов, частями которых они являются. Складывается впечатление, что, в отличие от всех других материальных объектов, больших и малых, кварки не могут существовать поодиночке — сами по себе, без других братьев-кварков. Капельку слипшихся кварков нельзя разорвать.

Если, например, по одному из кварков сильно стукнуть разошанным в ускорителе электроном, то, вопреки ожиданиям, этот кварк не отделяется от других, а мгновенно «выплевывает» быстрый мезон и сам, избавившись от излишней энергии, остается внутри капельки. И так всякий раз. Физики творят о «резиновой тюрьме»: удирающий кварк с силой ударяется о ее стену, в этом месте от нее отлетает кусок в виде мезона, а кварк отбрасывается ею назад.

Почему вокруг капельки кваркового вещества образуются такие резиновые стенки — это остается загадкой. Предложено немало объяснений, но ни одно из них не описывает полностью удивительного поведения плененных кварков.

Может, нужно как-то по-новому характеризовать систему частиц? Обычно считают, что положен не каждой из ее частиц-составляющих полностью определяется силами, действующими на нее со стороны всех ее соседей. Эти силы входят в уравнения движения, и решения, то есть эволюция системы, однозначно зависят от их величины. Однако в системе могут быть и несиловые связи. Например. известно, что если в группе совершенно одинаковых (тождественных, как говорят физики) электронов с равными скоростями и ускорениями поменять местами две частицы, то это может породить наблюдаемые эффекты, хотя, казалось бы, какая разница — ведь частицы-то совершенно одинаковы по всем параметрам!

Почему происходит такое, довольно трудно объяснить в популярной, не использующей формул статье, но нам сейчас важен сам факт: в природе существуют и проявляются во многих экспериментах несиловые связи, действующие даже тогда, когда между частицами нет никаких сил!

Можно сформулировать вариационный принцип, учитывающий возможность несиловых связей, и получить соответствующие обобщенные уравнения движения. Оказывается, частицы в таких системах не могут разойтись на большие расстояния. Бестелесные несиловые связи удерживают их внутри некоторой ограниченной области. Возникает ситуация, похожая на ту. что имеет место в случае кварков. Может, и там действуют какие-то еще не изученные физикой типы несиловых связей? Это весьма интересный предмет для дальнейшего исследования.

Есть еще одна очень любопытная область, где механика служит сегодня полигоном для проверки новых илей. Это теория векторного времени. Мы привыкли к тому, что пространство трехмерно, а время одномерно — всегда течет в одном направлении. А почему? Может, время тоже — вектор с тремя компонентами, и мы не видим двух дополнительных просто потому, что временные векторы всех тел в окружающей нас части Вселенной параллельны друг другу и нас, как щепки в потоке воды, несет всех в одном направлении? Известный нам мир образовался путем «распухания» небольшого «кусочка» первичной Вселенной. Возможно, в других, удаленных от нас районах Вселенной направление временной оси совсем иное?

Когда-то Н.И.Лобачевский «на кончике пера» изучал свойства мира, в котором привычная нам школьная геометрия заменена искривленной неевклидовой. Таким же образом уравнения «многовременной механики» позволяют нам представить себе свойства воображаемого мира, в котором время имеет «стороны света».

В общем, еще рано утверждать, что «старушка»-механика исчерпала все свои силы и ей место в витрине музея!

Как уже говорилось в начале статьи, механика — это только пример того, что может дать науке внимательный анализ созданных ранее теорий. Некоторые из них значительно моложе механики и потому в них наверняка скрыто еще много интересных открытий. Нужно только суметь их рассмотреть... •

Р S.

Редакция выражает свою благодарность доктору физико-математических наук В.Барашенкову за помощь в подготовке к публикации этой статьи.

ТЕМА НОМЕРА

В каких пространствах мы живем?

У каждого автора статей, составивших тему этого номера, был свой резон обращения к читателю. Эдварда Капусцика, профессионального физика, работавшего в Дубненском Объединенном институте ядерных исследований и университете штата Джорджия, ныне —- профессора Краковского педагогического университета, волновало получение ответов на конкретные вопросы, возникшие у него еще в студенческие годы, в том числе и об устройстве окружающего нас пространства. Обсуждая их с такими корифеями науки, как Поль Дирак, Юджин Вигнер, Николай Боголюбов, Абдус Салам, Леон Купер, он пришел к неожиданному на первый взгляд, выводу. Оказалось, что вроде бы основательно обжитое «пространство» классической механики таит в себе еще немало «закоулков», заглянув в которые, можно открыть много чего удивительного...

• Рене Магнит. Этот прекрасный мир (фрагмент)

Вновь задуматься о числе измерений пространства нашего мира аспиранта-математика Андрея Соболевского побудила одна интеллигентная дама, задавшаяся вопросом: «А правда, что в скульптурах Эриста Неизвестного можно увидеть четвертое и даже пятое измерения?» Пытаясь уйти от односложного ответа, он попробовал разобраться, о чем же здесь, на самом деле, может идти речь...

Оба автора этих, в каком-то смысле непреднамеренно пересекшихся в редакции статей и не подозревали, какую бурю эмоций вызовут они своими размышлениями, в общем- то ограниченными рамками представленных ими наук. Комментирующий их Сергей Смирнов перевел «стрелки» на путях обсуждения из физико-математического пространства в социально-историческое. Но этим тему отнюдь не исчерпал...

Новые, на наш взгляд, краски добавил в ее развитие четвертый автор — философ Владимир Порус, расширивший пространство разговора до общезначимых, общечеловеческих категорий. Главное же, что ему удалось сделать, — так это не поставить итоговой точки в обсуждении, оставить возможность (и необходимость!) продолжения полемики. Этим мы, безусловно, не преминем вскоре воспользоваться...

Андрей Соболевский

Этот трехмерный, четырехмерный, многомерный мир...

Сколько измерении имеет пространство мира, в котором мы живем?

Что за вопрос! Конечно, три — скажет обычный человек и будет прав. Но есть еще особая порода людей, имеющих благоприобретенное свойство сомневаться в очевидных вещах. Эти люди называются «учеными», поскольку их специально этому учат. Для них наш вопрос не так прост: измерение пространства—вещь трудноуловимая, их нельзя просто пересчитать, показывая пальцем: один, два, три. Нельзя измерить их число и каким-нибудь прибором вроде линейки или амперметра: пространство имеет 2,97 плюс-минус 0,04 измерения. Приходится продумывать этот вопрос глубже и искать косвенные способы. Такие поиски оказались плодотворным занятием: современная физика считает, что число измерений реального мира тесно связано с самыми глубокими свойствами вещества. Но путь к этим идеям начался с пересмотра нашего обыденного опыта.

Обычно говорят, что мир, как и всякое тело, имеет три измерения, которым соответствуют три разных направления, скажем, «высота», «ширина» и «глубина». Кажется ясным, что «глубина», изображенная на плоскости рисунка, сводится к «высоте» и «ширине», является в некотором смысле их комбинацией. Так же ясно, что в реальном трехмерном пространстве все мыслимые направления сводятся к каким-то трем заранее выбранным. Но что означает «сводятся», «являются комбинацией»? Где будут эти «ширина» и «глубина», если мы окажемся не в прямоугольной комнате, а в невесомости где-нибудь между Венерой и Марсом? Наконец, кто поручится, что «высота», скажем, в Москве и Нью-Йорке — это одно и то же «измерение»?

Беда в том, что мы уже знаем ответ к задаче, которую пытаемся решить, а это далеко не всегда полезно. Вот если бы оказаться в мире, число измерений которого заранее не известно, и отыскивать их по одному... Или, по крайней мере, так отрешиться от наличных знании о действительности, чтобы посмотреть на ее первоначальные свойства совсем по-новому.

Булыжник — орудие математика

В 1915 году французский математик Анри Лебег придумал, как определить число измерений пространства, не пользуясь понятиями высоты, ширины и глубины. Чтобы понять его идею, достаточно внимательно посмотреть на брусчатую мостовую. На ней легко можно найти места, где камни сходятся по три и по четыре. Можно замостить улицу квадратными плитками, которые будут примыкать друг к другу по две или по четыре: если взять одинаковые треугольные плитки, они будут примыкать но две или по шесть. Но ни один мастер не сможет замостить улицу так, чтобы булыжники везде примыкали друг к другу только по два. Это настолько очевидно, что смешно и предполагать обратное.

Математики отличаются от нормальных людей именно тем, что замечают возможность таких абсурдных предположений и умеют делать из них выводы. В нашем случае Лебег рассуждал так: поверхность мостовой, безусловно, двумерна. В то же время на ней неизбежно есть точки, где сходятся по меньшей мере три булыжника. Попробуем обобщить это наблюдение: скажем, что размерность какой-то области равна N, если при ее замощении не удается избежать соприкосновений N + 1 или большего числа «булыжников». Теперь трехмерность пространства подтвердит любой каменщик: ведь при выкладывании толстой, в несколько слоев стены обязательно будут точки, где соприкоснутся не менее чем четыре кирпича!

Однако на первый взгляд кажется, что к лебеговскому определению размерности можно найти, как выражаются математики, «контрпример». Это дощатый пол, в котором половицы соприкасаются ровно по две. Чем не замощение? Поэтому Лебег потребовал еще, чтобы «булыжники», используемые в определении размерности, были маленькими. Это важная идея, и в конце мы вернемся к ней еще раз — в неожиданном ракурсе. А сейчас ясно, что условие малой величины «булыжников» спасает определение Лебега: скажем, короткие паркетины, в отличие от длинных половиц, в некоторых точках обязательно будут соприкасаться по три. Значит, три измерения пространства — это не просто возможность произвольно выбрать в нем какие- то три «разных» направления. Три измерения — это реальное ограничение наших возможностей, которое легко почувствовать, немного поиграв с кубиками или кирпичами.

i. M. К. Эшер. Вид городка Сартене в Италии. 1928год

2. Схема кладки при так называемой полукрестообразной перевязке кирпичной стены. После того как на отмеченное место будет положен кирпич, в точке А станут сходиться пять, а в точке В четыре кирпича.

3. Треугольник Минковского.

4. Способ построения кривой Пето.

5. Побережье южной части Норвегии (размер стороны квадрата решетки — примерно 50 километров).

Размерность пространства глазами Штирлица

Другое ограничение, связанное с трехмерностью пространства, хорошо чувствует узник, запертый в тюремной камере (например, Штирлиц в подвале у Мюллера). Как выглядит эта камера с его точки зрения? Шершавые бетонные стены, плотно запертая стальная дверь — словом, одна двумерная поверхность без щелей и отверстий, огораживающая со всех сторон замкнутое пространство, где он находится. Из такой оболочки деться действительно некуда. А можно ли запереть человека внутри одномерного контура? Представьте, как Мюллер рисует вокруг Штирлица мелом круг на полу и уходит восвояси: это не тянет даже на анекдот.

№ этих соображений извлекается еще один способ определить число измерении нашего пространства. Сформулируем его так: огородить со всех сторон область N-мерного пространства можно только (N— 1)-мерной «поверхностью». В двумерном пространстве «поверхностью» будет одномерный контур, в одномерном — две нульмерные точки. Это определение придумал в 1913 году голландский математик Брауэр, по известным оно стало только спустя восемь лет, когда его независимо друг от друга, переоткрыли наш Павел Урысон и австриец Карл Менгер.

Здесь наши пути с Лебегом, Брауэром и их коллегами расходятся. Новое определение размерности было нужно им для того, чтобы построить абстрактную математическую теорию пространств любой размерности вплоть до бесконечной. Это — чисто математическая конструкция, игра человеческого ума, который достаточно силен даже для познания таких странных объектов, как бесконечномерное пространство. Математики не пытаются узнать, существуют ли на самом деле вещи, обладающие такой структурой; это не их профессия. Напротив, наш интерес к количеству измерений мира, в котором мы живем, физический: мы хотим узнать, сколько их на самом деле и как почувствовать их число «на своей шкуре». Нам нужны явления, а не чистые идеи.

Характерно, что все приведенные примеры были заимствованы более или менее из архитектуры. Именно эта область деятельности людей теснее всего связана с пространством, как оно представляется нам в обычной жизни. Чтобы продвинуться в поиске измерений физического мира дальше, потребуется выход к другим уровням реальности. Они доступны человеку благодаря современной технологии, а значит — физике.

При чем здесь скорость света?

Ненадолго вернемся к оставленному в камере Штирлицу. Чтобы выбраться из оболочки, надежно отделявшей его от остальной части трехмерного мира, он воспользовался четвертым измерением, которому не страшны двумерные преграды. А именно, он некоторое время подумал и нашел себе подходящее алиби. Иначе говоря, повое загадочное измерение, которым воспользовался Штирлиц, — это время.

Трудно сказать, кто первым заметил аналогию между временем и измерениями пространства. Два века назад об этом уже знали. Жозеф Лагранж, одни из создателей классической механики, науки о движениях тел, сравнил ее с геометрией четырехмерного мира: его сравнение звучит, как цитата из современной книги по Обшей теории относительности.

Ход мысли Лагранжа, впрочем, легко понять. В его время уже были известны графики зависимости переменных величин от времени, вроде нынешних кардиограмм или графиков месячного хода температуры. Такие графики рисуют на двумерной плоскости: вдоль оси ординат откладывают путь, пройденный переменной величиной, а вдоль оси абсцисс — прошедшее время. При этом время действительно становится просто «еще одним» геометрическим измерением. Точно так же можно добавить его и к трехмерному пространству нашего мира.

Но действительно ли время похоже на пространственные измерения? На плоскости с нарисованным графиком есть два выделенных «осмысленных» направления. А направления, не совпадающие ни с одной из осей, смысла не имеют, они не изображают ничего. На обычной же геометрической двумерной плоскости все направления равноправны, выделенных осей нет.

По-настоящему время можно считать четвертой координатой, только если оно не будет выделено среди остальных направлений в четырехмерном «пространстве-времени». Надо найти способ «вращать» пространство-время так, чтобы время и пространственные измерения «смешивались» и могли в определенном смысле переходить друг в друга.

Этот способ нашли Альберт Эйнштейн, создавший теорию относительности, и Гермап Минковский, придавший ей строгую математическую форму. Они воспользовались тем, что в природе есть универсальная скорость — скорость света.

Возьмем две точки пространства, каждую— в свой момент времени, или два «события» на жаргоне теории относительности. Если умножить на скорость света интервал времени между ними, измеренный в секундах, то получится определенное расстояние в метрах. Будем считать, что этот воображаемый отрезок «перпендикулярен» пространственному расстоянию между событиями, а вместе они образуют «катеты» какого-то прямоугольного треугольника, «гипотенуза» которого — это отрезок в пространстве-времени, соединяющий выбранные события. Минковский предложил: чтобы найти квадрат длины «гипотенузы» этого треугольника, будем неприбавлять квадрат длины «пространственного» катета к квадрату длины «временного», а вычитать его. Конечно, при этом может получиться отрицательный результат, тогда считают, что «гипотенуза» имеет мнимую длину! Но какой же в этом смысл?

При вращении плоскости длина любого нарисованного на ней отрезка сохраняется. Минковский понял, что надо рассматривать такие «вращения» пространства-времени, которые сохраняют предложенную им «длину» отрезков между событиями. Именно так можно добиться, чтобы скорость света была в построенной теории универсальной. Если два события связаны световым сигналом, то «расстояние Минковского» между ними равно нулю: пространственное расстояние совпадаете интервалом времени, умноженным на скорость света. «Вращение», предложенное Минковским, сохраняет это «расстояние» нулевым, как бы ни смешивались при «повороте» пространство и время.

Это не единственная причина, по которой «расстояние» Минковского обладает реальным физическим смыслом, несмотря на крайне странное для неподготовленного человека определение. «Расстояние» Минковского дает способ построить «геометрию» пространства-времени так, что и пространственные, и временные интервалы между событиями удается сделать равноправными. Пожалуй, именно в этом заключается плавная идея теории относительности.

Итак, время и пространство нашего мира так тесно связаны друг с другом, что трудно попять, где кончается одно и начинается другое. Вместе они образуют что-то вроде сцены, на которой разыгрывается спектакль «История Вселенной». Действующие лица — частицы материи, атомы и молекулы, из которых собраны галактики, туманности, звезды, планеты, а на некоторых планетах — даже живые разумные организмы (читателю должна быть известна по меньшей мере одна такая планета).

Опираясь на открытия предшественников, Эйнштейн создал новую физическую картину мира, в которой пространство и время оказались неотделимы друг от друга, а действительность стала по-настоящему четырехмерной. И в этой четырехмерной действительности «растворилось» одно из двух известных тогдашней науке «фундаментальных взаимодействий»: закон всемирного тяготения свелся к геометрической структуре четырехмерного мира. Но Эйнштейн ничего не смог сделать с другим фундаментальным взаимодействием — электромагнитным.

Пространство-время приобретает новые измерения

Общая теория относительности настолько красива и убедительна, что сразу после того, как она стала известна, другие ученые попытались пройти по тому же пути дальше. Эйнштейн свел к геометрии гравитацию? Значит, на долю его последователей остается геометризовать электромагнитные силы!

Так как возможности метрики четырехмерного пространства Эйнштейн исчерпал, его последователи стали пытаться как-то расширить набор геометрических объектов, из которых можно было бы сконструировать такую теорию. Вполне естественно, что им захотелось увеличить число размерностей.

Но пока теоретики занимались геометризацией электромагнитных сил, были открыты еще два фундаментальных взаимодействия — так называемые сильное и слабое. Теперь надо было объединить уже четыре взаимодействия. При этом возникла масса неожиданных трудностей, для преодоления которых изобретались новые идеи, все дальше уводившие ученых от наглядной физики прошлого века. Стали рассматривать модели миров, имеющих десятки и даже сотни измерений, пригодилось и бесконечномерное пространство. Чтобы рассказать об этих поисках, нужно было бы написать целую книжку. Нам важен другой вопрос: где же расположены все эти новые измерения? Можно ли почувствовать их так же, как мы ощущаем время и трехмерное пространство?

Представьте себе длинную и очень тонкую трубочку — например, пустой внутри пожарный шланг, уменьшенный в тысячу раз. Это двумерная поверхность, но два ее измерения неравноправны. Одно из них, длину, заметить легко — это «макроскопическое» измерение. Периметр же — «поперечное» измерение — можно разглядеть только под микроскопом. Современные многомерные модели мира похожи на эту трубочку, хотя они имеют не одно, а четыре макроскопических измерения — три пространственных и одно временное. Остальные измерения в этих моделях нельзя рассмотреть даже под электронным микроскопом. Чтобы обнаружить их проявления, физики пользуются ускорителями — очень дорогими, но грубыми «микроскопами» для субатомного мира.

Пока одни ученые совершенствовали эту впечатляющую картину, блестяще преодолевая одно препятствие за другим, у других назрел каверзный вопрос:

Может ли размерность быть дробной?

А почему бы и нет? Для этого надо «просто» найти новое свойство размерности, которое могло бы связать ее с нецелыми числами, и обладающие этим свойством геометрические объекты, имеющие дробную размерность. Если мы хотим найти, например, геометрическую фигуру, имеющую полтора измерения, то у нас есть два пути. Можно пытаться либо отнять пол-измерения у двумерной поверхности, либо добавить пол-измерения к одномерной линии. Чтобы это сделать, потренируемся сперва на добавлении или отнятии целого измерения.

Есть такой известный детский фокус. Фокусник берет треугольный листок бумаги, делает на нем надрез ножницами, сгибает листок по линии надреза пополам, делает еще один надрез, опять сгибает, надрезает последний раз, и — ап! — в его руках оказывается гирлянда из восьми треугольничков, каждый из которых совершенно подобен исходному, но в восемь раз меньше его по площади (и в корень квадратный из восьми раз — по размерам). Возможно, этот фокус показали в 1890 году итальянскому математику Джузеппе Пеано (а может быть, он сам любил его показывать), во всяком случае, именно тогда он заметил вот что. Возьмем идеальную бумагу, идеальные ножницы и повторим последовательность надрезания и складывания бесконечное число раз. Тогда размеры отдельных треугольничков, получаемых на каждом шаге этого процесса, будут стремиться к нулю, а сами треугольники стянутся в точки. Стало быть, мы получим из двумерного треугольника одномерную линию, не потеряв при этом ни кусочка бумаги! Если не растягивать эту линию в гирлянду, а оставить такой «скомканной», как у нас получилось при разрезании, то она заполнит треугольник целиком. Более того, под каким сильным микроскопом мы бы ни рассматривали этот треугольник, увеличивая его фрагменты в любое число раз, получаемая картина будет выглядеть точно так же, как не увеличенная: выражаясь научно, кривая Пеано имеет одинаковую структуру при всех масштабах увеличения, или является «масштабно инвариантной».

Итак, изогнувшись бесчисленное множество раз, одномерная кривая смогла как бы приобрести размерность два. Значит, есть надежда и на то, что менее «скомканная» кривая будет иметь «размерность», скажем, полтора. Но как же найти способ измерять дробные размерности?

В «булыжном» определении размерности, как помнит читатель, надо было использовать достаточно маленькие «булыжники», иначе результат мог получиться неправильный. Но маленьких «булыжников» потребуется много: тем больше, чем меньше их размер. Оказывается, для определении размерности не обязательно изучать, как «булыжники» прилегают друг к другу, а достаточно лишь выяснить, как возрастает их число при уменьшении величины.

Возьмем отрезок прямой длиной 1 дециметр и две кривые Пеано, вместе заполняющие квадрат размером дециметр на дециметр. Будем покрывать их маленькими квадратными «булыжниками» с длиной стороны 1 сантиметр, 1 миллиметр, 0,1 миллиметра и так далее вплоть до микрона. Если выражать размер «булыжника» в дециметрах, то на отрезок потребуется число «булыжников», равное их размеру в степени минус единица, а на кривые Пеано—размеру в степени минус два. При этом отрезок определенно имеет одно измерение, а кривая Пеано, как мы видели, — два. Это не просто совпадение. Показатель степени в соотношении, связывающем число «булыжников» с их размером, действительно равен (со знаком минус) размерности той фигуры, которая ими покрыта. Особенно важно, что показатель степени может быть дробным числом. Например, для кривой, промежуточной по своей «скомканности между обычной линией и парой плотно заполняющих квадрат кривых Пеано, величина показателя будет больше 1 и меньше 2. Это и открывает нужную нам дорогу к определению дробных размерностей.

Именно таким способом была определена, например, размерность береговой линии Норвегии — страны, имеющей очень изрезанное (или «скомканное» — как кому больше нравится) побережье. Конечно, замощение булыжниками берега Норвегии происходило не на местности, а на карте из географического атласа. Результат (ие абсолютно точный из-за невозможности на практике дойти до бесконечно малых «булыжников») составил 1,52 плюс-минус одна сотая. Ясно, что размерность не могла получиться меньше единицы, поскольку речь идет все-таки об «одномерной» линии, и больше двух, поскольку береговая линия Норвегии «нарисована» на двумерной поверхности земного шара.

ВСЕЛЕННАЯ БУДЕТ РАСШИРЯТЬСЯ ВЕЧНО...

Это предсказание основано на новых результатах исследований удаленных сверхновых звезд. Их яркость и расстояние от Земли можно определить, тщательно наблюдая за изменением светимости со временем. Полученные таким путем данные сравниваются со скоростями удаления ближайших галактик, определяемых по красному смещению Сравнение двух независимых результатов позволяет точнее установить скорость расширения Вселенной.

Результаты американских астрономов из группы университета Беркли говорят, что расширение будет продолжаться вечно, и вещества в космосе не хватает, чтобы его остановить. Новые результаты согласуются с тем, что возраст Вселенной— в пределах 15 миллиардов лет.

ФРАКТАЛЬНЫЕ СТРУКТУРЫ В КЛЕТКАХ ГОВОРЯТ О РАКЕ

Многие биологические объекты в природе образуют фрактальные структуры. Израильские исследователи изучали их на белке под названием «хроматин» и пришли к выводу, что плотность фрактальных структур в клетке связана с раковым заболеванием. Они брали клетки у 41 пациента, про двадцать из которых заранее было известно, что они больны. Фрактальный анализ точно предсказал рак в 39 случаях. Это очень высокий процент «попадания».

И СНОВА ПРО «ЛЯМБДУ»

В уравнениях Общей теории относительности Эйнштейна присутствует таинственная константа «лямбда», которую связывают с плотностью энергии в вакууме. Чему она должна быть равна и имеет ли какой-либо физический смысл — никто не знает. Проблема в том, что современное состояние Вселенной хорошо объясняется величиной «лямбды», близкой к нулю, но развитие с момента Большого взрыва противоречит этому.

Английский теоретик Стивен Карлип считает, что ситуация с расширением Вселенной напоминает кипячение воды в чайнике. Чем больше огонь, тем быстрее закипит вода. А энергию космос черпает из вакуума, то бишь из «лямбды». Поэтому раньше она была большой, а теперь постепенно стремится к нулю — вот расширение и замедляется. При этом теория Карлипа совсем не так проста, как звучит в таком кратком изложении. Она использует последние достижения математики, в том числе построения теории групп и неевклидовой геометрии.

«БЫТЬ МОЖЕТ, ЭТИ ЭЛЕКТРОНЫ...»

В соответствии с квантовой механикой электрон в атоме образует облако вокруг ядра, иными словами невозможно точно определить положение частицы. Недавно польские физики высказали предположение. что иногда электрон может существовать в «троянском» состоянии, то есть занимать небольшой участок орбиты, в точности, как планета. Название возникло благодаря астероидам Трояна, которые вращаются вокруг Солнца по той же орбите, что и Юпитер, — немного впереди и немного позади планеты.

Вначале при помощи лазера орбита электрона сужается до узенького кольца, а потом уже пучком микроволн кольцо сжимается в «сосиску», вращающуюся вокруг ядра. В этом процессе всегда есть вероятность сорвать электрон с орбиты или же перебросить его на более близкую к ядру орбиту, поэтому наблюдать «троянское» состояние невероятно трудно.

Человек как мера всех вещей

Дробные размерности — это прекрасно, может сказать здесь читатель, по какое отношение они имеют к вопросу о числе измерений мира, в котором мы живем? Может ли случиться, что размерность мира дробная и не точно равна трем?

Примеры кривой Пеано и побережья Норвегии показывают, что дробная размерность получается, если кривая линия сильно «скомкана», заложена в бесконечно малые складочки. Процесс определения дробной размерности тоже включает в себя использование безгранично уменьшающихся «булыжников», которыми мы покрываем изучаемую кривую. Поэтому дробная размерность, выражаясь научно, может проявляться только «на достаточно малых масштабах», то есть показатель степени в соотношении, связывающем число «булыжников» с их размером, может лишь в пределе выходить на свое дробное значение. Наоборот, одним огромным булыжником можно накрыть фрактал — объект дробной размерности: конечных размеров неотличим от точки.

Для нас мир, в котором мы живем, — это прежде всего тот масштаб, на котором он доступен нам в повседневной действительности. Несмотря на поразительные достижения техники, его характерные размеры все еще определяются остротой нашего зрения и дальностью наших пеших прогулок, характерные промежутки времени — быстротой нашей реакции и Шубиной нашей памяти, характерные величины энергии—силой тех взаимодействий, в которые вступает наше тело с окружающими вещами. Мы ненамного превзошли здесь древних, да и стоит ли стремиться к этому? Природные и технологические катастрофы несколько расширяют масштабы «нашей» действительности, но не делают их космическими. Микромир тем более недоступен в нашей повседневной жизни. Открытый перед нами мир — трехмерный, «гладкий» и «плоский», он прекрасно описывается геометрией древних греков; достижения науки в конечном счете должны служить не столько расширению, сколько защите его границ.

Так что же все-таки ответить людям, ждущим открытия скрытых размерностей нашего мира? Увы, единственное доступное для нас измерение, которое мир имеет сверх трех пространственных, — это время. Мало это или много, старо или ново, чудесно или обыденно? Время — это просто четвертая степень свободы, и воспользоваться ею можно очень по-разному. Вспомним еще раз того же Штирлица, кстати, физика по образованию: у каждого мгновенья свой резон... •

• Франк О'Гери. Из проекта дома Левиса, или Виртуальная Анатомия Гиперструктуры

Сергей Смирнов

Куда мы идем сквозь научные дебри?

Давно замечено, что любое предсказание будущего или прошлого оказывается неверной экстраполяцией настоящего. Ибо каждый прогнозист глядит со своей родной колокольни в свою любимую сторону, стараясь не мешать коллегам делать то же самое. А что получится в итоге общих усилий — не нашего ума дело; это решает Природа, ей видней!

Что она, Природа, — большая дура, ничего не видит и не понимает (не имея ни глаз, ни мозгов), об этом в ученом мире все знают, но не говорят — из вежливости. Оттого один мудрей деловито прогнозирует стихийное развитие тех средств, при помощи которых ученое сословие решает свои очередные задачи, не размышляя о том, какие задачи стоят в очереди за только что решенными. Другой специалист столь же деловито предрекает самые насущные проблемы грядущих лет и десятилетий, не задумываясь о возможных средствах их решения и о той цене, которую придется заплатить за такое решение. Короче говоря, сами прогнозисты не образуют ценоза и потому регулярно терпят неудачи в прогнозах стихийной эволюции ценоза, состоящего из научных моделей и проблем. Так было, так есть — и, видимо, так будет до скончания научных веков.

Например, в начале XX века возникла Большая Наука (по запросам Большой Технологии); в конце того же века она вновь сморщилась до Малой Науки — вследствие соревнования Больших Держав, которое завершилось Большим Разорением всего человечества и окружающей нас Природы. К сожалению, никто не предвидел ни первого, ни второго из этих событий, а если предвидел, то ему не поверили или не приняли всерьез, а он никого не сумел убедить в своей правоте.

То же самое можно сказать о двух прогнозах, которые нам предлагают один физик и один геометр. Их объединяет вера в неограниченные возможности дешевой теоретической науки, которую не может остановить ни финансовый, ни экологический кризис. Физик толкует, как можно было угадать основы теории относительности и квантовой механики за сто или двести лет до Альберта Эйнштейна, Эммы Нетер и Вернера Гайзенберга. Чего же не хватило? Вот этих самых гениев и не хватило! Были и тогда богатыри: Эйлер, Мопертюи, Лагранж, Кавендиш. Да вот бела — увлекались они не тем, чем следовало бы увлечься ради процветания ньютоновой механики и ее дочерних теорий.

А что говорит геометр? Он объясняет нам, какое великое будущее ждет геометрическую физику в XXI веке, если новые теоретики займутся геометрией фракталов столь же самозабвенно, как Эйнштейн и Минковский занимались геометрией евклидовых пространств в начале нашего века. Но вот вопрос: займутся ли? Если да, то с какой стати? А если нет, то чем иным они увлекутся, и по какой причине? Вот главная проблема современной (да и прежней) науки: стимулы творческой деятельности самых талантливых ученых. В какой мере они доступны моделированию, а на его основе — прогнозированию, или разумному управлению?

Кстати, неразумному управлению они вполне доступны! Стоило кавказскому разбойнику Сталину встать во главе России и затеять соревнование с разбойниками Европы, как в России развилась замечательная авиационная наука, которая быстро переросла в космические исследования, охватила астрофизику, породила кибернетику — и так далее. А стоило разбойничьему режиму обанкротиться, как власть перешла к наивным экономистам, которые не способны оценить в рублях ни качество российской биосферы, ни качество умов ученых россиян, ни динамику воспроизводства того и другого ценоза...

И только ли сами правящие дикари виновны в своей дикости? А ученые люди куда смотрят? Не стоит ли безработным физикам и математикам заняться физикой социума так же профессионально, как они занимаются физикой сверхпроводников? Тут наверняка есть общие механизмы. Часть их уже выявила математическая «теория катастроф», другие замечены в геометрии странных аттракторов или тех же фракталов. Не станет ли удивительный взрыв математики и физики в XX веке прелюдией к расцвету физикалистской социологии XXI века, без которой человечество вновь отбросит себя в племенной или феодальный мир Переселения народов?

Римляне свалились в эту яму по многим причинам, в том числе из-за безразличия правителей и пролетариев к науке. Большевики относились к науке иначе; поэтому они быстро восстановили Российское сообщество этносов над новым флагом. Правда, СССР истощился за 70 лет, но не столько из-за ошибок экономистов, сколько из-за общего неумения рассчитать динамику человеческих ценностей. Пока ученые люди не умеют моделировать даже свое вдохновение, где уж им оценить уровень патриотизма крестьян или уровень коррупции чиновников! Вот и не утихают словесные споры о непонятных чудесах — будь то победы россиян над интервентами в 1812 и 1942 годах либо их поражения во внутренней борьбе 1917 года. Пора бы заменить такие споры физико-математическим моделированием, а призывы к правителям — сознательными экспериментами в научно обоснованной пропаганде чего-нибудь. Для начала — хотя бы своих интересов в сфере науки и образования!

Но уж пропагандировать, так всерьез, рассчитывая на самую разнородную аудиторию, а не только на тех, кто и так с тобою согласен. Большевики умели это делать, не обладая культурой научного мышления. Если ученые, выросшие под властью большевиков, не переняли это трудное ремесло и не могут его усовершенствовать на научной основе, так стоило ли мучиться 70 лет?

Вот такие размышления навевают многие нынешние прогнозы развития науки — вроде тех, которые опубликованы выше. Врачу, исцелися сам! Ученый человек, убеди своих современников в пользе своей науки! Если это получится, значит еще поживем и увидим то, что мы заслужили увидеть. •

• Александр Добрицип. «Перманентное состояние»

Внимательный читатель, разумеется, заметил, что художник, оформлявший «тему номера», не следовал слепо за авторами статей. а выстраивал свой образ пространства...

Владимир Порус

Пространство и время в человеческих измерениях

Это происходит не только в науке, так устроен весь мир человеческий: новые эффективные способы решения определенных задач, обеспечившие успех, люди обязательно постараются применять в иных сферах жизни, не там, где они созданы.

Долгое время несомненным лидером и образном научного знания была геометрия Евклида. Она восхищала многие поколения ученых и служила очевидным свидетельством того, что важнейшие истины могут стать достоянием человеческого ума. Она веками считалась образцом всякого достоверного знания, и именно к ней больше всего можно отнести известные слова И. Канта о том, что во всякой науке столько истины, сколько в ней математики.

Правда, к тому времени, когда были сказаны эти слова, уже была иная, созданная Декартом, Лейбницем и Ньютоном математика, казалось бы, позволившая физике стать не менее совершенной наукой. Прежде Б.Спнноза методом геометрических доказательств надеялся выстроить всеобъемлющую философскую систему, которая объяснила бы основы мироздания и основы человеческого участия в мире. После того как идеи Ньютона получили законченное выражение в трудах классиков математической физики (Лагранжа, Эйлера и других), именно механика заняла место абсолютного лидера науки и уже на ее основе пытались выстроить и мировоззренческие, и космологические, и даже социальные теории.

Идеи и принципы теории биологической эволюции Ч.Дарвииа тоже произвели мощный сдвиг в научном и культурном сознании, в свое время их пытались применить в социологии, в политологии, в социальной философии. Одна из наиболее известных концепций научного развития, выдвинутая в семидесятые годы нашего века американским философом С.Тулмином, заимствует схему Дарвина для объяснения исторического развития научного знания. Огромное влияние на современную науку оказывают принципы и результаты кибернетики, теории систем, информатики.

Меняется и само представление о лидирующей науке: если раньше таковой считалась фундаментальная наука с ее гипотетико-дедуктивным методом, то теперь многие методологи считают более важными эвристические возможности теории, ее способность предлагать радикально новые идеи, резко растирающие круг объясненных и предсказанных явлений. Причем разные теории из различных областей знания могут обладать такими способностями по самой своей понятийной природе, а не потому, что они похожи на какую-то одну, привилегированную в этом смысле науку. Получается, что лидерство в науке — понятие относительное, можно лидировать по-разному, в разных отношениях. И как раз способность теории неожиданным образом сочетать в себе свойства знаний и методов из очень разных сфер интеллектуальной работы позволяет надеяться на рывок.

Например, современная синергетика (теория самоорганизующихся систем, созданная Германом Хакеном), похоже, сейчас выходит если не в лидеры, то по крайней мере в привлекательный образец быстро развивающейся многообещающей науки. Она сочетает в себе строгость математических теорий (например, теории колебаний и качественной теории дифференциальных уравнений) с понятиями общеметодологическими и мировоззренческими: порядок, «круговая причинность» (взаимозависимость порядка и векторов состояний системы) и другие.

У современной науки нет единственного лидера, тем более нельзя сегодня говорить о какой бы то ни было теории как о единственной, чья «картина мира» и методологическая оснастка могли бы вобрать в себя все понятия, методы и результаты прочих наук.

Научная картина мира наших дней — это впечатляющее многообразие различных понятийных и методологических структур, каждая из которых строит свой «универсум»; ни один из этих миров науки не может претендовать на единственность и абсолютную истинность, но все они перекликаются друг с другом, обмениваются понятиями, аналогиями, методами. Иногда они близко сходятся и образуют некие синтезирующие «образы» или «картины» (таковы, например, результаты взаимодействия космологии с теорией элементарных частиц, математики и физической химии с биологией, экономики и общей теории систем и т.п.). Иногда, напротив, тенденции объединения сменяются быстрой дифференциацией: картины мира «разбегаются», становятся непохожими, вступают в спор между собой — и это вновь сменяется тягой к единству. В этом ритме бьется сердце науки нашего времени.

Даже такие фундаментальные понятия, образующие «каркас» научного мышления, как «пространство», «время», «число», «множество», «причинность», «вероятность», «размерность», без которых немыслим ни один научный «универсум», в разных универсумах имеют особый смысл, играют свою особенную роль.

Например, трехмерное («евклидово») пространство классической механики, четырехмерный пространственно-временной континуум Эйнштейна — Минковского, бесконечномерное пространство абстрактных математических теорий — у этих научных теорий есть нечто общее. А именно: пространство и время, фигурирующие в них, имеют размерность, их можно измерять, подобно тому, как измеряют вес, плотность, теплоемкость или электропроводность. Издавна это вызывало сомнение и удивление: чтобы измерять нечто, нужно это нечто иметь в качестве объекта — кусок металла, объем газа, источник тока и проводник. Но что мы измеряем, когда говорим, что пространство имеет «длину», «глубину» и «ширину», или что имеется в виду, когда говорят, что «время длится» из бесконечности или от нуль-момента до бесконечности?

Совсем не простой вопрос. Ни пространство, ни время, ни простраиственно- временной континуум нельзя увидеть, к ним нельзя прикоснуться, почувствовать, они суть нечто «ненаблюдаемое» в принципе. Ни один даже самый тонкий прибор не усилит наши чувства так, чтобы мы восприняли пространство и время в качестве особых объектов, отделенных от тел, процессов, явлений. Когда-то это наводило на мысль о том, что пространство и время суть априорные (доопытные) интуиции чувственного восприятия (И.Кант); другими словами, это условия продуктивного познания, но не его результаты. Поэтому размерность пространства и времени есть простое следствие их априорности: мы смотрим на мир сквозь призму трехмерной пространственной и одномерной временной интуиции.

Мысль Канта потрясла философов и ученых и вызвала резкие споры. Дело не только в том, что она вела к субъективизацин пространства и времени (эту философскую проблему сейчас оставим в стороне), сомнения вызывала сама апелляция к интуитивной очевидности пространственных и временных характеристик. Ведь, по сути, Кант объявил первичными чувственными интуициями те представления о пространстве и времени, которые лежали в основаниях ньютоновской теоретической физики. Это и есть тот случай, когда основные понятия лидирующей науки обретают характер «очевидностей», считаются бесспорными, совпадающими с «интуицией» или со «здравым смыслом», а всякие сомнения в этом или попытка ввести другие понятия выглядят «безумными», парадоксальной игрой интеллекта. Великий К.Гаусс не решился опубликовать свои исследования в области неевклидовой геометрии, а Н. Г. Чернышеве кий называл Н.И.Лобачевского свихнувшимся чудаком.

Положение может измениться (история науки знает немало тому примеров), и тогда былые очевидности уступят место иным, идущим от других теорий-лидеров. Но может быть и так, что каждый особый научный универсум опирается на собственные понятия и представления о пространстве и времени, которые в рамках своего универсума становятся «очевидностями» и фундаментальными основаниями всякого значимого рассуждения. Возникает методологическая догадка: пространство и время могут иметь иные, нефизические размерности и измеряться совсем не так, как это имеет место в физике, или, лучше сказать, в тех научных картинах мира, в которые физика входит как главная и необходимая часть.

• Сколько измерений у живописного холста, на котором картина Пабло Пикассо «Музыканты»? А ведь всего-то холст, натянутый на раму...

• Гиперструктуры результат игры художника на компьютере. Как только появляются новые технические возможности, люди устремляются к новым измерения», объемам, формам.

В большинстве макро- и макрофизических теорий пространство полагается гомогенным (однородным): хотя числовые значения измеряемых пространственных величии могут меняться, это всегда измерения одного и того же пространства, каждая «точка» или фрагмент которого ничем не отличается от иных «точек» или фрагментов, разве что положением относительно выделенной системы координат.

Представим иную картину мира, в которой пространство полагается принципиально негомогенным. Каждая его «точка» или фрагмент обладает собственным смысловым содержанием, и эти смыслы различны: то, что можно сказать об одном таком фрагменте, уже в принципе нельзя повторить о другом. Кстати, и в физике гомогенное пространство стало фундаментальным физическим понятием только после научной революции XVII — XVIII веков. В физике Аристотеля, в которой вообще нет понятия пространства, есть понятие «места», занимаемого каким-либо телом. Тело, границы которого установлены неким другим, объемлющим его телом, занимает какое-то место (скажем, место Земли в Мировом океане, место океана в воздухе, воздуха в эфире и т.д.; мир в целом, Космос, не охватывается никаким иным телом, и вопрос о его «месте» попросту не имеет смысла). Поэтому, думал Аристотель, каждое место связано «по смыслу» с отношениями и взаимными движениями тел; у каждого тела, входящего в мировую структуру, имеется свое естественное место, которое, правда, может быть насильственно изменено (например, камень, брошенный чьей-то рукой, во время своего полета занимает «неестественные» места, по траектория его полета определена стремлением камня вернуться на «естественное» место).

Исторически физика шла от аристотелевской иерархии «мест» к ньютоновскому однородному, абстрактному, лишенному качественной определенности пространству. Но образ негомогенного пространства, в котором различные смыслы отдельных частей связаны с человеческими стремлениями и ожиданиями, всегда играл важную роль в культуре.

В ней, например, есть святые (сакральные) места, которые особым образом организуют «пространство культуры»: Мекка и Медина для мусульман, Святая земля для христиан, поля великих и малых сражений, где решалось историческое будущее народов, места неслыханных страданий (Освенцим, Хиросима)...

И для отдельного человека место его рождения остается особым на всю жизнь. Место, где похоронены родные или друзья, на жизненной карте человека выделено его чувствами, памятью, привязанностью. Есть места «благословенные», связанные с высшими взлетами души, и есть места «проклятые», места преступлений и нравственных провалов, неудач и роковых ошибок. Есть места, куда человек всю жизнь стремится, и места, которых он боится, места-символы надежд и несчастий, жизненного краха или взлета (вспомним рефрен чеховских сестер: «В Москву, в Москву!». «Сибирь» — место ссылок и забвения, культурной и политической смерти в сознании тысяч россиян в XIX веке и «Архипелаг Гулаг» — в сознании миллионов в XX веке).

В этой картине мира «близкие» и «далекие» места различаются не по числу километров: в годы «железного занавеса» Париж или Тель-Авив был несравненно более далек от Москвы и Петербурга, чем Владивосток или Магадан. Передвижение в пространстве человеческого мира осмысливается вовсе не в терминах механического перемещения тел: покинуть Родину — это не то же самое, что переместить свой организм в иную географическую точку.

Пространство «дома» имеет совершенно иной смысл, чем пространство «пути» или «поля». Человеческая душа, бывает, сосредоточивается в ограниченном пространстве «дома», чтобы не быть подхваченной холодным сквозняком, пронизывающим мировое пространство:

Мело, мело по всей земле

Во все пределы —

Свеча горела на столе.

Свеча горела.

Когда дух охвачен предчувствием всеобщей гибели, он отождествляет ее с растворением в пространстве, уже не имеющем никакого человеческого смысла:

Туда, где смертей и болезней

Лихая прошла колея,

Исчезни в пространстве, исчезни,

Россия, Россия моя!

Время «в человеческом измерении» тоже особенное. Еще Св.Августин говорил, что человек измеряет время в своей душе: прошедшее воплощается в памяти, настоящее — в созерцании, будущее — в ожидании и надежде. Но если это так, то и память, и созерцание, и ожидание всегда наполнены смыслами человеческой жизни: горем и радостью, наслаждением и страданием, красотой и безобразием, гордостью и унижением. На шкале человеческого времени — время молодости и время старости, время любви и время ненависти, время творческого озарения и время безнадежного отчаяния, эти времена длятся и переживаются по-разному. Они измеряются не колебаниями маятника или электрическими импульсами, а движением духа.

Физическое время не зависит от того, каким содержанием наполнены его фрагменты. Одними и теми же минутами или часами измеряется время рождения и время умирания, время «собирания камней» и время «разбрасывания камней», время прошедших и время предполагаемых будущих событий.

Как движется к земле морской прибой,

Так и ряды бессчетные минут,

Сменяя предыдущие собой,

Поочередно к вечности бегут.

Но в мире человеческих измерений время имеет совершенно иной смысл. Человек знает: есть «вершины времени», соблазняющие своей высотой его душу. В человеческом времени переход из одного фрагмента в другой может изменить смысл прошлого, то есть придать ему иное измерение. В еще не забытые годы находились энтузиасты, предлагавшие начать новое летосчисление с даты октябрьского переворота 1917 года в России. Сегодня находятся люди, предлагающие объявить эту дату днем национальной скорби. Одна и та же точка на календарной шкале в человеческом времени может быть началом великой эпохи или краем великого провала в бездну безвременья. Тот смысл, которым в настоящем наполняется будущее, оказывается фактором возникновения этого будущего с его смыслами. Будущее не гарантировано именно как человеческое время: например, наступление всемирной катастрофы, уничтожающей жизнь и пресекающей историю, может быть прямым следствием тех смыслов (или, лучше сказать, того бессмыслия), которыми определено пока еще длящееся настоящее.

Но какое отношение имеет «мир человеческих измерений» пространства и времени к науке? Не к поэзии, фантазии, искусству, а именно к научной картине мира? Входят ли в нее понятия «пространства» и «времени» с «человеческой размерностью»? Возможен ли продуктивный взаимообмен смыслами между такими «картинами мира»?

Я думаю, что возможен. Более того, эта возможность уже реализуется. В науках о человеке — психологии, истории, культурологии, искусствоведении и многих других — человекоразмерные фундаментальные категории работают в полную меру, и это вовсе не уменьшает, а радикальным образом увеличивает творческий потенциал этих наук. Их развитие идет своим путем, без пугливой оглядки на образцы математического естествознания. Без оглядки, но в постоянном диалоге и взаимодействии с ними. Ведь «человеческая размерность» не представляет собой чего-то иррационального и антинаучного. Пространственные. и временные координаты человеческого бытия измеряются несравненно сложнее, чем это делает физика или биология, но они все же могут быть измерены, и результаты измерений можно рационально описать и объяснить. А что еще можно потребовать от науки?

Не на этом ли пути — пути обмена нажитыми за века и века интеллектуальными, духовными ценностями — должна состояться будущая встреча пока еще разъединенных и по-разному устроенных наук, каждая из которых независимо от того, какими объектами она непосредственно занята, в конечном итоге явится наукой о человеке? •

ПОСЛЕДНИЕ НАХОДКИ

Татьяна Панова

Увидеть ее лицо

Сегодня, спустя пять столетий, мы можем увидеть подлинный портрет жены Ивана III, греческой царевны Софьи Палеолог. Научную реконструкцию произвел С. А. Никитин, а журнал «Знание-сила» впервые ее публикует.

Фрязы и греки

12 ноября в четверг 1472 года кортеж Софьи Палеолог въехал в Москву. В это трудно поверить, но свадьба состоялась в тот же день, в Успенском соборе.

Брак этот был удачным и, наверное, счастливым.

У Ивана III и Софьи родились двенадцать детей - пять дочерей и семь сыновей.

О последних годах жизни Софьи Палеолог, жены Ивана III, мы знаем мало. Она скончалась 7 апреля 1503 года и была похоронена в усыпальнице великих княгинь в Вознесенском соборе соименного монастыря в Кремле. Ее могила размещалась в юго-западном углу храма, возле западной стены, рядом с захоронением первой жены Ивана III, тверской княжны Марии.

После разборки Вознесенского монастыря в 1929 году все погребения этого некрополя были перенесены в подвальную палату южной пристройки Архангельского собора, где они хранятся и ныне. Великая княгиня Софья покоится в массивном белокаменном саркофаге. Он сделан из монолитного камня и имеет интересную форму — выступающее округлое оголовье. На сохранившейся головной части крышки острым инструментом процарапана надпись, которая состоит только из имени погребенной: «Софья». Столь краткая эпитафия венчает конец сложной жизни этой женщины.

В конце XX века некрополь Вознесенского собора привлек мое внимание. Комплексное изучение древних захоронений неожиданно много дало для реконструкции некоторых исторических событий, героинями которых были когда-то похороненные в нем женщины. И одной из первых привлекла внимание, конечно, Софья Палеолог. Первой причиной этого явилась неплохая сохранность ее останков.

В 1994 году были проведены исследования скелета Софьи Фоминишны и реконструкция ее скульптурного портрета. Оказалось возможным спустя почти пять столетий увидеть лицо великой княгини, гречанки на русском престоле. Эти работы выполнил С.А.Никитин, видный специалист в области судебной медицины и скульптурной реконструкции. Результаты исследований очень интересны. Софье было пятьдесят пять — шестьдесят лет. Это вполне соответствует историческим данным. Нам не известен год ее рождения, так как разные источники называют даты между 1443 и 1449 годами. Рост великой княгини составлял около ста шестидесяти сантиметров. У нее были довольно серьезные гормональные нарушения, были у Софьи Фоминишны и проблемы с опорно-двигательным аппаратом, правда, вполне естественные в ее возрасте.

• Единственный подлинный портрет Софьи Палеолог. Спустя почти пять столетий С. А. Никитин произвел научную реконструкцию

Деятельность Ивана III не была столь яркой, революционной и шокирующей, как деятельность Петра I, но от этого значительные результаты ее и последствия нисколько не умаляются.

Модернизация страны, как бы мы сейчас сказали, при Иване III шла полным ходом, шла естественно, спокойно и разумно. Брак с Софьей тому способствовал.

Пластическая реконструкция проводилась на первом этапе мягким скульптурным пластилином. Изготовленная затем в гипсе отливка была тонирована пол каррарский мрамор. И, вглядываясь сегодня в лицо этой женщины, жившей в конце XV столетия, можно убедиться, что только такая натура и могла быть активной участницей сложных событий российской истории. Портрет говорит об уме и решительном и сильном характере Софьи Палеолог.

Упоминания в летописях о ее портрете, привезенном когда-то в Москву, породили надежду на то, что в Риме, возможно, сохранились какие-то ее изображения: юная греческая принцесса провела в Вечном городе около десяти лет своей жизни. Но на запрос по этому поводу в музей Ватикана пришел отрицательный ответ. На Руси сохранилось произведение прикладного искусства, на котором, как считается, есть изображение великой княгини Софьи. Это подвесная пелена, сделанная по заказу Елены Волошанки в 1498 голу, в период се временной победы в борьбе за власть. Но в памятниках, выполненных в технике шитья, искать индивидуальные черты в портретных изображениях очень трудно.

Так получилось, что сегодня только Москва располагает подлинным портретом Софьи Палсолог, женщины, воспитанной высокой культурой Италии и оставившей заметный след в русской истории. Она редко покидала Москву, она была свидетельницей того, как изменялся облик великокняжеской резиденции — Кремля. Задумаемся над тем. что многие его памятники мы сегодня видим такими же, какими они были во времена Софьи Палеолог.

«Фрязы и греки с царевною Софьей из Рима»

Никто не знает, каким был тот осенний день 12 ноября 1472 года, когда в 15 верстах от Москвы кортеж невесты великого князя Ивана III остановил посланник жениха — боярин Федор Хромой. На долю боярина выпала трудная миссия... Не так, наверное, представляла себе въезд в Москву греческая принцесса Зоя Палеолог, совершившая многодневное путешествие из солнечной Италии на Русь.

А начиналось всё...

Инициатором брака московского государя Ивана III и Зои Палеолог из некогда могущественной византийской династии Палеологов стал известный церковный деятель средневековья кардинал Виссарион Никейский. Он был современником печального события — падения Византии и, как мог, поддерживал племянников последнего императора Константина XI, погибшего призащите от турок столицы своей империи — Константинополя. Это произошло в 1453 году. Вскоре, в 1460, была захвачена и Морея — владение деспота Фомы, отца Зои, брата Константина XI, на полуострове Пелопоннес. Семья Фомы была вынуждена бежать сначала на остров Корфу, а затем в Италию. Однако Фома Палеолог спас от турок христианскую святыню — голову апостола Андрея, и его с почетом приняли в Риме, назначив приличное содержание знатному, но потерявшему все изгнаннику.

В семье Фомы, кроме Зои, было еще трое детей — ее старшая сестра Елена (жена сербского короля) и два брата, Андреас и Мануил. После смерти отца в 1465 году Зоя и ее братья жили и воспитывались при дворе римского папы. К ним были приставлены учителя и католический священник. Опекуном сирот стал грек Виссарион Никейский.

Экспансия турок в Средиземноморье и на Балканах серьезно угрожала существованию итальянских городов-республик. В поисках союзников в борьбе с жестокими завоевателями римский папа Павел II обращался даже к золотоордынским ханам. Не меньший интерес для европейцев в этом отношении представляло и сильное московское государство. И вот в феврале 1469 года грек именем Юрьи» привез великому московскому князю послание кардинала Виссариона с предложением римского папы Павла II взять в жены дочь «деспота Яморейскаго Фомы Ветхословца» (Иван III овдовел в 1467 году). В марте того же года Иван III направляет в Рим ответное посольство: «...послал Ивана Фрязина к папе Павлу и к тому кардиналу Висариону и царевну видети. Он же дошел тамо до папы и царевну видел».

В начале переговоры шли весьма активно. В ноябре 1469 года Иван Фрязин вернулся в Москву. Он повидал невесту и даже привез Ивану III ее портрет. Этот незначительный на первый взгляд факт нашел отражение в летописи — настолько потрясло русских людей того времени появление произведения светской живописи. Незнакомый с подобным явлением летописец-монах так и не смог отрешиться от церковной традиции и назвал живописный портрет Зои Палеолог иконой: «...а царевну на иконе написану принесе». Судьба этого полотна неизвестна. скорее всего оно погибло во время одного из многочисленных пожаров в Кремле.

Затем переговоры о браке великого князя прервались на целых два года. И виной тому был русский митрополит Филипп, противившийся женитьбе Ивана III на католичке. Не помогало даже и то, что в переговорных грамотах римского папы Павла II нарочито подчеркивалось христианское вероисповедание невесты (имя Зоя уже тогда было заменено на имя Софья). Только в январе 1472 года, приняв окончательное решение, Иван III направляет свое посольство к римскому папе и кардиналу Виссариону.

24 июня Софья Палеолог с многочисленной свитой и в сопровождении папского легата Антонио Бонумбре отправилась в дальний путь. Обоз пересек всю Европу, направляясь из Италии на север Германии, в Любек. Немецкие хроники подробно описывают передвижение кортежа, который торжественно встречали в разных городах. В честь высокой гостьи устраивались балы и рыцарские турниры; в Нюрнберге горожанки подарили Софье двадцать коробок конфет. Только 1 сентября «фрязы и гpeки из Рима» пришли с царевною Софьей в Любек. Далее предстояло путешествие по морю. Оно было трудным и долгим; как отметили летописи, «носило их море II день». И только 21 сентября корабль прибыл в Колывань, так назывался в русских летописях тогда город Таллин. 1 октября процессия отправилась в Москву сухопутным путем. Через пять дней добрались до Юрьева, ныне Тарту, а 11 октября состоялся торжественный въезд невесты во Псков. Здесь остановились на неделю, и еще столько же занял путь до Новгорода. И все время во главе огромного обоза ехал папский легат с большим католическим крестом, вызывая неудовольствие церковных властей.

И вот 12 февраля 1472 гола кортеж невесты Ивана III остановили в пятнадцати верстах от Москвы. Боярину Федору Хромому было приказано любым способом заставить папского легата Антонио убрать крест, так сильно раздражавший людей. Боярин Федор Хромой действовал решительно — просто отнял крест у папского посланника, и дело с концом. Зато теперь Софья Палеолог смогла въехать в Москву, что и сделала, и 12 ноября, в четверг, предстала перед Иваном III.

Трудно поверить, но свадьба состоялась в тот же день. Один из летописных сводов отметил, что обряд в Успенском соборе совершал нс митрополит Филипп, который никак не мог простить крест, а коломенский «протопоп Осей». Видимо, и митрополита отстранили за строптивость и несогласие с женитьбой Ивана III.

Стоит сказать, что этот династический брак не принес Риму ощутимых результатов, расчеты привлечь Русь к Флорентийской унии, к союзу в борьбе против турецкой экспансии не оправдались. Но женитьба великого московского князя на Софье Палеолог была поистине судьбоносной для страны. Об этом мало известно и потому хочу рассказать подробнее.

Связи Руси с греческим миром

...с итальянскими городами-государствами известны издавна. Необходимость утверждения на митрополичьем столе заставляла претендентов совершать дальние путешествия из Москвы в Византию, в Константинополь — место пребывания патриарха. Оттуда, из центра православия, эти «делегации» высших русских церковных иерархов привозили книги и иконы, богослужебную утварь и заморские редкости. Теми же дорогами-путями купцы везли на Русь масло и пряности, вино для причастия и многое другое.

И в Италии уже в XIV веке знали о Руси не понаслышке. Генуэзские купцы через черноморские центры Сурож (Судак) и Кафу (Феодосию) в Крыму поддерживали торговлю с «Московией».

Интересно, что русские летописи знают как торговцев с Западом — «суконщиков», так и торговавших с югом и востоком — «сурожан». Более того, современные исследования показывают, что уже в конце XIV столетия на территории Кремля в Москве, рядом с резиденцией великого князя, наравне с дворами удельных князей и знати появляются дворы богатых иноземных торговцев.

• Развалины города Мистры, столицы Мореи на полуострове Пелопоннес; родине Софьи Палеолог

• Шитая пелена 1498 года. В левом нижнем углу изображена Софья Палеолог. Ее одежду украшает круглый таблион, коричневый круг на желтом фоне — знак царского достоинства

• Белокаменный саркофаг Софьи Палеолог. На крышке надпись: «Софья»

Именно тогда осел на Руси, в Москве, вместе со своим отцом грек Григорий Ховра, основатель фамилии Ховриных-Головиных. На средства этой семьи обустраивался на рубеже XIV — XV веков Симонов монастырь, постриженниками которого были потомки Григория Ховры. В начале XV столетия на его дворе в Кремле была построена каменная церковь Воздвижения честного креста, перестроенная в 1450 году, после опустошительного пожара. Это был первый каменный храм на частном владении в Кремле.

Сын Григория — Владимир, как считают историки, обладал в середине XV века одним из самых крупных состояний в стране. Удивительны его энергия и разнообразная деятельность. Он вел торговые операции, поставляя в Москву восточные и итальянские ткани для продажи. Знание финансов и законов торговли привело его на пост казначея — один из высших в великокняжеской администрации того времени. И должность эта, нужно сказать, стала для потомков Владимира Григорьевича наследственной вплоть до конца XVI столетия.

Богатство этой семьи позволило ее представителям в восьмидесятые годы построить в Кремле каменные жилые палаты, что было тогда еще очень большой редкостью. Даже великий князь Иван III, начав в 1485 году перестройку крепости и соборов в Кремле, отложил напоследок сооружение каменного дворца для своей семьи — и это при его- то материальных возможностях!

Мы недаром упомянули о преобразованиях в Москве при Иване III. Мы все знаем великого преобразователя и реформатора Петра I, его двор, наводненный иностранными мастерами, его самого, овладевающего многими науками и буквально поставившего Россию на дыбы. Иван III неизвестен нам в этой роли. Его деятельность не была столь яркой, категоричной, революционной и шокирующей, но от этого ее последствия нисколько не уменьшались. Модернизация, как бы мы сейчас сказали, при нем шла полным ходом, шла естественно, спокойно и разумно. И его брак с Софьей Палеолог очень сильно способствовал этому. И потому, думаю, се роль трудно переоценить.

На Русь из северной Италии, а затем и из других стран едут мастера, чьи знания и опыт помогли стране освоить новейшие приемы зашиты городов и печатания денежных знаков, изготовления вооружения и ювелирных изделий.

Рассказы жены и окружавшей ее знати об Италии, ее городах и крепостях, несомненно, натолкнули Ивана III на мысль использовать все передовое в военном деле и других отраслях науки и техники для укрепления позиций страны, постоянно страдавшей от набегов кочевников, земельных притязаний Литвы. сепаратистских тенденций Новгорода и многого другого. И в семидесятые- девяностые годы XV столетия великий князь Иван III отправляет в Италию, одно за другим, пять посольств, основной задачей которых было приглашение в Москву мастеров-денежников, архитекторов, ювелиров, врачей и разных других людей умелых. Первые результаты их труда появились в столице Руси уже в 1479 году. В тот год архитектор Аристотель Фиораванти закончил сооружение в Кремле знаменитого Успенского собора. Фиораванти был не только гениальным архитектором. Он сопровождал Ивана III в походах на Новгород, где сооружал для военных нужд понтонные мосты через Волхов и состоял при артиллерии, хорошо знал монетное дело, мог строить плотины и многое другое.

Сооружением одного собора в Кремле дело не ограничилось. Великий князь приказал разработать план новой крепости, мошной и передовой, взамен обветшавших стен и башен, построенных ешс при Дмитрии Донском. Не устраивали Ивана III и старые, еще времени Ивана Калиты, храмы Кремля.

Мощному государству нужна была соответствующая столица, а в ней — пышная резиденция главы, хорошо укрепленная и украшенная подобающими зданиями. И на долгие годы Кремль превратился в огромную строительную площадку. Постепенно сносились старые стены и башни белокаменного Кремля и на их месте появлялись новые, кирпичные. В 1485 году первой была сооружена Тайницкая проездная башня (Пешковы ворота), а затем в течение десяти лет появилась новая крепость, построенная по последнему слову техники.

Русские летописи сохранили до наших дней имена итальянских фортификаторов, руководивших строительством основных башен, возведенных, как и вся крепость, руками безвестных русских мастеров. И сегодня во всех путеводителях по Кремлю мы обязательно встретим упоминания «мастеров стенных и палатных» — Антона Фрязина, Пьетро Антонио Со лари, Марка Фрязина, Джан Антонио, Алевиза Нового, Бона Фрязина и других.

Кроме укреплений итальянские архитекторы возвели в Кремле Казенный двор (до конца XVIII столетия использовался для хранения государевой казны и как тюрьма), дворец великого князя, от комплекса построек которого до наших дней дошла Грановитая палата, церковь Чуда архистратига Михаила в Чудовом монастыре (разобрана в XX веке), храм Рождества Иоанна Предтечи на Бору (разобран в XIX веке) и Архангельский собор (1508). Оформление великокняжеской резиденции и крепости завершилось лишь во втором десятилетии XVI века, когда вдоль кремлевской стены по Красной плошали был проложен огромный оборонительный ров шириной тридцать четыре метра (глубина его была двенадцать метров), получивший название Алевизова рва, по имени строившего его архитектора Алевиза Нового.

В конце XV — начале XVI веков столица Руси привлекала мастеров из многих центров Европы — Любека, Милана, Венеции. Были среди них и пушечные мастера, отливавшие для русского войска пушки по новой технологии — из бронзы. Об одной из них. шестнадцати тонн весом, даже сохранилась запись в летописи. Эту «пушку велику» отлил летом 1488 года Павел Фрязин Дебоссис.

Для литья орудий, чеканки монеты нужны были медь и серебро, которые завозились тогда на Русь из Европы. Великий князь осознавал необходимость в собственном сырье, и в 1491 году «немцы Иван да Виктор», посланные на разведку недр, нашли на реке Цильме (приток Печоры) и медь, и серебро. Это была первая попытка изучения и разработки (цилемские рудники действовали до XVII века) природных богатств, осуществленная в годы правления Ивана III с помощью иноземцев-рудознатцев.

Другие представители греческой и итальянской знати, прибывшие в столицу Руси вместе с Софьей Палеолог или чуть позднее, со временем заняли прочное положение при дворе великого князя Ивана III. Им поручали дипломатические миссии, используя их знания языков; занимали они и должности казначеев. Например, деятельность Траханиотов, Ралевых, Мануйловых и их детей отражена в летописях при описании событий русской истории конца XV — XVI веков.

Следы в жилом слое Кремля

Они рассказывают о русско-итальянских отношениях. Небольшим фрагментом представлен в археологической коллекции великолепный свадебный кубок XV века, расписанный цветными эмалями. При исследовании великокняжеских погребений XV — XVI столетий некрополя Вознесенского собора (в этом храме хоронили женщин из семьи московских государей) найдены останки покровов из итальянской комки — тонкой шелковой ткани с разнообразными орнаментами. И с этим же временем можно, видимо, связать одну удивительную находку, сделанную в 1805 году.

В тот год шел ремонт стен и башен Кремля, во время которого рабочие нашли бронзовую чашу с монетами. На счастье, это заметил проезжавший мимо известный собиратель старины П.Коробанов. Сегодня об этом случае можно прочесть в книге, посвященной коллекции П.Коробанова, сами вещи, к сожалению, до нас не дошли. А клад 1805 года оказался уникальным — в бронзовой чаше-братине XVII века лежали античные монеты. Сохранился рисунок двух из них — чеканенной при императоре Тиберии в 34 — 37 годах и при императоре Антонии Пие Каракалле (198 — 217 годы). Трудно объяснить, как попали в Россию (и были заботливо припрятаны!) в конце XVII — начале XVIII денежные знаки государства, отделенного от Москвы не только огромным расстоянием, но и более чем полуторой тысячью лет! Невольно возникает мысль о том, что, возможно, кто-то из итальянцев, прибывших в Москву в свите Софьи Палеолог, привез монеты с собой, а его потомки в один из сложных моментов жизни спрятали коллекцию в землю, у основания одной из кремлевских башен.

Брак Ивана III и Софьи был удачным. У них родилось двенадцать детей: пять дочерей и семь сыновей. Известные на сегодня родословные таблицы, как правило, не совсем точны и никогда не называют полный состав семьи великого князя Ивана Васильевича. Правда, о дочерях сведений сохранилось немного. Исключение составляет третья, Елена, в девятнадцать лет выданная замуж за великого литовского князя Александра, впоследствии польского короля. Она умерла в 1513 году и была похоронена в Вильно, в храме святого Станислава.

Состав семьи великого князя Ивана III

Смерть Софьи Палеолог. Пропись миниатюры из лицевого летописного свода второй половины XVI века

Вознесенский монастырь в Кремле — место захоронения Софьи Палеолог

План некрополя в Вознесенском соборе Могила Софьи Палеолог под № 12

Традиционно летописцы фиксировали рождение в семье государя мальчиков, особенно первого — Василия, будущего великого князя Василия III.

Происхождение и воспитание Софьи Палеолог, несчастья, постигшие семью Фомы, ее долгое пребывание при дворе римского папы не могли не сказаться на характере принцессы, о силе и независимости которого особенно ярко говорят обстоятельства последних десятилетий ее жизни. Они пришлись на конец XV века, а в то время ситуация при великокняжеском дворе была весьма сложной.

В восьмидесятые годы здесь складываются две группировки феодальной знати, каждая со своим лидером и своими задачами. Знаменем одной был наследник престола князь Иван Молодой, сын Ивана III от первого брака (он родился 15 февраля 1458 года). Вторая группировка сложилась в окружении «грекини» Софьи, которая мечтала о престоле для своего старшего сына Василия. И борьба за престол особенно обострилась после 1490 года, когда Иван Молодой умер и в качестве наследника стал выдвигаться не без поддержки матери Елены Волошанки его сын Дмитрий, внук Ивана III (родился 10 октября 1483 года). Чаша весов колебалась то в одну, то в другую сторону. К 1497 году княжич Василий постепенно оттесняется на второй план. Его вместе с матерью, великой княгиней Софьей, Иван III даже обвиняет в заговоре и сажает «за приставы», казнив некоторых из сторонников своей жены.

Внук Дмитрий был объявлен наследником престола в феврале 1498 года. Но изменение общей политической ситуации уже через год привело к резкой перемене в его судьбе и судьбах других близких Ивану III людей. Елена Волошанка и ее сын попадают в опалу, затем в тюрьму, где они и заканчивают свои дни. Софья Палеолог добивается своего: великокняжеский титул получил князь Василий Иванович. •

ВО ВСЕМ МИРЕ

Электронные футболисты

В японском городе Нагоя прошел Всемирный чемпионат по футболу среди самоходных, самобегающих и самопрыгающих автоматов всех размеров и типов. Убедительную победу на нем одержали роботы Южнокалифорнийского университета и японского университета города Осака. В упорной борьбе они разгромили более тридцати электронных команд из восьми стран, сражаясь по беспощадной олимпийской системе: проигравший выбывает. Одним из главных факторов успеха, по мнению экспертов, стало то, что каждый робот-победитель был снабжен индивидуальной системой контроля ситуации и наведения. Среди проигравших оказались те команды, где электронные футболисты выполняли роль «пешек», слепо подчиняясь единому компьютеру.

Дельфины и контрабандисты

На западе Мексики волны вынесли на берег разлагающиеся тела шестидесяти дельфинов. Несчастные морские млекопитающие стали жертвой контрабандистов наркотиков.

Дело в том, что контрабандисты ночью выливают в море с лодок смесь цианида с флюоресцентным веществом. Море в этом месте начинает светиться, показывая самолету, куда сбрасывать наркотический груз. Когда вещество начинает разлагаться, цианид отравляет воду на большой акватории. В результате за последнее время в заливе погибло более четырехсот дельфинов.

Планктон - легкие океана

Японский центр морских наук и технологии провел испытания новой системы измерения плотности океанского фитопланктона на глубинах от тридцати до пятидесяти метров. Чувствительность прибора на порядок выше, чем у существовавших до сих пор, что и позволило создать первую в мире эффективную систему лазерного наблюдения или мониторинга фитопланктона. Она уже опробована на просторах течения Куросио и в Восточно- Китайском море.

Эта система значительно выигрывает по всем параметрам по сравнению с традиционным пробоотбором с зачерпыванием и современным зондированием из космоса, когда исследуется только приповерхностный слой. О важнейшей роли фитопланктона для экосистемы всей Земли свидетельствует тот факт, что 60-70 процентов всего объема фотосинтеза на нашей планете осуществляется в толщах Мирового океана. Центр планирует активное сотрудничество по глобальному применению этой системы с экологическими и иными службами США, Канады, Австралии и Индонезии.

Землетрясение в Кобе

Японские сейсмологи, проанализировав все данные, пришли к выводу, что землетрясение, разрушившее город Кобе, было самым сильным за всю историю Японии. Главной ударной силой его оказалось большое колебание в горизонтальном направлении — с ускорением, почти как ускорение свободного падения. А большинство зданий построено так, чтобы противостоять вертикальным колебаниям. Обычно при землетрясении горизонтальные колебания не превышают десяти — двадцати сантиметров, а в Кобе они были раз в двадцать больше, поэтому и разрушения колоссальные.

Еще одна неприятность: при горизонтальных толчках наблюдается эффект эха, когда первая волна отражается от подземных слоев горных пород и возвращается почти с первоначальной мощностью.

Японские сейсмологи срочно собираются пересматривать все нормативы сейсмостойкости.

Космический шлем — средство от страха

Американские психотерапевты для лечения таких состояний, как страх высоты, боязнь замкнутого пространства, мания преследования, решили использовать космическую технику.

На голову пациента надевают специальный шлем и подключают его к компьютерной сети. С его помощью имитируется ситуация, в которой пациент испытывает чувство страха.

Этот метод позволяет научиться правильно вести себя в подобных случаях. Достаточно нескольких сеансов, чтобы больной полностью избавился от своих страхов.

ФОКУС

Не пора ли всерьез вспомнить об астрологии? Ведь недавно ученые из университета в Торонто пришли к выводу, что на климат Земли оказывают влияние Сатурн и Юпитер.

Непостоянная Земля

Погода — это то, что волнует каждого: будет завтра дождь или нет? Ученых же заботит именно климат — долговременные закономерности в температурах и осадках, причем не только сегодня, но и в далеком прошлом. На климат Земли сильное воздействие оказывает форма ее орбиты, поскольку она определяет наше расстояние от Солнца, а значит, и количество тепла, которое мы получаем от светила. Второй фактор — наклон земной оси к плоскости орбиты. Он определяет угол, под которым лучи падают на поверхность, — могут скользить, а могут падать перпендикулярно поверхности, нагревая ее.

Земля наша не просто движется вокруг Солнца, ось ее прецессирует. Прецессия земной оси — это медленное ее вращение с периодом в 26 тысяч лет. В домашних условиях прецессию можно наблюдать, запустив детский волчок по полу: его ось будет медленно покачиваться.

С периодом в 40 тысяч лет меняется и наклонение плоскости орбиты. Мало того, даже сама форма нашей планеты слегка меняется со временем. Джерри Митровица из Торонто и Алессандро Форте из Института физики в Париже показали, что есть связь между изменяющейся формой нашей планеты и гравитационным влиянием других тел Солнечной системы, прежде всего самых крупных планет — Юпитера и Сатурна. «Нам удалось впервые убедительно продемонстрировать, что Юпитер и Сатурн, влияя на форму Земли, могут существенно изменить климат нашей планеты», — подчеркивает Митровица.

Сделать это им удалось при помощи компьютерного моделирования.

Расчеты Митровицы и Форте показали, что за последние двадцать миллионов лет бывали времена, когда Юпитер и Сатурн действовали на Землю согласованно, тогда результат был наиболее заметен. В те далекие годы воздействие усугублялось еще и тем, что Земля была не такая круглая, как в наши дни, а больше напоминала несимметричную грушу. «Чтобы понять климат Земли в далеком прошлом, — говорит Митровица, — надо, во-первых, рассматривать Землю не как шар, а как тело, постоянно меняющее форму, а во-вторых, гораздо более внимательно относиться к воздействиям со стороны даже не самых близких соседей». Ученые так внимательны к прошлому потому, что, зная его, можно лучше понять настоящее и предсказывать будущее.

Обычно, решая задачу с вращением многих тел в Солнечной системе, планеты считают недеформируемыми шарами. Единственное отклонение от шаровой формы, которое допускается в моделях для нашей планеты, — это «приливная волна», возникающая под воздействием Луны. Вполне естественно, что объяснить изменение климата при таких условиях внеземными причинам! не удавалось. А вот Форте и Митровица использовали модель с перемещением вещества под твердой земной корой, и расчеты показали, что именно перемещения вещества внутри Земли могут оказывать наибольшее воздействие на ее форму и влиять на прецессию земной оси, а стало быть, и на климат планеты.

Еще одно свидетельство переменчивости Земли — блуждание Северного полюса, иначе говоря — перемещение оси вращения планеты. Правда, оно очень незначительное, около одного градуса за миллион лет. Эта цифра получается из анализа наблюдений Международной широтной службы за последние восемьдесят лет: они дают смещение на десять сантиметров за год. Оценки другими методами дают смещение на десять градусов за последние 65 миллионов лет — это в семь раз меньше.

Есть другие данные о скорости в полградуса за последние десять миллионов лет.

Американские геофизики Бернгард Штейнбергер и Ричард О’Койне л из Кембриджа показали, что блуждание полюса в течение последних сотен миллионов лет хорошо описывается моделью с перераспределением плотности вещества внутри Земли. Это предположение шло вразрез с традиционными представлениями, поскольку перемещение оси за последнее столетие хорошо описывается таянием ледников, то есть перемещением вещества поверхности планеты.

Штейнбергер и О’Коннел определили современное распределение плотности внутри Земли по данным о движении сейсмических волн. Были обнаружены аномалии плотности, которые ученые постарались экстраполировать в прошлое. Оказалось, что эта модель лучше всего согласуется с палеомагнитными и другими данными — сведениями о магнетизме Земли в прошлом.

Таким образом, изучая два разных эффекта, две независимые группы исследователей пришли к одинаковому выводу: на протяжении последних сотен миллионов лет происходило перераспределение плотности внутри нашей планеты. Это совсем «свежая» находка, и она может привести к другим интересным следствиям.

По материалам зарубежной печати подготовил Александр СЕМЕНОВ.

БУДНИ НАУКИ

Андрей Тарасов

Когда земля вздрагивает

• Василий Аршинов, купец первой гильдии, в юности пришел в Москву из деревни в лапотках. Талантливый торговец и промышленник, крупный меценат

• Владимир Васильевич Аршинов, студент МГУ (кафедра минералогии, которой руководил академик В.И.Вернадский). В 1992 году окончил кафедру с отличием и был направлен доучиваться в западные университеты

• Так выглядел в 1916 году первый в России институт геологического профиля «Литогеа»

В интересном месте Москвы встречаюсь я и обсуждаю нижеприведенные проблемы с их «вдох и овит ел ем» Игорем Николаевичем Яницким. Стандартный научный подвал, особенно типичный для постперестроечной эпохи. Следы вековой усталости на аппаратуре и стенах, бренные останки всяческих регистраторов и самописцев, доски, протянутые по заболоченному коридору... Теснота — сразу видно, что из многих ранее просторных лабораторных помещении свезли сюда и полки, и столы, и кипы отчетов, и пожелтевшие схемы.. Блиндаж как блиндаж, а над головой тоже не пятизвездочное сооружение, хотя ощущается в нем еще дореволюционная мрачноватая крепость.

• И. Н.Яницкий в лаборатории

Здесь «научный сад купца Аршинова», как я для себя назвал это раритетное место на углу Старомонетного переулка и Большой Ордынки. Целый куст академических и отраслевых институтов (геологии, географии, литосферы, физики атмосферы, почвенный) разместился в старомосковском квартал ьчике только потому, что еще в 1872 году крестьянский сын Василий Аршинов из села Починки Саранского уезда пришел семнадцатилетним холоком в Москву за счастьем. Став торговцем-суконщиком и крупным фабрикантом, Василий уже Федорович построил здесь, в своей усадьбе, в углу сада, целый научно-исследовательский институт для изучения горных пород и минералов. Подарок сыну, Владимиру Аршинову, выпускнику Московского университета 1903 года по кафедре минералогии, руководимой В.И. Вернадским.

Двухэтажное здание, увенчанное башенкой обсерватории, с первоклассным по тому времени лабораторным оборудованием, закупленным в Германии, с богатой научной библиотекой, спроектировано известным архитектором Ф.О.Шехтелем. В 1910 году, когда стали выходить труды Петрографического института «Литогеа», это было единственное в России частное научно-исследовательское учреждение, учредителями которого были зарегистрированы Владимир Васильевич и Василий Федорович Аршиновы. Отсюда снаряжались экспедиции на Урал и Кавказ, в Крым и Сибирь задолго до революции. А после нее Аршиновы вполне добровольно передали институт в собственность государства, о чем гласит специальный декрет «О национализации Петрографического института» от 1 октября 1918 года, подписанный Лениным и Бонч-Бруевичем. Впоследствии институт приобрел свое ныне существующее имя — Всесоюзный научно-исследовательский институт минерального сырья (ВИМС) и оброс целым кварталом институтов-соседей.

Таков скромный домик над нами, совсем незаметный на нынешней Большой Ордынке среди мощных панельно-безликих современных институтских корпусов.

С середины сороковых годов ВИМС, уже отличившийся геологоразведкой у горы Магнитной, открытием многих месторождений металлов и рудников на карте страны, созданием во многих городах филиалов, отпочковавшихся в самостоятельные институты, надолго исчез из научно-общественного оборота. Ни вывески, ни упоминания в открытой печати, ни следа и ни звука. Посвященные поймут с полуслова: некогда скромный аршиновский институт стал участником отечественного атомного проекта. Поиски урана и создание сырьевой базы. Отсюда направлялись экспедиции в Фергану и на Аллан, здесь обосновывались проекты уранодобываюших рудников и горнообогатительных комбинатов Ленинабада, Навои, Степногорска. (К слову: вся эта уникальная урановая центральноазиатская база после раздела Союза благополучно ушла в самостоятельное плавание, и теперь России надо искать уран снова.)

Одним из методов урановой разведки стала гелиеметрия. То есть измерение потоков гелия, восходящих из глубинных пластов Земли. Может, стоит напомнить: гелий - инертный газ. названный «солнечным», потому что впервые был обнаружен в спектре светила. Потом оказалось, что в материи Вселенной он занимает второе место после водорода, составляя 23 процента всей космической массы. Земля, как и вся Вселенная, «пузырится» гелием, и почему бы не попробовать его как стрелку радиоактивных пород?

Попробовали, создав для этого в ВИМСе гелиеметрическую лабораторию. Кандидат геолого-минералогических наук Игорь Яницкий — ее заведующий. И, естественно, большой патриот гелия. Потому что, и он это повторяет неустанно, изучению гелиевых потоков из глубин к поверхности огромное значение придавал еще Вернадский. Как универсальному ключу к познанию землестроения.

Много историй можно рассказать о гелиевой разведке урана. Не меньше — о гелиевом индикаторе землетрясений, когда его попробовали в комплексе сейсмопрогнозов. Не везде надежды на «гелиевый ключ» в прикладном смысле оправдались. Например, прогноз землетрясений оказался вообще не по зубам пока еще никаким методам. Но Вернадский оказался нрав в главном: гелиеметрия обернулась универсальным средством познания на стыке многих проблем и направлений. Речь идет о фундаментальных открытиях в области строения нашей планеты и ее энергетического содержания.

Открытия, надо сказать, ершистые. Идущие вразрез со школьными учебниками и академической моделью, которую почтительно называют «шмидтовской». Яницкий не без язвительности величает эту устоявшуюся и устаревшую модель «Земля плоская». Это, как заучили мы, устоявшееся и энергетически мертвое тело с железоникелевым ядром и, главное, — монолитным панцирем коры. Официально утвержденная геологической наукой и господствующая в инженерной геологии «Карта активных разломов» демонстрирует огромные площади непроницаемых платформ, лишь окантованные разломами по выдающимся горным хребтам.

Но гелиевая съемка оказалась тем рентгеном, который высветил совершенно иную картину. Оказалось, что никаким монолитом огромных полей и не пахнет, что земная кора даже на платформах имеет структуру колотого льда, где щели и полыньи между «льдинами» в лучшем случае прикрыты тонкой ледяной корочкой.

И тонкость в том, что ничего суперреволюционного, ломающего все известные каноны, в этой концепции нет. Наоборот, она связана с теориями предшественников, например академика Н.Шатского, пришедшего к блоковому строению платформ еще в тридцатые— сороковые годы, но в шестидесятые прочно забытому.

Обозрев в окно прочно стоящие городские кварталы мировых столиц, панорамы промышленных зон и т.д., читатель, может, и поморщится: ну и что? Все стоит, как вкопанное, ну где-то трубу прорвет, где-то корпус треснет — этого брака хоть отбавляй. Земля твердая — этот факт остается незыблемым, как в записке Королева для проектантов космического аппарата. Помните? «Луна твердая». И подпись: Королев.

Однако шели между блоками тверди еще не весь сюрприз. Можно приложить к гелиевому «решету» модель Земли, возникающую в исследованиях и экспериментах целой плеяды ученых, от мировых классиков до скромных завлабов, нацеленных на сложные модели в геофизике и электромеханике. Тут суммируется ряд имен, среди которых Илья Пригожин, Роберт Бембиль, Игорь Колесников, Николай Козырев, Игорь Копылов, Борис Родионов, Лев Похмельных, Евгений Барковский и многие другие, внесшие свои крупицы в построение той непохожей на хрестоматийные картинки модели, которая называется «планета Земля». В синтезе модель представляется как предельно насыщенная и динамичная энергосистема, своеобразный электромотор, черпающий энергию из космоса и туда же сбрасывающий ее излишки, влияя этим на атмосферные и лаже ближнекосмические процессы. То есть участвуя в формировании погоды и климата.

Тут можно назвать множество докладов, аннотаций и отчетов, где-то спорящих, где-то дополняющих друг друга. «Профессор МЭИ Игорь Петрович Копылов (космическая электромеханика) вообще рассматривает планету Земля как униполярный электромотор, элементарно переключающийся в режим МГД-генератора.,.». «В работах Игоря Колесникова изложен механизм циклического сброса магнитно-электрической энергии планеты в виде нелинейных и дискретных процессов, обусловленных «квантованностью» угла нутации оси вращения Земли...». «Модель глобальных геофизических процессов профессора МИФИ Бориса Родионова, построенная в развитие гипотезы Дирака о присутствии в планетарных оболочках магнитных монополей (сверхтяжелых и сверхэнергонасыщенных элементарных частиц), также приводит к обоснованию первопричин многих аномальных явлений».

Реферат Яницкого «Новое в науках о Земле» (Русское физическое общество, Москва, 1997 год, выполнено но инициативе Минатома Российской Федерации) обобщает тот образ Земли, который вносит в нашу жизнь гораздо большее разнообразие, чем мы об этом подозреваем, прогуливаясь по асфальту, а тем паче располагаясь в самолетном кресле.

Если не скатываться в латынь, то можно представить, что мы ходим по напряженно гудящему и искрящему реактору, или электромотору, непрерывно то тут, то там выплевывающему нам под ноги то искорки, то целые ядра электромагнитной энергии. От ионизации воздуха и его свечения до линейных и шаровых молний — проявление подземного электричества по этой модели разнообразно и многолико. Эти электрические аномалии, синхронные любым, даже самым малым геодинамическим эффектам, гелиеметристы наблюдали на своем полигоне Чашма Пойен в Среднем Азии. «Они были столь всеохватывающими, что каждое проходящее над нами облачко сопровождалось, а может быть, и генерировалось электрической аномалией. От этих эффектов нельзя было отгородиться никакими экранами — они проникали сквозь все. Наконец электрические эффекты надоели всем — их сочли за вездесущие помехи». Здесь и завязался первый узел той веревочки, которая повела к геодинамическим моделям других, параллельных и пересекающихся исследований.

Представим и весь диапазон этих «искорок», пробивающихся сквозь разломы наружу от «пинков» и раскруток глубинной активности. Здесь — крошечные электропомехи, досадно путающие аппаратуру, а там — не менее чем Тунгусский метеорит, до сих пор остающийся неразгаданным феноменом. Гипотеза геофизика Андрея Ольховатова, автора журнала, ведет к тон же модели электродинамических всплесков. Он назвал это «взрыв нелокальный природный» — ВНЕЛП. Накопленное тектоническими процессами энерговылеление могло разрядиться сгустком линейных и шаровых молний, устроивших колоссальный взрыв и лесоповал с ожогом тьмы деревьев в окрестностях Тунгуски. Аналоги такого события есть и в других районах мира.

Не слишком ли смело объединять природы хилых электропомех на памирском гелиеметрическом полигоне. Тунгуску и даже чернобыльскую атомную аварию? Может, и нет, если вспомнить, что природа у нас у всех и у всего вообще одна — она и есть Природа.

Мы с Игорем Николаевичем рассуждаем о необходимости постичь эту природу с тех сторон, к которым вчера еще не подступались.

Проблема в том, настаивает он, что веками человечество расселялось и обустраивалось в основном на благополучных равнинах, не подозревая о тех «пропастях», в которые при этом ступает. К рекам, первому признаку глубинного разлома (по Шатскому), тяготеют селения и города, вдоль них тянутся дороги, их пересекают всевозможные каналы и магистрали. К водным источникам привязаны промплощадки АЭС и химкомбинаты... Практически все рудники и шахты «живут» в разломах, так как это есть место накопления природных ископаемых.

А между тем на картах новейшей тектоники, построенных в шестидесятых- семидесятых годах, не оказалось ни одного активного разлома Русской платформы, хотя она тоже — как треснутый лед.

Теперь ядро проблемы. В нормальных условиях, являющихся стандартными для проектирования конструкций и все более усложняющейся, насыщенной электроникой техники, в зоне разломов царит «штиль». В моменты прорывающейся геодинамической активности нашего гигантского «электромотора» вспыхивают возмущения земной коры (вплоть до землетрясений), атмосферы, стратосферы, магнитосферы. Названа эта природная патология «сейсмогравитационный взрыв» (СГВ). И вот на защиту от «плевков» СГВ через щели разломов ни имеющаяся, ни создающаяся наперед техника с ее автоматикой, электроникой, прочностью и чувствительностью не рассчитана. А надо ли рассчитывать — это особый раздел, опирающийся на анализ нескольких десятков природных и техногенных аварий, проведенный группой исследователей, которая сформировалась в итоге в Центр инструментальных наблюдений за окружающей средой и прогноза геофизических процессов (руководитель — И.Яницкий).

Например, прорыв дамбы рассолохранилища Стебниковского калийного комбината 14 сентября 1983 года, когда в результате этой экологической катастрофы оказалась уничтоженной флора и фауна реки Днестр... Обрушение купола уникальной цельнометаллической конструкции Истринского высоковольтного испытательного стенда, запас прочности которого многократно перекрывал любые ветровые и снеговые нагрузки... Крушение поезда «Аврора» 16 августа 1988 года... Взрыв на кузбасской шахте имени Шевякова в декабре девяносто второго... И еще, и еще, и еще. Очень разные по техническим причинам аварии имели некую далеко не мистическую. а вполне геофизическую общность. А именно: наличие «неучтенного» при проектировании разлома и тяготеющих к нему геофизических и атмосферных экстремумов. Проявляются они в колебаниях атмосферного давления, ионизации атмосферы, сейсмических толчках и т.д. Так складывается предшествующий ЧП образ «общего возмущаюшего процесса», включающего электрическую активность недр, аномалии и стратосферы. Разумеется, это не причина аварии, тогда все было бы слишком просто. Но — фактор, обойти который при анализе аварийности было бы слишком опрометчиво.

А теперь — гвоздь программы, на котором до сих пор ломают зубы теоретики и практики, аналитики и эксперты. Чернобыль.

— К проблеме безопасности атомных электростанций наша лаборатория была подключена в 1979 году в связи с изучением возможностей подземного захоронения жидких радиоактивных отходов в подземные пласты-коллекторы... То есть к моменту чернобыльского взрыва гелиеметристы уже изучили «хромоту» АЭС по этой части. Что отмечено лаже в письме академика А.П.Александрова: «Предлагаемое заключение Совета по прикладной геофизике РАН от 23 декабря 1991 года... о включении в СНиП опережающих гелиеметрических исследований заслуживает поддержки.

Исследования ВИМС, выполненные на основе гелиометрии на некоторых площадках АЭС Минатомэнергопрома, позволили получить информацию, из которой следует, что они неудачно выбраны по сейсмотектонической обстановке в регионе под строительство АЭС (например, Чернобыльская, Костромская, Татарская и другие АЭС)...».

— Есть некие «неучтенные» в выводах государственной комиссии чудеса. Экспертиза же физиков считает их рассмотрение не менее важным, чем рассмотрение ошибок операторов. — Яницкий суммирует комплекс подходов на стыке геологии, физики, конструкционного проектирования, и остается только удивляться, что этот принцип приходится внедрять инициативно, без настойчивого спроса нашего государства. — Может, не все знают, что реактор стоит не на бетонном фундаменте, а на внушительной «крестовине» из нержавеющей стали. Это как бы бронированное помещение с толщиной бронезашиты в 20 миллиметров. Этакая громадная танковая башня этажом ниже реактора. И вдруг в этом подреакторном «блиндаже», в стальной стене обнаруживается дыра диаметром в два метра! С сосульками расплавленной стали. В отсеке самого реактора — несколько пробоин со следами «вылизанного» высокой температурой железобетона. Есть участок труб защитной системы, где они просто испарились, — не разлетелись, не разрушились, не расплавились, а именно испарились.

Все это вместе говорит о кратковременном — десяти—пятнадцатисекундном — воздействиичрезвычайно высокой температуры. Минимум семь тысяч Градусов, максимум — сорок тысяч... Это близко к технологическим источникам, освоенным физиками: атомно-водородная резка, ракетный плазмотрон... Но откуда нечто подобное вдруг взялось в «поддоне» реактора? Если помните, сначала речь шла о диверсии, настолько очевиден был мощнейший энергетический импульс снизу. Что могло его дать? Тротил? Кумулятивный заряд? Броню-то он прошибет, но температура все равно маловата для подобного эффекта, не больше трех тысяч градусов... Не найдя доказательств чего-то реального, поддонные разрушения тоже списали на взрыв реактора. Хотя все, включая показания персонала, говорит о возникновении какого-то «явления», предшествовавшего взрыву, — не то вибрации, не то толчка. Ведь и один из операторов, погибший на месте, побежал в район трубопроводов выяснять, что вызвало их аварийную вибрацию...

А вот и главный сюрприз. Заключение экспертной комиссии «О сейсмическом событии 26 апреля 1986 года в районе Чернобыльской АЭС», утвержденное директором Объединенного института физики Земли РАН академиком В.Страховым и директором Института геофизики АН Украины академиком В.Старостенко. Группа специалистов проанализировала сейсмограммы трех близлежащих станций Комплексной сейсмологической экспедиции, которые зарегистрировали «сейсмическое событие, происшедшее 26 апреля 1986 года в ноль часов 23 минуты 39 секунд (время местное)» — «примерно за двадцать секунд до взрыва на станции». Немаловажным кажется, что «эпицентр его находится на расстоянии порядка десяти километров к северо-востоку от АЭС».

Эксперты не исключают, что «вибрационно незащищенная система реактора в период проведения испытаний подверглась сейсмическому воздействию, а это (с учетом, в частности, резонансных эффектов) привело к резкому нарушению технологических процессов и в конечном счете к взрыву на станции».

— На других наших коллег это не произвело должного впечатления, — отмечает Яницкий. — Скромная магнитуда величиной в 1—3 не может «поколебать» объект, защищенный в расчете на магнитуду 5—6. Это крепкий орешек. Однако только ли в колебаниях грунта проблема? Тут я иду к бывшему главному сейсмологу Союза Николаю Виссарионовичу Шебалину и прошу разобрать это противоречие. Он адресует меня к материалам томского ученого А.Воробьева, создавшего концепцию сейсмогенерирующих разломов с выбросом плазмоида на поверхность. Факты Сочинского землетрясения 4 декабря 1970 года, затем Спитака свидетельствуют об очагах такого «самовоспламенения», которое списали на выброс метана... Снова вспомнились наши памирские электрические аномалии даже при самых малых геодинамических эффектах. Те самые «плевки», способные вызывать ионизацию воздуха, его свечение, а потом линейные и шаровые молнии...

• Белая полоса на срезе ствола дерева — результат воздействия жгучего рассола

• Карта гелиеметрии — один из методов урановой разведки

А еще — атмосферная «раскачка», также предшествовавшая катастрофе 26 апреля, как и целой серии других исследованных аварий. Набирается ряд признаков «общего возмущающего процесса», который в итоге обобщен в российском патенте № 2030769 на изобретение под названием «Способ обнаружения возможности наступления катастрофических явлений». Патентовладелец — НИИ управления при Минэкономики России. Авторы — Азроянц Эдуард Арсеньевич, Харитонов Анатолий Сергеевич и Яницкий Игорь Николаевич. Приоритет изобретения — 16 ноября 1992 года. Зарегистрировано в Госреестре изобретений 10 марта 1995 года.

— Игорь Николаевич, если принять версию «плазменного плевка» или «электрического хвоста» в днище реактора, а также сейсмогравитационного взрыва, обнаруженного при многих авариях, то не создаст ли это алиби персоналу, совершающему непростительные ошибки, уставшему оператору, зевнувшему диспетчеру, безголовому директору?

— Речь идет не о снятии ответственности с конкретного специалиста, обеспечивающего свой стандарт, а об еще одной степени защиты процессов и объектов. Скажем, защита атомных станций от воздушного нападения, вплоть до падения самолета, заложена в проект, а учет сложных геофизических воздействий — нет.

Мы пытались обсуждать эти проблемы еще за год до Чернобыльской катастрофы. К сожалению, наше гелиеметрическое структурное картирование отстало от цикла размещения АЭС на десять- пятнадцать лет и не могло быть учтено в нормах тогдашней инженерной геологии. Но когда стал известен документ Комиссии по атомной энергии США, регламентировавший удаление АЭС от разломов на расстояние, пропорциональное их длине, то оказалось, что наши станции этого расстояния не выдерживают...

Академик А. П.Александров назначил по этому поводу заседание расширенного Совета Президиума АН СССР. Одним из выступавших на Совете был я. Однако дело свелось к спору, какие разломы считать «истинными», а в этом споре корифеи инженерной геологии и проектировщики станции защищали статус-кво и свои узаконенные методики. Их можно понять: менять всю нормативную документацию, накопленную десятилетиями, — процесс чрезвычайно угнетающий. Что же касается моего заявления о связи гравитационных и атмосферных «скачков», то председательствующий сказал: «Атмосферой заниматься не будем — это уводит в сторону». Впрочем, он предложил организовать комиссию по вопросу размещения АЭС с учетом новых данных по инженерно-геологическим условиям и подготовить записку в правительство. Однако это поручение осталось невыполненным. А до чернобыльской катастрофы было тогда одиннадцать месяцев.

Эксперты по безопасности в конкретных областях и отраслях сходятся в том, что единственной причины ЧП не бывает. Слесарь не законтрил гайку потому, что болела голова, — вот уже две причины. Третья — проспал контролер ОТК. Как правило, сбывается классический афоризм: «Случайность есть пересечение закономерностей».

Я задавал экспертам вопрос, не встречались ли при разборе ЧП признаки, выходившие за рамки «болта и гайки»? То есть что-то, не объяснимое с позиций прямых нормативов? Тут не обошлось без парадоксов.

Начальник управления безопасности на транспорте Минтранса РФ Петр Лаврентьев почти обрадовался: как же без «непонятностей»? Вот график российских тяжких ДТП за последнюю пятилетку И пик их ежегодно с ослиным упорством приходится на август. Или автоаварии с участием детей: почему их больше всего из года в год в мае? Пик «пьяных водителей» тоже нарастает от марта к маю. Вина пешеходов почему-то дает прибавку жертв к осени. Где тут привычки, где погода, где состояние техники, где психология, где геофизика? Если бы науке удалось ответить и «срезать» эти пики, сколько сотен тысяч жизней было бы спасено.

Член-корреспондент РАН, заместитель научного руководителя по государственной научно-технической программе «Безопасность» Николаи Махутов считает, что «сверхслабые воздействия» становятся все более ощутимыми для все более сложной и чувствительной техники. Как, впрочем, и для человека. Можно вспомнить интерес японцев к биоритмам — есть дни, когда шофера не выпускают на линию. Почему георитмы не могут нести что-то схожее сложным человеко-машинным системам?

Конечно, сносить существующие города и промзоны в связи с новым картированием «геофизической причинности» представляется нереальным. Но обзавестись дополнительным «будильником», сигналящим о нарушении геодинамического баланса, может' оказаться донельзя кстати. Мой собеседник в «гелиеметрическом» подвале старенького аршиновского института призывает представить некий ЦУП с индикаторным глобусом. Лампочка, вспыхнувшая на месте СГВ с указанием его силы, говорит о нарушении «штиля». В зависимости от величин и обстоятельств штурман авиалайнера прокладывает трассу в обход «столба» аномалии. Машинист идет в рейс не в «одно лицо», как сейчас заведено из экономии, а с помощником. Наконец, где-то отменяются нестандартные работы, эксперименты и испытания. создающие риск неустойчивости процесса. И сотни других возможных ответов на горящую лампочку вызова. Наша безопасность на новом технологическом уровне после всего пережитого стоит такого внимания к капризам любимой планеты.

Согласитесь, мы ее еще мало знаем. •

РАКУРС

Ирина Прусс

На лесенке

Вам предлагают представить себя на лестнице статусов из десяти ступенек. Нижние ступеньки — самое низкое положение в обществе, верхние — самое высокое. На какую ступеньку вы себя поставите?

Такой тест предложили россиянам социологи Всероссийского центра изучения общественного мнения, о чем Лариса Носова рассказала в очередном выпуске бюллетеня «Экономические и социальные перемены...». Ученым было интересно, как меняется статус людей разных возрастов и профессий в связи с экономическими реформами. Естественно предположить: если множество людей утверждают, что за последние пять лет их положение в обществе упрочилось, а статус повысился, — страна на подъеме; если наоборот — сколько бы ни приводили нам политики и управленцы утешительной статистики, страна все еще на спаде.

Первое, что заметили исследователи, не стало неожиданностью: ощущение подъема или спада в своей личной биографии в последние годы непосредственно связано с возрастом отвечающего. «Средний возраст тех, кто полагает, что их статус повысился, — 31 год; тех, кто считает свое положение не изменившимся, — 43 года; тем же, кто отмечает снижение статуса, — в среднем 47 лет». Феномен удачливых молодых чаше всего объясняют свойственными этому возрасту гибкостью и необремененностью устарелыми навыками (и моральными ограничениями).

Реже вспоминают о «кризисе сорокалетних», поскольку он не связан напрямую с переменами в обществе, он был и есть независимо от всяких реформ. На исходе четвертого десятка человек в принципе должен уже чего-то добиться во внешнем своем продвижении, должен представить нечто себе и другим как личное завоевание — или смириться с тем. что карьера (все равно какая) не удалась, и задуматься о смысле жизни. Психологи утверждают, что в этом возрасте люди часто впадают в депрессию или вдруг круто ломают свою биографию.

Говорят, перестройку затеяли и провели как раз люди, которым застывшие на всех этажах управления старики мешали продвигаться вперед, — так называемые вторые лица, стремившиеся стать первыми. Если это действительно так ( я думаю, это так хотя бы частично), добились своего немногие, а многие опять проиграли: как только каналы вертикальной миграции были прочищены, да еще обнаружились новые, по ним, естественно, устремились самые молодые, резвые, сильные, пластичные, не желающие стоять в очереди, которую в свое время честно отслужили сорокалетние.

Десятилетиями освященный порядок был сломан, выслуга лет перестала быть добродетелью, ожидаемое повышение не состоялось, а если состоялось, то оказалось вовсе не столь значительным и соблазнительным, как казалось прежде.

Ощущение, что твой статус снизился, в этом возрасте может быть связано с тем, что реально он не повысился. Вторая закономерность, установленная в исследовании, связана с уровнем образования. Как вы думаете, какая туг действует зависимость? Чем выше образование, тем круче поднимается вверх карьера? Или наоборот — чем ниже образование, тем больше шансов в наше время ощутить взлет на верх статусной пирамиды?

Не так.

Чем выше образование, тем больше людей, ощутивших падение статуса. Чем выше образование, тем больше людей, рванувших вверх. Чем выше образование, тем меньше людей, заявивших, что их статус не изменился. Иными словами, драма дифференциации общества особенно ярко разыгрывается именно в группе людей с высшим образованием.

И опять об ожиданиях, воспитанных советской системой: диплом о высшем образовании в этой системе означал гарантированный статус выше среднего (даже если зарплата при этом была ниже среднего) и гарантированное включение в очередь на постепенное продвижение вверх, о которой мы только что говорили. Шансов у человека с высшим образованием и сегодня больше, но вот гарантий никаких: диплом — условие для успеха обязательное, но недостаточное. Смириться с этим опять-таки труднее тем, кто старше.

Лет пятнадцать назад я писала о таком же тесте — лесенке — совсем в другом исследовании. Перед пятишестилетними детьми из детского сада-пятидневки поставили деревянную лесенку с разноцветными ступеньками и предложили поставить себя (в виде маленькой куколки) на одну из них. Так выясняли их самооценку. На самые нижние ступеньки никто куколку не ставил — там, в отрицательных значениях, запретная зона, такую самооценку может выбрать только ребенок с серьезными психическими проблемами. Большинство, не раздумывая, располагалось на самой верхней ступеньке, и это для возраста невинного оптимизма считалось нормальным. Правда, уже тогда ученые увидели симптомы дальнейшего снижения самооценки: больше половины детей считали, что мамы их не любят, — ошеломляющие цифры...

Теперь с той же «лесенкой» обращались не психологи, а социологи, речь шла не о самооценке, а об оценке своего положения в обществе, и разговаривали не с детьми, а со взрослыми людьми — по трудно избавиться от ощущения, что между этими исследованиями есть внутренняя связь. «Анализ ответов показывает, что российское общество — это общество сниженных позиций: большинство респондентов помешают себя в нижней части социальной лестницы».

А вот динамика средних значений: 1994 год — 6,66; 1995 — 6,44; 1996 - 6,42; 1997 - 6,78.

Случайная флуктуация? Пли действительно начались обнадеживающие перемены? •

ВСЕМИРНЫЙ КУРЬЕР

Пчелы • Управляют размножением • Умеют считать • Видят в темноте

Управляют размножением

Не совсем так, как имел в виду Карл Маркс, но в колонии шмелей трудящиеся контролируют средства производства.

Из оплодотворенных личинок у шмелей рождаются женские особи, а из неоплодотворенных — мужские. Чтобы начать размножаться после тяжелой зимы, шмели должны перейти от рождения шмелей-женщин к рождению мужчин и произвести «царицу». Раньше предполагали, что сама «царица» определяет, когда пора это сделать. Жаклин Шикоф и Кристина Мюллер из университета в Базеле решили проверить, как все обстоит на самом деле.

«Царица» и нарождающиеся «производители» не могут добывать еду, поэтому ее необходимо запасти заранее в достаточном количестве. Шикоф и Мюллер сделали несколько ульев с прозрачными стенками. В одни они положили много еды, а в другие — мало. Эксперимент показал, что независимо от соотношения шмелей-мужчин, числа личинок и количества еды колонии начинали размножаться. Там, где еды было мало и приходилось ее добывать дополнительно, размножение начиналось позже.

Ученые пришли к выводу, что не «царица», а сами рабочие муравьи определяют момент начала размножения. Пока время не пришло, они подкармливают оплодотворенные личинки — из них появляются только женщины. Когда приходит пора, они усиленно кормят неоплодотворенные личинки. Появляется много мужчин, и колония начинает энергично размножаться. Такой вот пчелиный материализм в чистом виде.

Умеют считать

Немецкие биологи Ларе Шитка и Фриц Гайгер из Свободного университета в Берлине считают, что пчелы могут измерять расстояние от улья до любимых мест кормления при помощи определенных меток на своем пути. Их открытие может положить конец многолетним спорам зоологов о том, как пчелы находят путь к месту сбора нектара. Один считали, что пчелы оценивают расходуемую энергию. Другие возражали, что эта энергия сильно зависит от скорости и направления ветра.

Шитка и Гайгер располагали сахарный сироп на расстоянии 250 метров от улья, причем на пути лета пчел поместили несколько больших зонтов так, что сироп был между третьим и четвертым. Когда до места кормления было размещено пять зонтов, то многие пчелы не долетали до него, а останавливались после третьего зонта. Из этого исследователи и сделали вывод, что пчелы не определяют расстояние, а лишь пересчитывают заметные метки на пути до цели.

Пчелы не только считают, но и танцуют.

Давно известно, что танец пчел — это пример общения насекомых. В 1973 году Карл фон Фриш из университета в Мюнхене получил Нобелевскую премию за то, что доказал, как пчелы танцем — восемью фигурами движения и дрожанием тела и ножек — передают коллегам информацию о расположении еды. А вот Юрген Тауц из университета в Вюрцбурге считает, что важен не только танец насекомых, но и на какой поверхности они его выполняют.

Результаты фон Фриша другим исследователям получить не всегда удавалось. По мнению Тауца, это могло определяться тем, на какой поверхности сот плясали пчелы. Исследователь натренировал пчел летать к определенной кормушке, а потом возвращал их в ульи с пустыми и полными сотами, где они передавали сведения своим коллегам. После танца на полных сотах в три раза меньше пчел усваивали дорогу до источника питания. Вероятно, вибрация пола тоже несет определенную информацию, а в улье с полными сотами она меньше.

Видят в темноте

Пчелы не должны видеть в темноте, их глаза не воспринимают слабый свет. И тем не менее некоторые их разновидности прекрасно летают в темноте. Исследования шведских и немецких ученых показывают, что они используют мозг для улучшения своего слабого зрения.

После захода солнца каждая линза в сложном пчелином глазу получает крошечную порцию света. «Ночью пчелиные глаза совершенно бесполезны», — считает Эрик Варрант, нейробиолог из Лундовского университета в Швеции. Чтобы разобраться в том, что происходит, он создал компьютерную модель пчелиного глаза. Далее исследователи приучили 44 пчелы, что у тарелки с медом всегда стоит узор из вертикальных линий. Потом им предложили выбирать между двумя дверьми, на одной из которых были нарисованы вертикальные линии. Пчелы всегда летели туда, где можно было ожидать мед. Потом экспериментаторы снижали освещенность полос. Пчелы летели даже тогда, когда не должны были уже ничего различать. Варрант считает, что они подключали свой мозг для усиления зрения.

Первая возможность — увеличение времени выдержки, как это делает любой фотограф при нехватке освещенности. Вторая — сложение сигналов от соседних «глазков», чтобы создать более крупные детали. В обоих методах есть свои недостатки: большая выдержка смазывает движущиеся предметы, а комбинирование соседних сигналов не позволяет различить мелкие предметы. По мнению Варранта, пчелы скорее всего применяют сочетание двух методов.

По материалам зарубежной печати подготовил Александр СЕМЕНОВ.

ВОЛШЕБНЫЙ ФОНАРЬ

В этой речке утром рано

Утонули два барана

— гласит концовка известного детского стихотворения. Утонули бараны потому, что не смогли разойтись Невозможность свернуть в сторону и обойти препятствие — отличительная особенность одномерия.

КРУГЛЫЙ СТОЛ «ЗНАНИЕ—СИЛА»

Психотерапевта вызывали?

Вы читали о Марте и ее психотерапевтах? Серия статей Дениса Рогачкова о том, как одна американка, почтенная мать большого семейства, избежала сумасшедшего дома, хотя и была очень близка к тому\ чтобы туда попасть, недавно завершена («Знание — сила», 1997, № 12; 1998, №№ 1—4). Двигаясь вместе с Мартой от одного психотерапевта к другому, вы познакомились с наиболее известными школами психотерапии.

Действие разворачивалось в Америке. В России, особенно в крупных городах, теперь можно найти психологическую помощь у специалиста, но, несомненно, развитие системы психотерапевтической помощи у нас только начинается. Будет ли от такой же, как на Западе? Какие задачи она будет решать?

Мы пригласили в редакцию несколько практикующих психотерапевтов, а также врача и священника, чтобы обсудить проблемы психотерапии в России и проблемы российского общества, подлежащие ведению таких специалистов.

У меня был друг. Очень близкий друг. Как-то вечером он позвонил и зашел в гости. Был предпоследний день мета, мы долго не виделись и рассказывали друг другу о том, как провели каникулы у пили чай, смеялись, я рассказывал ему о своих планах... Потом мне казалось, что это я смеялся и говорил, а мой друг был каким-то грустным и особенно сосредоточенным. На следующий день около пяти часов дня он покончил с собой. С тех пор прошло больше семи лет, и время стирает боль. А тогда была растерянность, и еще: из предсмертной записки было ясно, что он уже в тот вечер знал обо всем. Вопрос: почему он тогда ничего не сказал мне? Дождь за окном, музыка, ничего незначащие фразы, я провожаю его до дома, потом до автобусной остановки, он уезжает, и почему-то мне удивительно жаль расставаться с ним. Но почему он ничего не сказал мне в тот вечер?

Боль — неизбежная спутница жизни. Она появляется время от времени, чтобы потом вернуться и снова уйти. С ней можно справиться, от нее можно убежать, можно даже привыкнуть к ней, но иногда в какие-то мгновения, дни, недели она становится слишком сильной, пронизывает насквозь и закрывает пеленой весь мир, даже самых близких людей. Ты остаешься с ней один на один, и она может сказаться сильнее тебя. И в такие моменты больше всего на свете нужен человек, который мог бы разделить ее с тобой, прожить вместе несколько часов, иногда меняющих всю последующую жизнь. Но где найти такого человека?

Я слышал о том, что есть люди, чья профессия — разделять боль, когда человек окажется не в силах переносить ее в одиночестве и она закроет от него всех его близких. И я хочу найти такого человека, чтобы быть уверенным, что он есть. И пускай за встречу с ним нужно платить, пускай это будет его работа. Я хочу найти такого человека и большими буквами написать на стене в своей комнате его адрес, чтобы мои друзья видели его, когда приходят ко мне. Хотя больше всего мне хотелось бы, чтобы этим человеком для них был я.

АЛЕКСАНДР УСКОВ — психоаналитик, член Московского психоаналитического общества:

«В советских медицинских институтах психотерапию преподавали в курсе психиатрии, и еще тогда были хорошие психотерапевты. Но в основном они занимались либо гипнозом, либо рациональной терапией, либо лечили лекарствами. А главное отличие психотерапии от традиционной психиатрии в том, что это немедикаментозное лечение».

МАРГАРИТА ЖАМКОЧЬЯН — психолог, психотерапевт, автор курса по психологии личности, руководитель психологического центра Института социальных связей, давний автор журнала:

«Из основных направлений современной психотерапии я предпочитаю те, которые позволяют человеку самому менять себя»».

МИХАИЛ ЗАВАЛОВ - практикующий психотерапевт, предпочитающий семейный подход в психотерапии:

«Я с интересом ожидал, какова будет судьба психотерапевтических идей в России, здесь обычно западные идеи ожидала трагическая судьба. Кажется, с психотерапией этого не произошло. Во всяком случае, пока».

САМУИЛ БРОНИН — заведующий психосоматическим отделением московской больницы № 67:

«Чтобы больница была учреждением вполне психотерапевтическим, нужны участливые, доброжелательные, заботливые люди — не более, но и не менее. Прежде таких людей было больше, теперь меньше, но они есть, что само по себе удивительно».

ОТЕЦ МАРТИРИЙ — настоятель храма Всех Святых на Кулишках, прихожанам которого оказывается не только духовная, но и профессиональная психотерапевтическая помощь:

«Я думаю, что психологические проблемы у всех людей одинаковы и на Западе, и у нас, и у церковных людей, и вне церкви. Особенно в последнее время к нам обращаются издерганные страдающие люди, которым очень нужна психологическая помощь».

ДЕНИС РОГАЧКОВ — постоянный автор журнала, в том числе серии статей по психотерапии:

«Советская медицина всегда видела в пациенте объект исследования и лечебных манипуляций; психотерапия дает шанс по-другому взглянуть на страдания и использовать огромные возможности исцеления, которые заложены в человеческих отношениях».

1

М.Завалов: — На Западе сначала психоанализ, а потом и другие психотерапевтические идеи и школы очень сильно поменяли общественное сознание, почти как марксизм у нас. Например, гуманистическая психология распространила идеи экзистенциальной философии среди домохозяек и водителей такси, потому что даже если и не все были на приеме у психотерапевта, то по крайней мере все матери там получали консультации в роддомах. Во многом из этих идей выросла и молодежная революция шестидесятых. Они продолжают влиять на людей и сейчас.

А.Усков: — Во многих западных странах визиты к психотерапевту предусмотрены страховкой. В Германии, например, обращение к психотерапевту считается таким же естественным и необходимым, как обращение к терапевту или зубному врачу, и на это предусмотрено для каждого триста часов, оплаченных страховкой.

Наше общество изо всех сил стремится стать западным. Может, никогда и не станет, но стремится. В частности, появилась у нас и психотерапия. Причем появилась давно: я, например, уже из третьего поколения психоаналитиков, я учился у учеников Бориса Григорьевича Кравцова, возродившего у нас психоанализ в семидесятые годы. Но особенный всплеск, естественно, пришелся на конец восьмидесятых — начало девяностых. Теперь в Москве уже несколько сотен психотерапевтов, в том числе несколько десятков психоаналитиков, и они могут жить в основном за счет частной практики.

М.Жамкочьян: — Но прежде чем общество осознало потребность в психотерапии, на нас обрушилась масса самых разных направлений. И первыми, естественно, к нам пожаловали самые напористые и агрессивные. В головах у людей какая-то каша... Может, это естественно и необходимо на первом этапе, но впечатление порой производит чудовищное. Недавно в Университете Российской Академии образования один из преподавателей, доктор наук, предложил план лекций по психотерапии — это какая-то смесь из роджерианства, гештальт-терапии, Кастанеды и еще космоса впридачу...

М.Завалов: — А я рад, что есть разные виды терапии, в том числе и всякая ерунда, как, например, я рад, что есть кришнаиты, хотя кришнаитом становиться не собираюсь. Когда есть разнообразие, человек может выбирать. Но в то же время я всегда делил психотерапию на экологически чистую и нечистую. Чистая — которая «не навреди» и «не истреби», когда уважают все, что есть в душе человека и вне ее. Нейролингвистическое программирование популярно, потому что примитивно, его легко освоить, в нем есть какая-то магическая власть, и мне это не нравится. Но какие-то проблемы НЛП может решить быстро: справиться с невротическим тиком за пятнадцать минут... Корни проблемы, конечно, не извлечены, но разве стало хуже? Может, в результате у человека изменится поведение и он «перескочит» свои проблемы.

Психотерапия и ее многочисленные теории заставляют шевелиться, думать, потому что традиционное общество кончилось и на Западе, и у нас. Но в то же время на Западе психотерапии уже много лет; и что, все там стали здоровыми и счастливыми? Нет. И глупо возлагать на психотерапию слишком большие надежды. Роль психотерапии не только в том, чтобы помогать конкретным людям, но еще и в том, что она бросает вызов. Медикам, например, потому что не вписывается в медицинские рамки, нужен другой подход, другая нозология, другие причинно-следственные связи заболеваний. Что важно лично для меня (еше психоанализ задал такую тему): мы не так сильно отличаемся от больных. Между нами нет пропасти. Их можно понять через нас, а нас через них, потому что все мы, в частности, невротики...

Психотерапия бросает вызов и церкви, потому что в чем-то ее область пересекается с церковной, психологические и духовные проблемы могут столкнуться. Например, многие психотерапевтические теории по-новому открывают значение тела, которое церковь на протяжении многих веков теоретически утверждает (христианство верит в воскресение плоти, значит, тело настолько важно, что остается в вечности), но на практике отвергает. А психотерапия показывает важность тела во всей жизни человека — в переживаниях, любви. Одновременно быть христианином и психологом довольно сложно, ценности того и другого конфликтуют между собой.

С.Бронин: — У меня двоякое отношение к психотерапии. С одной стороны — почему нет: пусть будет, раз у людей есть такая потребность, с другой — само оформление и рост ее как самостоятельной науки и практики меня невольно настораживает. Для меня это — свидетельство неблагоприятных сдвигов, происходящих в структуре общества: того, что прежние, «естественные» механизмы защиты и восстановления общественного психического здоровья слабеют или даже утрачиваются.

Создание общественных институтов, профессий на месте самодеятельных сил и стихийных участников процесса обычно изгоняет из этого процесса последние следы живости и естественности. Наука гонит прочь искусство, а ремесло — их обоих. Появление культурных институтов демократии означает близость конца демократии как общественной стихии: они заменяют стереотипами и ритуалом живую ткань ставшей дефектной действительности. Есть какая-то загадочная потребность в человеке — особенно много говорить о том, чего у него нет, чего он лишен окончательно и бесповоротно: это словесная подмена и замена недостающей реальности. Мы никогда так много не говорили о борьбе за мир, как тогда, когда вовсю готовились к мировой войне, и никогда не являлись с таким усердием на выборы, как тогда, когда они ровным счетом ничего не значили. Боюсь, что так обстоит дело и с психотерапией: мы что-то слишком часто стали к ней обращаться и все сразу и вдруг почувствовали ее острую необходимость и недостаточность.

Совершенно нелепо датировать психотерапию последними двумя столетиями. Трудно поверить, что человечество до сих пор оставалось беспомощно и безоружно перед таким массовым феноменом, как психическое расстройство. Роман человечества с психиатрией длится ровно столько, сколько оно существует: человеческий вид круто замешан на психической патологи, и то, что в законченном виде является нам как психическая болезнь, в своем стертом проявлении дает человеку преимущества в гонке за выживание в сравнении с другими животными видами — поэтому, в частности, мысль так похожа на галлюцинации, а само сознание — на так называемые психические автоматизмы.

Человечество защищалось от психопатологии структурой общества, распределением ролей в нем (здесь сквозит общебиологический инстинкт стаи): оно защищает своих членов, заставляет их действовать определенным образом, но общество же и покровительствует отдельной особи, не оставляя ее одинокой. Приходя на работу, мы изливаем на сотрудников груз своих семейных и прочих неприятностей- Другие пользуются для этого дворовыми посиделками. То и другое — классический катарсис, «самоочищение путем повторного переживания», словесное преодоление действительности. Такое доморощенное лечение возможно лишь при сохранении социума как некоего структурного целого. На Западе, в отличие от нас, все эти посиделки с жалобами не приняты — может, потому им так нужны психотерапевты?

Семья — еще одна особая ниша для страждущего индивида, берущая его под свой кров и опеку по законам кровного родства, свойства.

В-третьих, церковь. Церковь и религия всегда были институтом морального единства и очищения людей независимо от того, какому богу в них поклонялись. Католические и православные монастыри могут приютить и оградить от тягот бытия многих, кто разочаровался в этом мире, устал жить в нем (пребывает, иными словами, в состоянии хронической и Трудноизлечимой депрессии). И в наши дни длительное лечение тяжелых наркоманов я бы передал специально подготовленным для этой цели монахам и монашкам. У церкви следует вообще учиться психотерапии: как малыми силами и средствами лечить столь многих. Для этого она использует целый ряд средств, которые сами по себе обладают мощным психотерапевтическим воздействием, которое многократно усиливается в совокупности. Это музыка, архитектура, живопись, объединенные проповедью, Традиционными, еще в детстве заучиваемыми текстами. Искусство само по себе и взятое в отдельности — мощное средство психотерапевтического воздействия.

Говоря короче, человечество за долгие годы своего существования выработало свои средства борьбы с психической патологией; они — часть человеческой культуры и существовали всегда и везде. Психотерапия сегодня зря начинаете сомнительного наукообразного словотворчества и утомительного противостояния «школ», каждая из которых доказывает свою беспрецедентную новизну и исключительность: за этим в медицине всегда стояли и стоят сугубо денежные, конкурентные интересы.

Я врач, заведующий отделением — мне тоже приходится думать о психотерапии, о том, как малыми средствами охватить большое число в том нуждающихся. Секрет здесь известен. Необходима (и единственно возможна) опосредованная психотерапия: через стены, людей, медицинские ритуалы. К сожалению, в наших стационарах преобладает отрицательная психотерапия — бывает ведь и такая.

Помещение в больницу в наших условиях можно сравнить иной раз с психическим шоковым лечением, и оно порой действительно вылечивает тех, кто возомнил, что их беды самые тяжкие и непереносимые. У меня был один клиент, лечившийся от алкоголизма, — преуспевающий в жизни, но не желавший отойти от пьянства, которое начало уже угрожать и семье, и работе. Я положил его на день в свое отделение, чтобы показать возможные результаты пьянства. Лежал он не в тяжелой палате, а среди выздоравливающих после горячки. Утром я застал его сидящим на кровати и тупо глядящим перед собой. «Что вы со мной сделали, доктор?! — закричал он, едва я отвел его к себе в кабинет. — Вы не рассчитали мои нервы! Я не могу! Я всю ночь не спал!» Я сначала не понял его, потому что, на мой взгляд, в его палате не происходило ничего особенного. «Они же только и говорят что о пьянстве! И вы их лечите?! Они же неизлечимы!» «Вот именно», — сказал я, очень довольный его реакцией, а он (во всяком случае, так он сказал) именно после этого решил «завязать» по-настоящему.

Но куда чаше в психиатрии нужна передача положительных эмоций, а для этого прежде всего — сотрудники, доброжелательные к больным, участливые и заботливые. Еще важнее целостный коллектив таких людей, потому что сообща такие люди действуют всегда сильнее и вернее, чем отдельные личности, пусть самые одаренные. Природные способности психотерапевтически одаренных медсестер и нянек можно определять по их способности улыбаться. Россия двадцатого столетия вошла в мир улыбками Баталова (старшего) и Юрия Гагарина, и эти улыбки больше способствовали ее популярности, чем все прочее. Вот эту улыбку старого (или нового?) образца нам и следует использовать в так называемых психотерапевтических целях. Во всяком случае, ничего другого нам сегодня не остается.

Д.Рогачков: — Но иногда и больница, да и церковь могут принести вред. Например, известно: если человек с первым шизофреническим срывом попадает в больницу, то после этого чаще всего становится инвалидом. Если же в этот первый момент его удается вытащить без больницы и нейролептиков, то у него есть все шансы продолжать нормально жить и работать. Причем тут не только больница, но и семья часто не способна справиться; известен феномен, когда семья смиряется с инвалидностью ребенка и строит свою жизнь как систему вокруг этой инвалидности... Тогда необходима помощь специалиста — может быть, именно психотерапевта, который работал бы как индивидуально с больным, так и с семьей.

М.Жямкочьян: — Я так поняла, что Самуил Яковлевич считает наше общество патриархальным и, следовательно, более здоровым, чем западное? Это наше-то общество?! Жившее в страхе и постоянной лжи, привыкшее не доверять себе, разве оно может быть психологически благополучно?!

И потом, о так называемой натуральной психотерапии — можно, конечно, утверждать, что друзья иди доброжелательная санитарка как бы исполняют по совместительству психотерапевтические функции, так бывает, но бывает и прямо противоположное. Известно, что огромное число психологических проблем человека корнями уходит в его «счастливое детство», в отношения его с родителями. Да и за помощью к нам часто идут именно родители, потерявшие контакт со своими детьми...

о.Мартирий: — У церковных людей есть особое понимание психотерапии, исцеление больной души человека. Мы считаем душевную болезнь — шизофрению, психопатию, все, что угодно, — следствием духовного неблагополучия, греховности, нераскаянности. Мы стараемся сделать человека нравственно чище, освободить его от груза грехов, причем не только внушить ему мысль о том, что он прошен, что им совершенное забыто, но и поверить в возможность исцеления от самих склонностей ко греху, от рабства пороков, греховных наклонностей. Мы считаем, чем успешней будет такого рода деятельность, тем больше будет психически здоровых людей, тем скорее сможет страдающий психическим расстройством человек получить облегчение и стать здоровым.

Но есть и другая, опасная форма религиозности, когда людям все время внушают чувство вины, собственного ничтожества... У истоков христианства — радость была главным. Отсюда слова апостола Павла: «Радуйтесь, всегда радуйтесь, непрестанно молитесь, за все благодарите, ибо вот в этом и есть воля Божия». Естественно, каждый человек должен давать какую-то критическую оценку своим поступкам и жизни. Естественно, человек должен осознавать себя далеким от того идеала, к которому он призван. Но осознавая, он не должен заниматься самобичеванием и укорением, а скорее, пытаться осуществить этот идеал. А такое христианство, которое угнетает человека, принижает его, которое все время напоминает ему о карах, страшном суде — это внешняя оболочка, форма. Вера во Христа приносит радость, она вливает оптимизм, делает жизнь светлой, а не безысходной.

Церковным людям тоже часто нужна психотерапия. В последнее время к нам часто обращаются издерганные, страдающие люди, которым нужна не только наша, духовная поддержка, но и помощь психотерапевта. У нас в храме есть такие специалисты, и бывает, что мы садимся за один стол и пытаемся решать конкретные проблемы. Конечно, нам в таких случаях проще сотрудничать с людьми верующими, но в конце концов самое главное — чтобы психотерапевт был честным и чистым человеком. Прежде всего нужно сострадать и стараться помочь. Без любви и сострадания наша деятельность будет никчемна, бесцельна, будет профанацией.

2

М.Жамкочьян: — По-моему, нет вопроса в том, нужна ли нам индивидуальная терапия. Скорее, вопрос в том, есть ли она у нас? Например, психоанализ: может быть, и есть один-два хороших психоаналитика, но нет школы. Только подготовка одного психоаналитика занимает десять—двенадцать лет, наши просто не успели пройти этот путь. Около половины моих клиентов — люди, убежавшие от психоанализа и сильно разочаровавшиеся в нем (как и в невропатологах, и в бабках с приворотами). А как отличить профессионального психоаналитика от шарлатана? Это же касается и любого другого направления психотерапии. Люди, часто не имеющие психологического образования, научаются определенным техникам и могут вламываться во внутренний мир другого человека (я их так и называю — «взломщики»). Я предпочитаю личностную психотерапию, в которой не я меняю пациента, а он сам меняет себя и принимает решения. Так работают психологи в отличие от человека, просто владеющего техниками... К сожалению, методикой нейролингвистического программирования, например, часто пользуются именно для того, чтобы влезть во внутренний мир человека и что-то изменить там.

У студентов, которые идут учиться психологии и практической психотерапии, я часто замечаю влечение к власти и потребность властвовать. В основном это малообразованные люди, как правило, женшины, воспитанные в зависимости и от общества, и от людей, не способные справиться ни с собой, ни со своей личной ситуацией. Хотя они говорят, что хотят помогать другим, но мне кажется, что для них психотерапия — способ утвердить себя через манипуляцию другими людьми. И это особенно ясно проявляется в некоторых видах групповой терапии, например, гештальт

М.Завалов: — Но это же миф, что психотерапевт обладает необычайной силой: стоит ему что-то сказать, и человек сломается У милиционера гораздо больше власти, чем у самого-самого знаменитого психотерапевта. Человека довольно трудно заставить делать то, чего он не хочет. А индивидуальная терапия — это такая штука: человек приходит, добровольно впадает от тебя в зависимость, становится в каком-то смысле ребенком, но в то же время остается твоим заказчиком и может тебя рассчитать, уйти в любой момент.

А.Усков: — Мне хотелось бы ответить на слова, что психоанализа у нас нет. Я помню, когда в девяностые годы к нам стали приезжать западные коллеги и мы смогли посмотреть на себя со стороны, стало ясно, что в чем-то мы выглядим ничего, но в целом и образования недостаточно. и подготовка не очень, и главное, психоанализ ушел далеко вперед по сравнению с временами Фрейда. А у нас, кроме Фрейда и, может быть, какого-то случайного набора книг, тогда и не было ничего.

Действительно, до сих пор в России нет ни одного психоаналитика, который прошел бы по-настоящему полноценное обучение, признанное Международной психоаналитической ассоциацией. Но с такой проблемой сталкивались и в некоторых странах Западной Европы, когда после второй мировой войны была прервана преемственность психоанализа. В Германии, например, они ездили за границу, к ним кто-то приезжал — и через семь—десять лет у них появились свои психоаналитики.

Каждый может назватьсяпсихоаналитиком и делать все, что угодно. Лучший способ понять, перед вами хороший психоаналитик или шарлатан, — посмотреть на этого специалиста, расспросить, где учился. Это не должен быть пожилой человек, поскольку он, хоть и доктор наук, знает советскую психиатрию или психоанализ времен Фрейда <в основном по его марксистской критике), а сейчас все сильно ушло вперед. Это не должен быть и очень молодой, поскольку профессионалом психоаналитиком можно стать лишь за несколько лет дополнительного обучения после вуза.

М.Завалов: — Мы все в каком-то смысле первопроходцы. Как я, например, стал психотерапевтом? Учился в медицинском институте, увлекся, в основном по западным книжкам, разными психотерапевтическими идеями. Попытался перейти на психиатрию, но такое испытал отвращение, когда попал на практику в психиатрическую больницу на Каширке... Там вводили пациента, именно вводили, как тюремщики, и дураки-студенты задавали ему очень грубые вопросы. Тогда я в Институте усовершенствования врачей получил бумажку, что за два месяца обучился психотерапии, и начал работать. И хотя я очень много прочитал, но все же думаю, что я дилетант, нигде не учился толком, сам не проходил психотерапии, у меня нет супервайзера-учителя, а без этого очень трудно расти. И ноша я посмотрю на других — вроде я очень классно работаю, или, вернее, они работают еще хуже. Но в то же время все приходится делать на ощупь и не с кем посоветоваться о том, что я делаю. Многие терапевты, мне кажется, страдают от внутреннего комплекса неполноценности: что никто не может сказать, получается у тебя или нет.

С.Бронин: — Вот мой вам совет — освойте лекарства, потому что лекарства действуют быстро. Это быстрее и лучше, чем доходить до глубин сознания. И эффект быстрый, и люди довольны.

Противопоставление лекарственных и психотерапевтических методов лечения психических больных искусственно. В большинстве случаев необходимо то и другое лечение, только в разных пропорциях и соотношениях.

М.Завалов: — Тревога — часто двигатель, мотивация к лечению. Снижая лекарствами тревогу, мы снижаем и мотивацию. Хорошо было бы создать такую среду, где можно было бы общаться даже с буйным шизофреником, не подавляя его лекарствами, потому что психика подвижнее и есть шанс, что что-то произойдет хорошее.

А.Усков: — Многие пациенты приходят ко мне после неудачного опыта медикаментозного лечения. И не то чтобы плохие врачи — чаще лекарства в этой области помочь просто не могут. Ну, снять остроту на некоторое время...

Чтобы пройти психоанализ, нужно достаточно сильно страдать, потому что это не особенно приятное времяпровождение. И приходят разные люди. Есть те, которым можно было бы поставить психиатрический диагноз, и порой серьезный, но они достаточно социально адаптированы, справляются со своими повседневными обязанностями, не требуют госпитализации или какого-то серьезного медикаментозного лечения. Есть практически здоровые люди. Иногда что-то среднее.

• Первая реакция на картину Ганса Эрни «Четыре девушки»: первые две нормальны, зато третья и четвертая явно несут в себе психическую болезнь. Но вполне возможно, что идея художника в другом: все зависит от оптики, любого можно изобразить больным или молодым, здоровым и прекрасным. Как взглянуть, как увидеть...

Они приходят с жалобами либо личного порядка (отношения с близкими), либо на соматическое самочувствие. Человек проходит медицинское обследование, у него не находят каких-то органических нарушений и советуют обратиться к психотерапевту. Или он сам чувствует, что причина его физического недомогания —- психологическая.

Во времена Фрейда считалось, что нормальная продолжительность полноценного анализа — от полугода до трех; сейчас — лет пять—семь. Это звучит немного устрашающе, но психоанализ не показан и не нужен всем, некоторым можно помочь быстрее и проще, иногда за несколько месяцев. А задачи, за которые берется психоанализ, невозможно решить быстрее; нельзя быстрее достаточно глубоко проанализировать человеческую жизнь, внутренний мир человека и добиться существенных стабильных изменений в его личности, которые позволят ему иначе жить, иначе воспринимать себя, окружающий мир, иначе строить отношения с людьми.

3

С.Бронин: — Во все времена и во всех странах процент душевнобольных примерно одинаков — около пяти процентов. Это так называемая ядерная группа больших болезней, которая связана, не знаю, назвать ли это грехами, скорее — с природой человеческой. Если туг есть грех, то грех познания, который помогает человеку выжить как виду. Его способность к познанию как-то генетически связана с душевными заболеваниями. Около этой группы порядка 50 — 60 процентов населения — пограничные случаи. Переход от ядерной группы к так называемой здоровой происходит постепенно, он занят промежуточными лицами. В разные эпохи, в разных обстоятельствах люди в большей или меньшей степени осознают свои недуги такого рода и по-разному к ним относятся. Тут свои парадоксы; война практически исцелила большую часть «пограничников», их проблемы ушли в подполье, были подавлены внешним стрессом. Ядерная группа осталась та же.

Психиатрические обследования повсюду показывают самую широкую распространенность психической патологии — настолько частую, что отсутствие ее порой надежно свидетельствует о некой иной патологии, еще более грубой, которая и вызвала отсутствие эмоций и соответственно — всеобщей эмоциональной патологии. Половина населения (включая младенцев) обнаруживает ту или иную степень психических расстройств, а вторая — возможность их появления. В этом свете говорить о профессиональной и общедоступной психотерапии бессмысленно: это означает (учитывая обычную длительность индивидуальной психотерапии), что одна половина населения (и не самая здоровая) должна лечить другую и обе — только этим и заниматься: об этом писал, если мне не изменяет память, Фромм, и эта фраза стала расхожей. Если следовать этой логике, то человечество до сих пор не лечилось вовсе или же оно все-таки поступало каким-то иным образом. Правильно второе.

М.Жамкочьян: — Мы не работаем со всеми. Во всяком случае, я, поскольку я действую в рамках гуманистической психологии и психотерапии. Моя задача — помочь человеку найти в себе самом внутренний резерв развития, я могу работать с теми, у кого есть потребность в этом. Я знаю свой контингент — это обеспеченная интеллигенция, ученые, врачи, люди, нашедшие себе дело и место.

Социологи утверждают, что на развитие общества — не на его самовоспроизводство, а именно на развитие — работает не больше десяти—пятнадцати процентов населения. Часть из них не нуждается в моей помощи, они сами умеют справляться со своими психологическими проблемами Но многие нуждаются, потому что им приходится во многом ломать себя, принимать решения, брать на себя ответственность, к чему они, как и почти все у нас, не привыкли. Им нужно отвечать за результат, думать о деньгах, создавать и сохранять клиентуру, а они привыкли уважать и ценить себя совсем за другое.

Конечно, от традиционного общества, от его институтов человек больше получает тепла и поддержки, но он и намного более зависим. У нас же не просто традиционное общество, оно во многом искорежено и зависимость человека у нас многократно усилена. Что еще важнее, ее не замечают, не осознают. Перед кем человек должен нести ответственность, принимая любое решение? Вам скажут; перед семьей, перед трудовым коллективом, перед обществом, наконец. Наверное, только один из сотни скажет: перед самим собой. Люди вообще воспринимают не самих себя, а себя через оценки других людей. Может быть, поэтому наше общество выглядит более приятным, более эмоциональным, чем западное, всегда готовым сочувствовать. В конце концов, обществом, где слабость — не порок. В Америке никто не бросится к вам рассказывать о своих несчастьях, будут из последних сил улыбаться, чтобы никто не заподозрил, что что-то не так; у нас потерпевшего неудачу будут утешать так горячо, что это похоже на поощрение.

Знаете, кто ко мне теперь приходит? Никогда такого не было: молодые люди в возрасте от 18 до 25 лет. Всегда считалась самая благополучная группа — любовь, оптимизм и так далее. Младший научный сотрудник лет до 30 — 33, начинающий поэт мог оставаться начинающим лет до сорока. А теперь молодые — главные действующие лица.

Д.Рогачков: — Не знаю, мне кажется, психотерапия больше нужна другим — тем, кто страдает, не понимая — отчего, кто без всякого толка ходит по врачам, травит себя лекарствами, а проблемы его можно решить иначе. Кроме того, сегодня многие чувствуют себя брошенными, потерянными...

А.Усков: — Я согласен с Маргаритой Степановной. Потребность в индивидуальной терапии и ее ценность напрямую связаны с ценностью личной жизни, личного пространства, уважением к личности, пусть даже очень причудливой. Может быть, бесполезной для общества или даже вредной. Но в новом нашем обществе дышать легче, чем раньше.

М.Завалов: — Мне показалось, тут есть некоторый снобизм, некоторая категоричность. Я думаю, на каждом уровне потребностей работают свои виды психотерапевтической помощи. Я и против заговоренной воды ничего не имею, если она помогает — а ведь помогает, и именно психотерапевтически. Конечно, я чувствую себя плохо, когда клиент хочет от меня каких-то магических действий, шаманства или требует прямых рецептов, как ему жить с утра завтрашнего дня — но мы с ним мирно расстанемся, и он, даст Бог, найдет своего психотерапевта.

М.Жамкочьян: — Совершенно согласна. Так получилось, что у нас за круглым столом представлены две крайности: или институты, так сказать, социально-психотерапевтического свойства, или сугубо личностные психотерапевтические школы. Выпали всякие семейные консультации, которые живут и процветают, решая все те же внутрисемейные психологические проблемы. Трудные подростки остались трудными подростками, и с ними тоже продолжают работать психологи. Но тут речь идет скорее о психокоррекции, то есть об изменении поведения, а не самой личности; многие психотерапевты считают, что это уже за рамками их сферы.

Я хотела бы сказать несколько слов о «брошенных», о людях, которые не могут психологически адаптироваться к изменениям последних лет. Отсюда — острая тревога, депрессия, потеря уверенности в будущем. Они не доверяют себе и ищут дядю, на которого можно было бы переложить ответственность за свою жизнь Таких людей очень много; я думаю, они есть в любой стране, но у нас их особенно много по вполне понятным историческим причинам.

Я полагаю, индивидуальная личностная психотерапия тут ни при чем. Тут прежде работала идеология: выдвигала и обосновывала цели, подсказывала пути их достижения, провозглашала, что главное — быть вместе, двигаться вместе, в едином строю, ну и так далее. Не зря сейчас так много говорят о том, что нужна новая идеология, не знаю, что может ее заменить — может, религия, если ее возвести в ранг официальной? В азиатских странах, между прочим, организующим жизнь началом может выступить даже... выкуп за невесту. Деньги одалживают, потом лет двадцать работают на то, чтобы отдать долги. А потом, когда все долги выплачены, говорят, многие срываются в депрессию и даже самоубийств становится гораздо больше.

Я вот чего не понимаю. Почему люди, которые ощущают себя брошенными и несчастными, — это народ, а мои клиенты с их тоже ненадуманными проблемами — не народ? Почему всегда говорят об одной реальности, в которой все заняты в основном трагическими переживаниями вселенского обмана, а другую реальность, в которой люди действуют, пытаются сами решать свои проблемы, мы опять прячем, замалчиваем, словно стыдимся?

А ведь именно в этой, другой реальности так или иначе складывается судьба общества и страны. Потому что время социализации, когда главное состояло в том, чтобы адаптировать каждого к системе, аккуратно ввести его туда, — это время кончилось. Пришло время людей, которые учатся самостоятельно строить свою жизнь. •

ВО ВСЕМ МИРЕ

Все о птицах

Как часто случается, увидев какую-то птицу, вы задаете себе вопросы: а как она называется, чем интересна, где обитает и другие.

Путеводителями по городам Европы заполнены все книжные магазины. Но вы не найдете в них сведений о том, например, в какое время следует посетить Копенгаген, чтобы увидеть летающих над городом осоедов или ястребов-перепелятников. На эти и на многие другие вопросы о птицах вам ответит вышедшая недавно в Англии книга «Где наблюдать птиц в Британии и Европе», признанная классическим справочником по птицам Европы. А в появившейся там же в продаже книге Николаса Хаммонда «Болотные птицы» (174 страницы) немало сведений о жизни береговых птиц Европы и Северной Африки, причем в ней приводятся некоторые до сих пор неизвестные любопытные данные. Книга прекрасно иллюстрирована Брюсом Пирсоном.

Вышла в свет и книга Тома Галлаера «Фотографии диких птиц», в которой даются советы о фотографировании птиц в природных условиях. Правда, все это в Англии.

На солнечной энергии — ближе к Солнцу

В июне 1997 года экспериментальный беспилотный самолет «Патфайндер» («Следопыт»), получающий энергию от солнечных батарей, побил собственный рекорд высоты для таких аппаратов, ранее составлявший 15400 метров. На этот раз, поднявшись с ракетного полигона на Гавайях, он сумел достичь 20528 метров над уровнем моря.

Это немалое воздушное судно — размах его крыльев составляет тридцать метров. Построенная калифорнийской фирмой «Аэровайронмент». машина предназначена выполнять, как говорят ее конструкторы, «скучную, грязную или опасную работу по мониторингу природной среды».

Не исключено, что «Патфайндер» в том же полете побил еще один рекорд. Дело в том, что другой беспилотный самолет — «Боинг-Кондор», снабженный не солнечными, а обычными двигателями внутреннего сгорания, ранее считался рекордсменом высоты для машин без экипажа. Его показатели — 20430 метров. Для того чтобы вместо него на «трибуну почета» вышел «Патфайндер», согласно международным правилам, его результат должен превышать прежний не менее чем на три процента. Специальная комиссия изучает теперь показания приборов «солнечной машины».

Это не так!

Ошибочным оказалось убеждение охотников, будто отстрел медведей-самцов облегчает жизнь остальным членам медвежьей семьи — матери-медведице и медвежатам останется больше пищи. На самом деле, утверждают шведские биологи, до взрослого возраста доживает 71 процент медвежат- полусирот, а из полных семей — 98 процентов. Замечено также, что у овдовевшей медведицы часто появляется новый самец, которого инстинкты побуждают закреплять в потомстве себя самого, поэтому он нередко убивает чужих медвежат.

Даешь суперсобаку!

Английские генетики выполняют социальный заказ. По просьбе полиции они пытаются вывести суперсобаку, оптимально соответствующую определенным целям. Пес должен иметь чутье, как у ищейки, быть таким же сильным, как боксер, быстрым, как доберман, и дисциплинированным. как немецкая овчарка. К сожалению, при этом наборе требований животное вряд ли получится совершенным: заказчики не указали, что собака должна есть так же мало, как щенок таксы.

Мечу, куда хочу

Высоковольтный разряд между испытательными шарами при разностном напряжении между ними в сто миллионов вольт в состоянии перекрыть только двадцать метров или около того. А грозовое облако с таким же электрическим потенциалом способно дать вспышку длиной свыше одного километра. В чем же дело?

По мнению специалистов по физике плазмы английской фирмы «Д редко», это объясняется ступенчатым характером разряда. Так называемый лидер, без труда пробив первый отрезок наэлектризованного воздуха, спускается ниже метров на двадцать. По пути разряда воздух ионизируется, и образуется цепь тока с источником высокого напряжения, за чем следует новый пробой. Этот процесс повторяется до полного истощения первичного заряда.

По словам ученых, возможно создание направленной молнии. Проба ультрафиолетового лазера не дала результатов из- за поглощения энергии пучка воздухом. Однако уже существуют лампы сверхвысокой частоты — гиротроны, дающие короткие импульсы на частоте 150 гигагерц мощностью 100 мегаватт. Если пропускать их через полый волновод под высоким напряжением, то интенсивный узкий луч будет ионизировать воздух впереди, куда и устремится дальнейший разряд.

Ученые уверяют, что таким средством можно выводить из строя навигационную и боевую электронику на самолетах без ущерба планеру и людям. Жаль, что на угрожающих Земле астероидах таких средств нет.

• Рисунок Ю. Сарафанова

Верблюжья кавалерия

Командование израильской армии всерьез изучает вопрос о создании отряда «верблюжьей кавалерии». Речь идет о подразделении пограничной охраны, несущем службу вдоль рубежа, отделяющего пустыню Негев от принадлежащего Египту Синайского полуострова. В этом районе в последнее время участились случаи контрабанды, с которыми трудно бороться традиционными методами. К тому же шум моторов слышен издалека, и у нарушителей границы есть возможность вовремя укрыться от дозора. «Корабль пустыни» движется бесшумно и способен преодолеть почти любые естественные преграды.

Опекать свой продукт

Вторичная переработка отходов - хорошо, а их недопущение — еще лучше. Такова основная посылка нового Закона об экономике замкнутого цикла, принятого в Германии.

Закон четко определяет: тот, кто что-то производит, отвечает и за недопущение отходов, их повторную переработку или экологически чистую ликвидацию. «Ответственность за продукт не должна прекращаться после его изготовления», — считает министр по проблемам окружающей среды и охраны природы Ангела Меркель. Производители обязаны «опекать» свой продукт «от» и «до». Сами продукты должны быть «долгоживущими», легко подвергаться ремонту, демонтажу или переработке. С 1990 по 1993 год объем отходов снизился на 10 процентов, а доля переработки выросла с 20 до 25 процентов. Возросла и доля перерабатываемых бытовых отходов с 13,8 до 29,8 процента.

Повезло!

«Я, наверное, самый везучий человек на свете», — заявил журналистам американский биолог Джеймс Бентон. И для этих восторгов у него были все основания. Дело в том, что он стал первым человеком, который наблюдал роды летучей мыши в естественных условиях.

Самое любопытное, что весь трехчасовой процесс происходил на ветке, где летучие мыши обычно зависают, а теперь, как выяснилось, и появляются на свет. В роли акушерки выступала обычная соседка по дереву. По словам ученого, роды прошли успешно, после чего младенец сразу же был доставлен на землю.

ПСИХОЛОГИЯ ПОВСЕДНЕВНОСТИ

Софья Тарасова

Осторожно: стресс

Если каждое утро вы начинаете с похода в тренажерный зал, а затем следуют бассейн и массаж, стресс едва ли будет для вас реальной угрозой. К сожалению, мало кто может позволить себе такую роскошь, особенно женщины, которые мечутся между работой и домом.

Кстати, обычно работодатели не очень интересуются семейным положением и домашними делами служащих-мужчин; а вот женщина при устройстве на мало-мальски приличную работу обязана отчитаться, замужем ли она, есть ли дети и часто ли эти последние болеют. Сама по себе такая дискриминирующая ситуация — уже источник стресса. Кроме того, женщина постоянно стакивается с неопределенностью собственного статуса: в офисе она должна быть женственной, но не сексуальной, деловой, но не агрессивной или грубой, работать, но и заниматься домом. Вот и появляются бессонница, беспокойство, раздражительность и апатия.

Американский психолог Джорджия Виткин в недавно вышедшей на русском языке книге «Женщина и стресс» пишет: «Я в такой же степени, как и мои пациентки, была жертвой собственного невежества. Ведь я была одновременно штатным преподавателем колледжа, штатным психотерапевтом, штатной мамой, врачом в больнице по совместительству, посредственной домохозяйкой и никуда не годным бухгалтером... Симптомы? Конечно же, они были. Головные боли, боли в пояснице, нарушения менструального цикла, аллергия, небольшой колит, незначительная сердечная аритмия. «Это всего-навсего стресс», — говорил мой врач».

У нас обычно и до врача дело не доходит. «Утро вечера мудренее», — говорим мы себе и ложимся спать; однако наутро лучше не становится. Как сделать, чтобы мы управляли стрессом (если уж его нельзя избежать), а не он нами?

Во-первых, врага надо знать в лицо. Стресс многолик. Например, стремление походить на современный идеал красоты, который Слава Зайцев именует «вешалкой»; некоторые доходят в нем до таких издевательств над собственным телом, что попадают в психиатрическую клинику. Обычно это подростки, мальчики и девочки, считающие себя непомерно толстыми. Патологическое голодание (нервная анорексия), по мнению психоаналитиков, связано с пугающим сексуальным желанием. Именно его подавляют самыми разнообразными диетами и постами. Бывает и наоборот. Бесконтрольное тайное обжорство, или булимия, — тоже симптом стресса. Еда как бы компенсирует поражения в других сферах жизни, например на любовном фронте.

И вы порой заедаете неудачу конфеткой или мороженым, не правда ли?

Новая модная болезнь — синдром хронической усталости, очередное проявление стресса. Этот синдром очень напоминает всем известную депрессию. Джорджия Виткин приводит в своей книге несколько пунктов, его характеризующих.

Вы чувствуете растерянность при мыслях о будущем.

Вы не получаете удовольствия от того, от чего получали прежде. Вы разочарованы в себе.

Вы прикладываете массу усилий, чтобы начать что-либо делать. Вы спите не так крепко, как прежде, просыпаетесь от любого шороха.

Секс интересует вас меньше, чем раньше.

Большую часть времени вы чувствуете какую-то неопределенную вину.

Если вы ответили «да» на большинство этих утверждений, то и вы не ушли от стресса и, возможно, нуждаетесь в помощи квалифицированного психотерапевта.

Надо честно признать, мужчинам тоже нелегко. От них одновременно ждут последовательности в делах и эмоциональности, ответственности, но в то же время импульсивности. Этот список без труда можно продолжить. Как говорит Виткин, «перемешайте в одной куче страх провала, чувство тревоги, необходимость соревнования с другими, и вы получите стрессовый синдром у мужчин». Чем только он не вызывается. Тут и страх потерять рабочее место, и слишком монотонная рутинная деятельность, и недостаток информации, и недостаточное признание успехов. Знакомо, не правда ли?

Что же со всем этим делать?

Еще Аристотель говорил о катарсисе. Современная наука может рекомендовать самые разные катарсис-методики — от посещения бассейна и занятий на тренажерах до пения в хоре. Любое хобби станет защитой от стресса, даже если это просто игра в карты. Да просто переставьте мебель в квартире — и вы ощутите, как возрастает ваша способность контролировать жизнь и снижается тревожность.

Разрешите себе быть самим собой, со своими достоинствами и недостатками. Позвольте процитировать замечательного психотерапевта Аллу Семеновну Спиваковскую: «Каждый человек уникален и неповторим и потому беспредельно ценен». Вспоминайте это каждый раз, когда вас ругают, это защитит вас.

Конечно, все люди разные. Кто-то живет прошлым, кто-то — настоящим, кто-то — весь в будущем. Но лучше, как советовал психолог Перло, переживать лишь актуальные проблемы, находиться «здесь и сейчас». Не стоит прокручивать без конца ситуации из прошлого: «Ах, я тогда не то сделал, не то сказал, следовало бы совсем по-другому...» Все это уже быльем поросло.- Лучше вернуться к актуальному времени.

К сожалению, стрессы — неотъемлемая часть нашей жизни. Ганс Селье, многие годы изучавший воздействия стрессов, пришел к выводу, что «полную свободу от стресса дает только смерть». Так что не остается ничего иного, как научиться к ним приспосабливаться. В этом вам окажет реальную помощь книга американского психолога Джорджии Виткин «Женщина и стресс». Несмотря на название, в ней обсуждаются и чисто мужские проблемы.

Главное — не махнуть на себя рукой, отнестись к своему состоянию серьезно, даже если врач скажет: «Не расстраивайтесь, это всего-навсего стресс». Ведь «всего-навсего» стресс вполне может привести к патологическим страхам, алкоголизму, наркомании и всяким несчастным случаям.

Уделите себе внимание, вы того стоите. •

ДИСК-ЖОККЕЙ ОБРАЗОВАНИЯ

Этот мир придуман вами

Хороша летняя ночь! Удобно устроившись в пахучем стоге сена, можно очень долго при хорошей погоде разглядывать всевозможные созвездия и прочие небесные явления. А если с вами еще случайно оказался Атлас звездного неба и телескоп, то можно только порадоваться за работников а|ролромышленного комплекса и сельских тружеников, которым так много станет известно поутру.

А что делать человеку, у которого нет поблизости ни стога сена, ни Атласа с телескопом и даже нет пытливых сельских тружеников? Поскольку эта рубрика посвящена самым различным методам самообразования, а не выбору надежного турагенства для доставки к звездному небу, то придется это небо получить самим.

Но путешествия в мир CD дисков, видеокассет с изображениями галактик, планет и прочей небесной «утвари» не будет. С помощью компании Diard Software и ее программы Universe 1.5 мы будем создавать свои собственные дальние миры. Программка эта предельна проста и очень невелика — всего около мегабайта. Сгрузить ее можно из Интернета по адресу ww.dialsoftware.com/universe/. Правда, в ней не будет нескольких весьма интересных утилит, которые можно получить, зарегистрировавшись за двадцать четыре доллара. Можно войти по другому пути — выиграв наш конкурс, о котором речь войдет ниже, вы сможете получить эти презабавные дополнения совершенно бесплатно.

На интернетовской страничке, посвященной описанию этой программы, сами разработчики оценили свою работу так (в приблизительном переводе на русский новояз) — Телескоп Хаббл отдыхает! Действительно отдыхает... Поскольку добиться таких красок, четкости изображения и совмещения совершенно несовместимых объектов вместе природа пока не в силах. Что не мешает вам поучаствовать в создании собственного мира, населенного всевозможными галактиками, небулами, звездами и приправленного межгалактическим газом. Программа дает вашей фантазии разгуляться на все 24-битное изображение. Цвета любые. Не нравится вам, что фон звездного неба всегда траурно-черный — пожалуйста, делайте его ядовито-зеленым и убеждайте своих близких в скором пришествии инопланетян с Марса в образе маленьких зеленых человечков (как же еще они станут зелеными, если предварительно не перекрасить Галактику?).

Сложнее обстоит дело с небулами и спиральными галактиками. Во-первых, немногие знают, что это такое и почему у них есть плоскость и угол вращения. Во-вторых, неясно, могут ли они все располагаться вместе на одной картинке и если могут — то в разных ли ее углах. Мой совет — не гнаться за достоверностью, а доверять только своему художественному вкусу. Ведь если кто-нибудь вам скажет — такого нет в природе, вы смело можете ответить — Вселенная большая, ей видней. Для «грунтовки» небесной картины я посоветую применить опции «звездный фон» и «межзвездный газ». Первая хороша тем, что создает полную иллюзию бездонного августовского ночного неба над головой (метеориты и кометы легко можно дорисовать), а межзвездный газ очень мил в сочетании с небулой. Одним словом, экспериментируйте и не сомневайтесь в правдивости ваших трудов. Впрочем, если у вас под рукой есть хорошие книги по астрономии или в голове остались сведения из школьного курса — то не воспользоваться ими грех. Фотографии Хаббла чрезвычайно популярны, поэтому можно будет достойно конкурировать с НАСА в их распространении.

Если у вас нет кредитной карточки VISA или American Express (генераторы оных не работают с системой заказа на страничке этой фирмы — уже проверено), то изображения планет и лун будут недоступны в программе. Что обидно, поскольку к всевозможным галактикам со звездами, приправленным газом и туманностями, так и хочется добавить нечто большое, круглое и родное для глаза. Выход из сложившейся ситуации очень простой. Этот материал иллюстрирован картинками, сделанными с помощью программы Universe 1.5 и фотографиями Хаббла. Первый человек, ответивший, какие из них — плод творения человека, а какие нет, — получит от редакции бесплатную полную версию этой программы. Ну а если кто-нибудь захочет прислать в редакцию свои версии снимков Вселенной, то милости просим — Хаббл в последнее время часто выходит из строя

Никита МАКСИМОВ

Ума не приложу

Назовите год, когда это случилось

1. Премьеры пьесы Бернарда Шоу «Пигмалион» и балета Игоря Стравинского и Николая Рериха «Весна свяшенная»в постановке Вацлава Нижинского.

2. Казимир Малевич написал картину «Черный квадрат», возникает новое течение в живописи — супрематизм.

3. Нильс Бор выдвинул постулаты, объяснившие планетарное строение атома. Фредерик Содди ввел понятие «изотоп».

4. Международной Олимпийский комитет утвердил олимпийский символ и флаг — пять переплетенных колец.

5. Построен аэроплан «Илья Муромец» конструкции Игоря Сикорского.

6. В Государственной думе появилась фракция большевиков.

7. Евгений Вахтангов основал «Студенческую драматическую студию», в будущем она становится театром, носящим его имя.

8. В Клеве вынесен оправдательный приговор по «делу Бейлиса» .

9. Бухарестский мирный договор установил на Балканах недолгий мир, который взорвется на следующий год.

Назовите год, когда это случилось

1. Московский автомобильный завод имени КИМ (будущий АЗЛК) выпустил первые малолитражные автомобили индивидуального пользования — «КИМ-10», предшественники «Москвичей», а компания «Виллис- Оверленд» — машины «основного назначения» для вооруженных сил, первые «джипы».

2. Александр Гладков написал пьесу «Давным-давно», явив миру нового героя — поручика Ржевского.

3. Евгении Шварц написал пьесу «Тень» и «Сказку о потерянном времени».

4. Михаил Булгаков закончил роман «Мастер и Маргарита», а Михаил Шолохов — «Тихий Дон».

5. Генерал Шарль де Голль в эфире «Би-би-си» обратился к французам с речью, в которой призывал их не прекращать сопротивления.

6. Убит Лев Троцкий.

7. Альберт Эйнштейн подписал послание Рузвельту, в котором говорилось о возможности создания фашистской Германией атомного оружия.

8. Эстонская, Латвийская, Литовская республики, а также Молдавия присоединены к СССР в качестве союзных республик.

9. Окончание финской войны. Граница Советского Союза отодвинулась на 150 километров от Ленинграда.

Назовите имя этого человека

1. Сын скульптора и акушерки, он надевал обувь только по праздникам.

2. В бою спас жизнь однополчанину, который позже стал опаснейшим врагом отечества.

3. Служил в армии, пока в сорок лет не стал народным заседателем.

4. Очень хорошо танцевал, многие приходили посмотреть, как он пляшет.

5. У него был внутренний голос, который недвусмысленно приказывал: «Делай то-то* или «Не делай того-то».

6. Многие завидовали его уму и часто колотили нашего героя и таскали за волосы, пока он нс облысел.

7. Его любимое присловье было: «Клянусь собакой».

8. У него был нос картошкой, чем он очень гордился.

9. Большинством в шестьдесят голосов земляки провозгласили его врагом народа и заставили выпить яд

Кто это сказал?

1. Счастливейший женский талант — не бояться никаких скандалов.

2. Простить и извинить не одно и то же: прошение дается даром, а извинение вызывается причинами, которые заставляют не считать вину виною.

3. Ум дает жизнь всему: дурочка даже не поцелует так, как умная.

4. У нас не тем конном нос пришит, чтобы думать о самосовершенствовании или о суде потомства.

5. Правда есть меч обоюдоострый, и ею подчас может пользоваться и правительство.

6. Самые умные люди покупаю! себе сапоги с гораздо большим вниманием, чем выбирают подругу жизни

7. Ах. красота, красота, сколько из- за нее делается безобразия!

8. Не в свое дело не мешайся: в России на это генералы есть.

9. У англичан ружья кирпичом не чистят: пусть чтобы и у нас не чистили, а то, храни бог войны, они стрелять не годятся.

Правильно ли вы ответили на наши вопросы в пятом номере?

• 1928 год.

• 1903 год.

• Сирано де Бержерак.

• Эго сказал Зощенко.

Михаил ШИФРИН, дежурный сфинкс радиостанции «Эхо Москвы»

Ответы в следующем номере

Ольга Балла

Почерк в поисках объяснения и понимания

Графологии не повезло. Правда, то же самое можно сказать и вообще о восприятии почерка в культуре: оно, конечно, куда разнообразнее, богаче, сложнее, плодотворнее, древнее, наконец, чем приписывание ему психологических значений.

Что же до «графологии» как таковой... Это слово неспроста хочется взять в кавычки: оно тянет за собой слишком много побочных смыслов.

Само слово «графология» (возникшее в Европе в XIX веке) охватывает очень разнородную область явлений. Хотелось бы, конечно, предложить другое, которое наводило бы на более корректный подход к предмету: скажем, психологическая интерпретация почерков.

Но дело в том, что «графология» — именно в совокупности всех смыслов, включая и побочные, и даже обидные, — уже определенная культурная реальность. Все ее смыслы возникли не без оснований, и с этим придется считаться.

Конечно, графологии повезло в отечественной культуре куда меньше, чем, скажем, алхимии (которая удостоилась осмысления «как феномен средневековой культуры»). Зато гораздо больше, чем, например, астрологии: интерпретация почерков все-таки не стала предметом повальной моды — это избавило ее от вульгаризаций, а нас — от труда счищать смысловую накипь, которая от них могла бы образоваться. О ней можно хотя бы говорить более-менее спокойно и беспристрастно — а говорить есть о чем.

• Автограф Е.Пугачева

Почерк улавливает такие смыслы, средств для выявления которых в европейской культуре довольно немного. В основном все эти смыслы — как и неизбежно сопровождающие их чувства — мы, европейцы, видим «боковым» зрением. Другого не позволяет исторически сложившаяся «оптика»_

Но и то, что доставляет нам «боковое» зрение, входит в общую картину переживаемой реальности. Может быть, даже очень действенным компонентом.

Есть множество свидетельств тому, что это было замечено издавна. Их можно найти в художественной литературе — которая, несомненно, отражает в большей степени обыденное сознание (пусть в выпуклом, обостренном, даже преображенном виде), чем научные достижения. Так, у Гёте в «Избирательном средстве», когда Оттилия переписывает бумаги Эдуарда, ее почерк из любви уподобляется его почерку. За этим, конечно, стоит представление о почерке как о средстве вчувствования в человека. Есть масса свидетельств связывания манеры писать с личными качествами человека или с его социальным статусом. Сухово- Кобылин в «Свадьбе Кречинского» говорит о «хамском» почерке купца Щебиева; у Лескова упоминается «нещегольской» почерк, каким будто бы «пишут на Руси неграмотные самоучки»; Тургеневе «Дыме» называет «решительным» почерк Ирины; он же описывает почерк Фета как «поэтически-безалаберный и кидающийся с пятого этажа». Этому, безусловно, соответствует некоторое чувство человека через его графические движения, в котором, как и во всяком подобном чувстве, сам воспринимающий человек отражается ничуть не меньше — а то и больше, — чем тот, кого он воспринимает. Только объяснить себе такое чувство, указать на конкретные его источники в почерке человек может не всегда, да нс всегда и старается.

В конце концов, нельзя ли предположить, что «графологи» (как входящие в традицию, так и живущие вне ее) — это те, у кого — в силу чего бы то ни было — хорошо развито это «боковое» зрение?..

Почерк как таковой старше культурно значимого внимания к нему. Индивидуально-характерные движения существовали, по всей видимости, всегда, но возможности для достаточно полного их выражения в почерке в Европе сложились только к концу средневековья, когда с ростом грамотности и числа пишущих стало развиваться письмо бытовое, свободное от стилистических заданий. Монастыри перестали быть главными центрами выработки письма, и оно утратило ритуальный характер, сакральную значимость. Письменное дело стало переходить в руки наемных переписчиков (например, студентов, которые этим зарабатывали), писавших достаточно вольно. Индивидуальность, таким образом, получила больше свободы для выражения в рукописной графике. В России появление возможностей вполне индивидуального почерка палеографы связывают с утверждением скорописи и относят к XVII веку.

Первые же свидетельства внимания к почерку как к выражению личности, первые попытки предполагать связи между человеком и его манерой писать относятся к началу XVII века. Первая из известных книг на эту тему принадлежащая итальянцу Камило Бальдо, была издана в 1622 году.

О русских графологах известно, начиная с конца прошлого века. По сути дела, все они занимались приспособлением к русским почеркам западного опыта. Едва ли не все толкования признаков, которые они предлагают, мы найдем и в западных руководствах: сам тип описания и оценки признаков почерка взят из западной (причем по преимуществу французской) традиции. Поэтому о русских графологах трудно говорить как о самостоятельной форме мысли и опыта.

Очень возможно, что и становление индивидуального почерка, и внимания к нему — одни из многих и свидетельств, и средств складывания новоевропейской личности. Почерк — одна из форм се существования. Поэтому и интерес к нему — сколько-нибудь систематический. осознанный — возможен в развитых рукописных культурах, там, где появляются основания говорить о личности как особой смысловой и культурной единице.

• Автограф Абрама Петровича Ганиибала

• Создателем графологии считается аббат Жан-Ипполит Мишон в XIX веке.

• В России появление индивидуального почерка палеографы связывают с утверждением скорописи и относят к XVII веку.

• Есть масса свидетельств, когда люди связывают манеру писать с личными качествами человека или с его социальным статусом. Сухове- Кобылин в «Свадьбе Кречинского», например, говорит о «хамском» почерке купца Щебиева.

• Тургенев описывает почерк Фета как «поэтически- безалаберный и кидающийся с пятого этажа».

• У Лескова упоминается «нещегольской» почерк, каким будто бы «пишут на Руси неграмотные самоучки».

Гораздо позже из корня того же своеобразного культурного беспокойства, которое сопровождало рождение новоевропейской личности, стала расти психология. И чтобы понять некоторые существенные черты графологии как интеллектуального поведения, очень важно помнить, что она — исторически более ранняя форма внимания к человеку, чем научная психология. Аббат Жан-Ипполит Мишон, который считается создателем графологии (ему мы обязаны и самим этим словом), работал в своем XIX веке с уже готовым и очень немалым опытным материалом, считаясь куда больше с ним, чем с современной ему психологией. Он разделил почерк на признаки (за которые принимал нее отклонения от прописей) и каждому из них приписал одно основное значение, указывающее на одно из свойств личности. Тут он суммировал многолетний опыт наблюдений, и чужих и собственных. Наивной — то есть достойной скорее обыденного сознания, чем науки, — здесь была сама идея о том, что каждый признак непосредственно и однозначно указывает на определенное качество человека, а оно, в свою очередь, описывалось на языке того же обыденного сознания. Например, длина «конечных штрихов» букв прямо связывалась со степенью «расточительности» («Умеренная длина конечных штрихов означает расход правильный, пропорциональный достатку», — пишет ученик и последователь Мишона А.Варинар), а их «толщина» — со «сладострастием», в то время как «бесполезные завитки» этих штрихов означали «кокетство». Термины, конечно, непсихологические, но нельзя отрицать, что зачатки психологии в графологии были, как есть они и в самом обыденном сознании. Таково, например, уже само представление о том, что характер человека выражается в его действиях (в данном случае в графических) и может быть через них понят. Но научность начинается там, где есть понимание сложной опосредованности связи между характером и тем, в чем он проявляется. Возникнув, по существу, раньше психологии, графология затем жила достаточно автономно, параллельно с ней, и сохранила множество архаичных, «допсихологических» черт в понимании человека.

Графология развивалась в сложном соответствии с изменениями европейского культурного состояния. На рубеже веков в Европе ей очень увлекались. К этому времени, помимо начала серьезных научных изысканий, относится издание множества популярных брошюр- руководств, основание графологических журналов и обществ. В современных западных странах графология существует в качестве довольно полноправного занятия. И тем не менее есть все основания считать, что в европейской культуре (а уж в русской — и подавно!) она осталась маргинальной.

И дело тут не только в том, что европейская культура — из-за самого своего смыслового устройства — и не могла отвести графологии иного места, нежели на своей периферии. Причина этого ничуть не в меньшей степени в качестве самой графологии: она не состоялась какполноценное культурное действие.

Два последних столетия она главным образом пыталась перестать быть тем, чем она является по своей природе: восприятием и пониманием личным, неотделимым от личности своего «носителя» со всеми ее особенностями и не переводимым полностью в слова. А стать чем- то принципиально другим: объективным описанием и оценкой. Это, несмотря на множество побочных — и полноценных в своем роде! — результатов, не могло не закончиться неудачей. Нет поэтому ничего удивительного в том, что ее причисляют к тому же ряду (очень, кстати, разнородному), который образуют: хиромантия, френология, физиогномика, астрология, спиритизм, гадание на картах и кофейной гуще... — какие бы возражения — даже справедливые! — это ни вызывало. Не всякая область опыта способна — по самой природе этого опыта — превратиться в науку: не все переводимо на рациональный язык без остатка. Но это не отменяет ценности, некоторого «истинностного содержания» этого опыта.

В XIX веке привычно было думать иначе. Считалось, что «наука» высшая, если не единственно настоящая, форма всякого знания. Из графологии науку делали по крайней мере двояким образом. Во-первых, вводили измерение и эксперименты. Эта тенденция развилась и усилилась в XX веке и принесла обильные плоды. Особенно в этом преуспели немцы, продолжавшие линию Людвига Клагсса, философа и классика экспериментальной графологии. По вопросу о том, что именно, как и зачем следует измерять, многочисленные исследователи расходились.

Например, французский врач Э.Малеспин — создатель так называемой графографии — 30 лет (1921 — 1951) проводил экспериментальные исследования нажима при письме. Он пришел к выводу о том, что у каждого пишущего есть индивидуальная кривая нажима (графограмма) и постоянный средний показатель давления, а у каждой буквы — характерная «графографическая» кривая, которую, при подражании, допустим, чужим подписям, невозможно вполне воспроизвести.

Р.Заудек, писатель по основному роду занятий, чех, живший в Англии, проводил эксперименты, изучая двигательную сторону письма при помощи киносъемки. «Истинностное содержание» в его результатах, несомненно, было, сами по себе они не потеряли значения и по сей день. Он, например, установил, что при изменении направления движения и при угловатых движениях скорость письма замедляется; что длинные штрихи выполняются быстрее коротких, что прикосновению пера к бумаге предшествует пауза; что постановка точки требует больше времени, чем запятой или небольшого штриха, и тому подобное.

Проблемы возникали там, где результаты таких, совершенно объективных исследований начинали связывать с особенностями личности. Э.Малеспин, например, считал, что по графограмме можно «прочитать» силу воли, упорство, чувствительность, эмоциональность. У К.Титтель скорость письма связывалась со скоростью протекания мыслительных процессов; Р.Визер, ученица Клагеса, считала, что ритм письма может служить критерием для оценки «масштаба личности». Такие толкования неизменно оказывались слишком произвольными — они коренились не в результатах, а в исходной исследовательской установке. Вторым, существенно менее плодотворным путем стала формулировка ее интерпретаций наукообразным языком, который сам по себе производит впечатление объективности и точности.

Все это. однако, не отменяет вот какого странного факта. Существует непосредственное восприятие почерка и возможность на основании одного только этого восприятия его интерпретировать, не прибегая ни к измерению, ни к эксперименту и даже не понимая, на основе чего формируются те или иные суждения. И дело, думаю, в том, что измерение и эксперимент, желая продублировать непосредственно интерпретирующее восприятие, очень часто бьют мимо цели, схватывая вовсе не то, что надо бы схватить: целое, порождающее смыслы, ускользает.

Это восприятие, похоже, не смогло найти или создать себе в европейской культуре самостоятельного, полноценного статуса и в соответствии с этим — языка, который был бы ему адекватен. Графология как форма понимания человека «застряла» между обыденным сознанием и научным мышлением. Не берусь судить, есть ли, возможны ли у нес связи со знанием и опытом того типа, который принято называть «оккультным», но о ней найдется что сказать и помимо этих связей, потому что осталось непонятным, чем «графологическое» восприятие является само по себе.

В европейской культуре оно воплощается в текстах двух видов. Это — графологическая характеристика или, традиционнее, портрет, и графологическое руководство, где даны рекомендации, как их составлять. Обычно это — стандартный набор общих признаков: размер, наклон, нажим... (поскольку в любом почерке действительно все это есть). Каждому из них приписывается комплекс значений. Они во многом пересекаются, чем, собственно, и выдают целостную природу восприятия, которое лежит в основе графологических построений.

После общих признаков рассматриваются обыкновенно значения «отдельных букв».

Но самое, может быть, интересное заключается в расхождениях; например, «нажим» в одних случаях считается показателем сексуальных уклонов воображения — Д.М.Зуев-Инсаров, в других — потенциальной энергии личности — Й.Виртц, и в том. что, несмотря на них, графологи ухитряются все-таки вполне успешно интерпретировать почерки.

Источники расхождений, как можно предполагать, лежат в личном опыте авторов, который предшествует объяснениям и весьма ограниченно (если вообще) поддается рационализации. Разумеется. расхождения неизбежны уже в силу чрезвычайной сложности самого объекта, связей между почерком и характером, которые, безусловно, существуют, но очень и очень многим опосредованы!

Несмотря на то что между характером и прочими внешними проявлениями человека — речью, мимикой, характерной жестикуляцией, мелкими привычками, манерой одеваться,.. — связь ничуть не менее сложна, обыденное сознание испокон века устанавливало основные черты этой связи достаточно быстро (сколь бы превратно оно их себе не объясняло). Науке же психологии потребовалось по крайней мере два века напряженной работы, чтобы создать свой инструментарий для улавливания и моделирования связей такого рода, и вряд ли она может быть уверена в своем полном успехе. Нечто подобное происходит с «графологами».

Признаки, помимо их действительной связи с личностью писавшего, служат интерпретатору опорными точками, опознавательными знаками внутри его собственного восприятия. Он выбирает их — в значительной степени неосознанно — чтобы ориентироваться в нем, объяснить себе его. Поэтому-то в качестве при знаков олного и того же человеческого свойства разные графологи могут называть разное, как в случае с нажимом.

Поэтому-то результат интерпретации почерка гораздо более зависит от личности интерпретатора, чем он сам об этом знает, и очень во многом строится на эмпатии — вчувствовании через рукописный текст в его исполнителя. Почерк оказывает на интерпретатора суггестивное действие, на которое тот отзывается. Все отвлечения от интуиции, все отказы от нее как «ненаучной» (к чему призывал, например, Людвиг Клагес — очень серьезный исследователь) возможны только потому, что эта интуиция есть. Не будь ее, никто бы никогда не догадался ни о каких признаках.

В своем «культурно значимом» виде графоло!ическая интерпретация — увеличенная и развитая способность, присущая в той или иной мере всем грамотным людям культур с развитой письменностью. Это свойство столь же «общечеловеческое», сколь, допустим, музыкальный слух, но, в отличие от последнего, осталось в европейской культуре недовыявленным, недоосушествленным.

«Почерк связан со всем существом человека, с условиями его жизни, работы, с его нервной системой, поэтому наша манера писать носит на себе такую же несомненную печать индивидуальности, как и все, с чем нам приходится соприкасаться». Это писал Гёте, обращавший на почерки как выражение индивидуальности очень большое внимание. Сейчас это давно уже общее место с той лишь разницей, что все больше и больше понимается опосредованность этих связей, различные ее уровни. Но одно дело это знать и совсем другое — уметь об этом сказать.

О такой целостности догадывались и сами графологи, например. Д.М.Зуев- Инсаров, один из ярких и характерных их представителей. Это можно понять из его оговорок в книге «Почерк и личность». Но он был носителем массового сознания своего времени. Его ориентированность непременно на «науку» как на последнее воплощение всех пониманий сильно помешала ему.

Говоря о почерке Есенина, он вопрошает сам себя, полагая, что задает осмысленный вопрос: «Гармоничен ли почерк?» И отвечает: «В целом, безусловно. В частности, в нем мы можем встретить гармонично сделанные закругления...»

Нигде ни одним словом не раскрывается, что это, собственно, такое. Немудрено: автору и самому это нс ясно. Нов этом и нет нужды, поскольку на уровне непосредственного впечатления «гармоничность» почерка для него вполне убедительна. Настолько, что он строит на этом характеристику.

«Кривые линии, — продолжает далее Зуев-Инсаров, — самых различных радиусов кривизны местами умещаются на самом незначительном пространстве и отличаются крайней простотою и вместе с тем изяществом, несмотря на то, что отдельные линии далеко не правильны».

Это что угодно, только не хоть сколько-нибудь точное описание предмета. По нему невозможно восстановить графический образ, не может получиться обратного движения к нему от словесной модели. Потому что это вообще никакая не модель, а чистой воды впечатление.

Из несоизмеримости характеристик и признаков, указанных как на их основания, видно, что образ человека возникает совсем не при работе с конкретными признаками почерка Например, глядя на почерк Л.Н.Толстого, — прекрасно ведь знал, кого интерпретировал! — Зуев-Инсаров, увлекшись, говорит о «благоговейном отношении» владельца почерка к «природе». Где, как, благодаря чему такое моделируется в почерковой графике?! Этого он нигде не говорит и, по всей видимости, не знает. Очевидно, для автора важны не признаки, а обшее впечатление от почерка, которое идет впереди признаков и выбирает их для своего подтверждения, нс замечая тех, которые подтверждению не способствуют.

Покуда речь идет о хорошо известных личностях (Есенин, Пушкин, Толстой). слишком велик соблазн думать, что автор просто проецирует образы этих людей, сложившиеся у него на основе весьма разнородной информации, на их почерки и пытается истолковать видимую графическую картину как соответствие известному. Вполне возможно, в какой-то мере так и было: от сложившихся представлений очень трудно отвлечься, они всегда готовы выдать себя за наши собственные мысли. Вместе с тем есть свидетельства самих характеризуемых (и частных лиц, никому не известных). что характеристики Зуева-Инсарова соответствовали некоторой истине. То есть у нас нет никаких оснований думать, что Зуев-Инсаров ничего не понимал в почерках и людях. Явно понимал, но объяснить ни себе, ни другим этого понимания не смог.

Впечатление точности от его характеристик может возникать именно за счет неточности, расплывчатости формулировок, их растяженности, благодаря чему характеризуемый может без труда связать их с тем в себе, с чем ему захочется. Повышение точности формулирования неминуемо привело бы к росту неточности по сути: неточная формулировка охватывает большую смысловую область, внутри которой адресат сам находит, будучи к тому подготовлен, нужный ему самому конкретный смысл. У формулировок более точных слишком велика опасность бить мимо цели.

Например, у того же Зуева-Инсарова в характеристике Луначарского: «Ищет во всем высших форм». Что под этим понимать, зависит только от самолюбия адресата. Или: «Увлечений натура не чуждая». А кто, руку на сердце положа, готов о себе сказать, что вовсе им чужд? Хорошо также: «Интеллектуально кокетлив». Наверняка и этому найдется соответствие внутри самопонимания клиента.

Понятно, что все это лежит совершенно по ту сторону сколько-нибудь точного и тем более научного описания, зато усиленно апеллирует ко всей богатой ассоциативной образности обыденного сознания, которая и не замедляет откликаться.

Это хорошо видно на примере восприятия почерков теми, кто никаких «графологических» целей не преследует и лишен соответствующих представлений.

Вот, например, что пишет исследователь А. Эфрос о почерке Пушкина:

«Пушкинская скоропись художественна в том же смысле, в каком художественны его рисунки. Автографы Пушкина зрительно вызывают чисто эстетическую реакцию, такую же, какую вызывают произведения искусства. Это нечто совсем другое, нежели «красивый почерк»»...

«Автографы Пушкина, — продолжает увлекшийся автор, — художественны, как художественны вязи арабских, персидских слов, выведенные искусными писцами. В них есть ощущение прекрасного расщепа пера, излучающего тончайшую цветную влагу на белое поле листа (...хотя бы Пушкин писал самым бытовым, черновым, грубым, случайным пером, при таком восприятии не важно!— О.Б.). Почерк Пушкина по-восточному стремителен и целен. (Восточная стремительность?! Восточная, превосходящая европейскую, цельность? Восток у европейца по всей своей культурной и душевной выделке Пушкина? Не важно, не важно. — О. Б.) Это не отдельные буквы, условно соединенные между собою для образования слова, это единая, непрерывная графическая линия, образующая внутри себя символы для звуков. (Вот оно, впечатление целостности, определяющей, если не создающей, многие свои частности. — О.Б.) Как река волны, он формирует, связывает, катит буквы и шумит языками росчерков и концов энергичных, нежеманных, неокругленных, прямо отводящих избыточную энергию письма в свободную плоскость страницы».

Спорным тут, с точки зрения внешнего наблюдателя, не захваченного тем же порывом, что и автор, может оказаться — и оказывается — едва ли не каждое слово. Вместе с тем, если смотреть изнутри непосредственно переживаемого впечатления, все сказанное будет очень убедительно. Образ, эмоционально пропитанный, ценностно окрашенный, идет здесь впереди всего и тянет за собой смыслы, порождая их попутно, прямо на глазах, втягивая в эти смыслы многое из его личного и культурного опыта и, конечно, далеко-далеко перерастая собственно «графическую картину».

Именно подобные впечатления и образуют субстрат графологических построений. И графологические схемы, развиваясь из них, их еще искажают, когда пытаются выстроить линейные зависимости между отдельными участками почерка и впечатления.

Уже сам язык, выбранный для описания признаков почерка, влияет на их видение и оценку. Более того, метафоричность и образность графологического языка, то, что при здравом, «научном» рассмотрении неизбежно будет выглядеть как приблизительность его, не случайна и неустранима. Она указывает на самую природу стоящего за этим языком восприятия, на его движущие механизмы — синкретичность, образность, ассоциативность, эмоциональную и ценностную заряженность. Если все это убрать, вполне возможно, этим будет убито само восприятие.

Пора подвести некоторые итоги. В случае графологии мы имеем дело со своеобразным вариантом очень старой проблемы отношения между образным и словесным, проблемы личного опыта и передачи его другим, проблемы целостного и разложения его на составные части, проведения границ между этими частями.

Проблемы такого рода могут едва ли не бесконечно на разных материалах заново воспроизводиться, решаться, допускать бесконечные к себе приближения ¹ и никогда не решаются окончательно, хотя попутно обретается много результатов, интересных самих по себе. Так происходит хотя бы уже потому, что образная и словесная сферы в человеке соизмеримы не вполне. Это. в частности, служит практически неисчерпаемым стимулом развития последней.

Графология же в ее классическом, традиционном виде обращена к очевидностям обыденного сознания, к характерным для него привычкам связывания понятий и образов, работает с его смыслами. Она — любопытный результат симбиоза представлений и повседневного здравого смысла с его условностями. Графологические построения очень во многом — явления обыденного здравого смысла, мимикрирующие под «науку» в том же обыденном представлении о ней в силу ее высокого культурного статуса. На примере |рафологии, возможно, мы могли бы понять хотя бы некоторые закономерности симбиоза обыденного здравого смысла с другими культурными формами, способами моделирования мира.

Но и к обыденному здравому смыслу интерпретирующее восприятие почерка тоже никак не может быть сведено без остатка. В нем есть нечто, далеко превосходящее и здравый смысл, и анализ, из цельности чего и рождаются все смыслы. •

В. Давыдов

В натуре много мечтательности. Несмотря на огромный опыт и знание людей, сохранил идеалистический взгляд на жизнь. Развитая интуиция. Убеждений своих не меняет.

Наполеон

Настоящее исследование помешается в этой книге не столь с целью характерологической обрисовки личности Наполеона, о чем существуют как отдельные многочисленные исследования, так и большие специальные труды (А.Генце, Мишон, Ф.Бартело, Моргенштерн и др.). как для того, чтобы удивительными изменениями этого почерка, следующими за изменениями в столь же удивительной жизни этого человека, нагляднее иллюстрировать то или другое графологическое положение.

Подпись честолюбивого и самонадеянного артиллерийского капитана, каким он был в начале своей военной карьеры, ничем особенно графически не выделяющаяся, и подпись императора Франции, подчеркнутая эффектным по силе росчерком (см. Нажим, стр.47), с уверенными, резкими конфигурациями буквенных штрихов. После победы при Аустерлице — самоуверенно поднимающаяся кверху подпись, указывающая, как и все центробежные начертания, на непреклонную настойчивость, честолюбие, склонность строить обширные планы и уверенность в осуществлении их (см. Строки, стр.48).

После сражения под Москвою как будто бы вся сила нервного напряжения сконцентрировалась в рисунке этого росчерка. Колоссально выросшее «Н» указывает на непомерное честолюбие, эгоцентричность, властность, тщеславие, самонадеянность. Наконец — неудача, поражение, крушение всех планов. Выступление из Москвы — скомканная, бесформенная подпись: автору уже не до внешних форм. Отсутствие росчерка. Обращает на себя внимание аномальная точка после

Автографы Наполеона.

1. Подпись в чине артиллерийского капитана (1793 год)

2. Подпись Наполеона- императора (1804 год)

3. Подпись под прокламацией после победы при Аустерлице (1805год)

4. Подпись после сражения под Москвой (1812 год)

5. Подпись при выступлении из России (1812 год)

6. Подпись после битвы при Лейпциге (1813 год)

7. Подпись на острове Св. Елены

- подписи, указывающая на растерянность, удрученность состояния, на напряженность ищущей выхода мысли.

Подобное, но еще более трагическое в подписи после лейпцигского поражения — ломанность линий, разорванность отдельных связок. Нажим мазками, только вспышками. Опускающиеся штрихи, как падающие от усталости руки, голова.

И наконец, остров Св. Елены. Подпись вдруг состарившегося человека. Опускающийся резко вниз росчерк. Отсутствие графической силы в нажиме. Сжатые начертания.

Лейтенант Шмидт

Нервная, впечатлительная натура. Увлекающийся. порывистый и неуравновешенный в своих настроениях, но устойчивый в привязанностях и во  взглядах человек, хотя благодаря значительному влиянию чувствований на течение умственных процессов его суждения и отзывы часто бывают пристрастными. Сложность личных переживаний.

...не могу сомневаться в наличии у некоторых субъектов удивительной способности определять по почерку «духовную структуру» людей, незнакомых им и никогда ими не виданных...

А. Пешков (Максим Горький)

Дорогой друг!

Я верю в графологию, я сам иногда ею практически занимаюсь.

Преданный Вам Анри Барбюс

ЦИФРЫ ЗНАЮТ ВСЕ

На берегах туманного Альбиона

Букингемский дворец — лондонская резиденция королевы Великобритании Елизаветы II — готовится к росту расходов... на телеграммы. По традиции королева поздравляет с днем рождения каждого из своих подданных, кто достигает 100-летнего рубежа. Согласно обзору «Здоровье британцев», к 2031 году их число может возрасти в десять раз и достигнуть 40- 45 тысяч человек.

За последние 150 лет средняя продолжительность жизни в Великобритании возросла почти в два раза, и к началу 1990-х годов-составила 73 года у мужчин и 79 у женщин. Внимательной к мелочам статистикой установлено, что среди тех, кто перевалил за вековой рубеж, гораздо больше людей с голубыми. зелеными и сероголубыми глазами, чем в среднем по стране.

За последние полтора века изменились основные причины смертности среди населения туманного Альбиона. Если в прошлом веке это были инфекционные заболевания, прежде всего туберкулез, то теперь — рак и сердечно-сосудистые.

Несмотря на благополучный показатель общего роста продолжительности жизни, с 1980-х годов в стране постоянно увеличивается «прослойка» населения с лишним весом. В основном это проблема пожилых: каждый пятый мужчина и каждая четвертая женщина старше пятидесяти пяти лет официально перебрали в весе. Пополняются ряды полных и среди молодежи. Причины традиционны: переедание, сидячий образ жизни, многочасовые бдения перед телевизором и... безработица, толкающая к этому.

Объемы потребляемого алкоголя среди мужчин почти не изменились в течение последних десяти лет, хотя женщины стали пить больше. Курить бросают почти во всех возрастных группах, однако среди молодежи в возрасте от шестнадцати до двадцати четырех лет популярность табака сохраняется.

Фрейд был прав

Австралийский психолог Алан Пид утверждает, что с помощью слов мы передаем только семь процентов информации. Остальные 93 процента приходятся на тон голоса, интонации, мимику, жесты, телодвижения. Иными словами, значимы не только слова, но и то, чем они сопровождаются. Недаром Фрейд учил своих последователей: «Ни один смертный не способен сохранить что-либо в секрете. Если запечатаны его уста, проболтаются кончики пальцев, и измена просочится сквозь мельчайшие поры его тела».

К вопросу о женских ножках

Как утверждают современные ортопеды, размер ступни у женщин постоянно увеличивается. Женская обувь 35-36 размеров становится редкостью. Многие француженки и турчанки покупают обувь 39-го размера, шведки и англичанки — 40-го, датчанки — 41-го размера. У американок ходовым считается теперь 42-й размер обуви. Так что строка известного романса «Сквозь чугунные перила ножку дивную продень» сегодня звучит уже анахронизмом.

Вот так стая!

В Марокко с помощью радара и ЭВМ подсчитали, сколько весит стая пролетающей саранчи. Оказалось, больше 60 тысяч тонн. Путем сравнения данных, заложенных в ЭВМ, удалось установить, что в 1946 году в этих же местах пролетела стая в 500 тысяч тонн. Тень этой армады покрыла несколько десятков квадратных километров.

Сколько стоит дождь?

Вот уже многие годы не сходит со страниц периодической печати избитая тема о кислотных дождях. Пока ученые предлагают различные способы борьбы с этим опасным явлением, а правительства ряда стран раздумывают над классическими вопросами, кто виноват и что делать, в США подчитали, во что же обходится ущерб, наносимый ими зданиям.

Оказывается, в семнадцати северо-восточных и среднезападных штатах он выражается весьма внушительной цифрой — пять миллиардов долларов ежегодно! К такому выводу пришли сотрудники Агентства охраны окружающей среды, Брукхэвенской национальной лаборатории и Инженерного корпуса армии США, обследовав города Цинциннати, Нью- Хейвен, Питтсбург и Портленд в штате Мэн, а также на основании данных о загрязнении воздуха в ста тринадцати городах, от штата Мэн до штата Иллинойс.

Семья по-американски

Еженедельник «Нэшнл инкуайрер» провел опрос среди семейных американцев. Оказалось, что 76 процентов мужей счастливы со своими женами и не собираются им изменять. А вот 50 процентов женщин предпочли бы поменять своих супругов.

Несмотря на воинствующий феминизм и возросшую финансовую независимость, 90 процентов американок, выходя замуж, берут себе фамилию мужа.

В большинстве американских семей муж уже перестал быть «кормильцем». По определению ученых, «кормильцем» в семье считается тот, из чьего заработка на 70 процентов складывается семейный бюджет. Если в 1963 году к этой категории можно было отнести 70 процентов семейных мужчин, то в 1996 году их было около 40 процентов. 30 процентов работающих женщин приносят в семейный бюджет свыше 50 процентов денег. Еще 26 процентов зарабатывают столько же, сколько их мужья.

45 процентов американок работают вне дома полный день, 15 процентов устроились на полдня, 8 процентов занимаются в одиночку каким-либо бизнесом. 17 процентов продолжают оставаться домохозяйками. Остальные — пенсионерки, школьницы, безработные.

Каждая четвертая американка с детьми не имеет мужа. Из всех матерей 20,3 процента никогда не были замужем.

Без соли не обойтись

Как гласит пословица, чтобы узнать человека, надо съесть с ним пуд соли. А сколько соли сейчас потребляет каждый из нас? В среднем за год в рационе каждого жителя Земли доля соли составляет около восьми килограммов. А в целом населению земного шара необходимо более двадцати двух миллионов тонн поваренной соли.

А во Франции их только десять!

Да, именно столько серых волков обитают там на сегодняшний день. Количество этих хищников, с судьбе которых до сих пор не затихают споры среди ученых и охотоведов, в Европе незначительно. И шансов выжить у них немного (за исключением России). К сожалению, их становится все меньше и меньше. В одном из последних номеров американского природоведческого журнала «Интернэшнл увйлдлайф» приведены данные о численности волков в странах Европы. Согласно им, в России на сегодня насчитывается 50-60 тысяч волков. В Румынии обитают 2500, и число их постепенно увеличивается, так как этот хищник охраняется там законом. В Испании — от 1500 до 2000 особей. В Польше—900. В Боснии — 400, в Македонии — от 200 до 500, в Португалии — 250, в соседней с нами Финляндии — всего 150, в Хорватии — от 50 до 100. Ну и совсем единицы встречаются в некоторых других странах: в Норвегии — менее 25, в Германии — от 15 до 20, в Словении — 25, столько же в Швеции и, наконец, во Франции —10! По Словакии и Греции данных нет. Так вот живется волку в цивилизованной Европе.

НАРОДНЫЙ АРХИВ

Не умей мы узнавать себя в воде, зеркале, рисунке, мы не способны бы были помнить и любить себя.

Борис Илизаров

Образ твой...

Ода помойке

Народный архив можно рассматривать и как «склад ненужных вещей», а при желании и как упорядоченную «свалку». В нашем архиве много фотографий, найденных на помойке. Нередко важные и интересные дела начинались там, где они. казалось бы, навсегда завершились.

Помойка — одна из мало приятных спутниц цивилизации. Там, где появлялся человек, туг же возникали горы мусора. И чем более развитой была цивилизация, тем больше хлама и мусора она оставляла. Археолог узнает о том, чем питались люди в древнейшие времена, изучая и взвешивая кости

* Без сомнения, на четырех фотографиях члены одной семьи: отец и трое его сыновей — фамильное сходство бросается в глаза. Все священники. Умиротворенные, красивые лица...

Может быть, фотографии утих девушек как-то связаны с тремя молодыми священниками не только местом (г. Харьков). но и временем (начало XX века).

Фотография молодой пары начала XX века. И вновь красивые ища. красивая одежда, интерьер прост и почти неосязаем: ковер, кресло, теплый мерцающий свет за спиной и мирная жизнь дореволюционной и довоенной поры.

Не кажется ли вам, что у всех женщин, упомянутых в этой статье, есть что-то общее с этой полудевочкой, полуподростком ?

Вот здание той самой фотомастерской. ее окна и дверь, куда вошли молодожены в апреле 1912 года животных, скопившиеся на доисторических помойках. Где были обнаружены ценнейшие с точки зрения науки, искусства и культуры предметы: осколки амфор, скульптур, предметы быта и орудия труда? Именно там. Где были найдены многие древние документы? Там же. Ранние христианские апокрифы (то есть не канонические книги) нашли в Египте, на помойках древнего города Оксиринха. Их выбрасывали потому, что они обветшали, или скорее всего молодые поколения, в отличие от старших, перестали считать их священными, а потому и ценными. Возможно, после того как им объяснили их еретическую суть.

Некоторые народы выработали определенный ритуал «похорон» священных и важных предметов. До недавнего времени в русских деревнях обветшавшие иконы и священные книги не выбрасывали и тем более не сжигали, а помешали куда-нибудь в укромное место, где они под влиянием солнца, дождя и ветра, то есть естественным путем, «доживали» свой век. Для древних евреев любая надпись, а тем более тексты священных книг (с именем Бога) носили сакральный характер. Поэтому, по примеру древнего храма в Иерусалиме, они в каждом молельном доме (синагоге) устраивали специальную яму (генизу), куда и бросали обветшавшие, ненужные или не канонические рукописи и книги. Когда в конце XIX— начале XX веков исследователи вскрыли одну из таких «захоронок» в каирской генизе, они ахнули: там были древние и неизвестные библейские книги, старинные хозяйственные документы и переписка с различными колониями в различных частях Европы, Азии и Африки более чем за тысячу лет. Между прочим, лет десять назад среди таких документов нашли письмо жителей Киева, чей адресат находился за сотни километров, в испанской Гранаде. На сегодняшний день это древнейший подлинный документ, написанный рукою жителя Киева IX века.

Замечательны помойки и город ские свалки с точки зрения исторической науки и в наше время. Туда выбрасывают и свозят много интересных вешей: книги, газеты, журналы, фотографии, пленки, горы ненужных бумаг. И все это обречено на уничтожение.

Как-то к нам в Народный архив зашел человек с ветхим женским редикюлем — сумочкой, где лежали очки без стекол и пачка туго упакованных писем. Он рассказал, что бегает по утрам по маршруту, который пролегает мимо родною мусорного ящика. Однажды взгляд его зацепился за этот редикюль. Там оказались письма времен первой мировой войны, отправленные молоденькой тогда еще хозяйке редикюля женихом, офицером с фронта. Судя по всему он погиб, а письма она хранила всю жизнь. Да что уж там, признаюсь, и я недавно вытащил из мусорного ящика кипу бумаг и машинописный текст кандидатской диссертации какого-то «технаря». Ничего не поделаешь, но таков один из стабильных источников поступления документов в Народный архив.

«Люби и помни»

Моя ода в прозе, посвященная помойке, продолжается рассказом об одной из коллекций Народного архива, которая ведет свое происхождение из тех же мало привлекательных мест Речь идет о коллекции фотографий, хранящейся у нас под номером 35 и охватывающей 1882 — 1998 годы, то есть 120 лет. Она начала формироваться сразу после того как я по телевидению рассказал историю с редикюлем. К нам посыпались письма и фотографии. Одно из писем с фотографиями (см. конверты 1 и 2) прислал нам Владимир Ильич Шепелявцев. живший в Новочеркасске в самом конце 1989 года. На нашу просьбу написать подробнее о людях, запечатленных на фотографиях, он ответил: «...к великому сожалению, я не знаю этих людей и тем более их дальнейшую судьбу. Эти фотографии меня поразили качеством исполнения. И я их взял у начальника городской свалки. К сожалению, он тоже не помнит, какая машина привезла их и из какого района Новочеркасска. Посылаю еще с надписями, может вам удастся проследить их судьбу».

Каким образом, уважаемый Владимир Ильич, можно эго сделать? Без сомнения, на четырех фотографиях члены одной семьи: отец и трое его сыновей — фамильное сходство бросается в глаза. Все священники. Умиротворенные, красивые лика. Столь же красивы и девушки. Совершенно очевидно, что все они жили в эпоху первой мировой войны, а фотографии сделаны в то время, когда война находилась в самом зените. Не исключено, что каждая из них сфотографировалась для того, чтобы отправить эти снимки на фронт. А может быть, фотографии этих девушек как-то связаны с тремя молодыми священниками не только местом (г.Харьков), но и временем (начало XX века)? Скорее всего этого мы никогда не узнаем. И все же очень многое можно почувствовать, расшифровать и воскресить.

На фотографии одной из молодых женщин с волнистыми волосами и пристальным взглядом надпись; «На память ворчливому Мише от доброй Оли... Люби и помни... 1916 г. 28.V.». рна встала под объектив фотоаппарата с одной только этой единственной мыслью — «люби и помни». В этих двух словах содержится то главное, что всегда сопровождает фотографию, как и любой другой способ изображения, — «люби и помни». Любовь неразрывно связана с памятью, с потребностью человека существовать в другом человеке, в его «виртуальном» пространстве.

Представление о виртуальном пространстве ввел в начале века, задолго до появления первых компьютеров, французский философ и психолог Анри Бергсон. И относилось это понятие именно к человеческой памяти.

Фотография — это знак памяти и любви к тому мгновению струящегося бытия, которое на ней удалось запечатлеть. Запечатленное, то есть остановленное, застывшее мгновение. Как здесь не вспомнить гётевское: «Остановись мгновенье, ты прекрасно!» Но в его «Фаусте» эта фраза символизировала конец всему — смерть. Как известно, хитрый доктор Фауст вывернулся и произнес: «Продлись мгновенье...».

Тончайший мыслитель, современный французский философ и эстет Ролан Барт написал замечательную книгу о фотографии. В русском переводе она почему-то названа по латыни «camera lucida» (то есть «Светлая камера»), в ней нет ничего о технической стороне фотографирования, нет новых сведений и об истории этого жанра. Речь идет о тайне ее бытия в человеческом мире. Если я правильно понимаю его изысканные мысли, главная идея: фотография — это воплощение смерти, «нечто, отдающее кошмаром», «возвращение покойника» («Остановись мгновенье...»).

Возможно там, у нечистой силы, у Мефистофеля, остановленное мгновение и означает коней всему, но с фотографией это совсем не так. С момента проявления она начинает жить своей независимой жизнью, тесно связанной, однако, с тем. кто (или что) на ней был запечатлен. Она так же мало предсказуема и подвержена массе случайностей, как жизнь любой другой вещи. Но речь идет не о простом листе картона со следами химического процесса, а об «Образе». Я веду речь о вполне реальной и совсем не метафорической связи, которая, без сомнения, существует между объектом и его изображением. После каждого акта фотографирования человек чуть уловимо изменяется. Точнее, не только после самого акта, но и в момент разглядывания — добрая поощрительная, чуть заметная улыбка, если то, что увидел, совпало с собственным представлением о себе, любопытство, отвращение, удивление, жалость — бесконечная гамма чувств.

Но все это пока напоминает процесс разглядывания в зеркале. Самое же интересное начинается потом, через год, десять лет, а если повезет, лет через семьдесят. Невозможно описать, что происходит в этот момент в нашем персональном виртуальном мире. Без узнавания своего собственного отображения в воде, зеркале, рисунке, мы не способны помнить и любить себя. Ведь мы так физиологически устроены, что непосредственно лика своего никогда не видим. Изобретение фотографирования привело к тому, что не только избранные, но и массовый человек приобрел еще один из атрибутов Бога — сохранять свою идентичность, быть самим собой и одновременно достоверно видеть себя в становлении, в собственной истории.

Понятие об историческом бытии

Перед нами фотография (из той же коллекции Народного архива, конверт 3) молодой пары начала XX века. И вновь красивые лица, красивая одежда, интерьер прост и почти неосязаем: ковер, кресло, теплый мерцающий свет за спиной и мирная благополучная жизнь дореволюционной и довоенной поры. Действительно, год съемки — 1912. Место — город Ейск, под Ростовом-на-Дону. Прекрасное качество изображения. Но в композиции (обратим на это слово особое внимание) заметны диссонансы: лица женщины и мужчины кажутся несовместимыми, а позы искусственными и напряженными. Но до чего она хороша!

Эту фотографию прислала нам в 1989 году после публикации моей заметки в журнале «Родина» Лидия Павловна Ильченко. Она писала: «Очень обрадовалась, есть кому рассказать о судьбе людей, тревожащей меня с детства, когда жила на станции Татинская Сев. Кавк. ж.д. Посылаю фото: это Жердева Екатерина Михайловна со своим первым мужем Сеней. У меня есть еще три подобных фото, на одном из них написано: «На память дорогой тете Саше от любящих Кати и Сени, 6 апреля 1912 г.». Кто был ее муж? Мы не знали, но он был не рядовым, на одной из их открыток сохранилось обращение в адрес: «Ея высокородию Екатерине Михайловне... Жердевой», остальное зачеркнуто так, что не прочитаешь адрес. Моя землячка Надя Калугина убеждена, что такое обращение соответствует званию вице-губернатора. Жили они в Ейске...

До революции, видимо, в 1912 году вышла замуж за немолодого, с положением в обществе человека. Революция или еще раньше, первая мировая война все прервала, и у нее остались лишь те вещи, в которых мы ее видим на фото, немного других — зеркало, люстра. Мы ее узнали в 1937 — 1939 годах — она со вторым мужем Поповым Леонидом Николаевичем работали билетными кассирами на станции Татинская. Она сохранила былую красоту, волосы ниже колен, необыкновенной густоты и красоты, и высокую интеллигентность. Мы почему-то думаем, что она была «смолянкой»... Жили они довольно замкнуто, была у них собака- овчарка которую продали в начале войны или сдали в армию. Потом была оккупация, отступление, немцы все на станции уничтожили: ж.д. иугь, вокзал, элеватор, водокачку, жилые дома. Е.М. и Л.Н. переехали в станицу и доживали после войны в большой бедности. Огород их был неухожен, не умели они. да и сил было мало. Голодовали они очень, особенно в 1946 — 1948 гг., когда на Кубани был голод, да и в последующие годы. Жили тем, что продавали сохранившиеся открытки, вещицы. Да еще тем, кто что принесет, а приносили и наведовались к ним те, кто жил на вокзале с ними до войны. Это мои родители, сестра моя Рая и я, Калугины... Видимо, от великой нужды они стали вегетарианцами Екатерине Михайловне жилось очень трудно, так как Леонид Николаевич был еще менее ее приспособлен к жизни, был груб, раздражителен, увлечен своей идеей, он был пифагорейцем. Он всю жизнь конструировал свою особую скрипку и были у него расчеты, инструменты и материалы, но было и очень, очень плохое зрение. Так что мечту свою он не смог осуществить. Она умерла в 1962 или 1963 г. 1 февраля, а он умер в 1970 — 1971 г. в возрасте 93 — 94 года. Она на 18 — 16 лет была моложе Леонида Николаевича.

Судьба этих людей с годами волнует нас все больше. Теперь нам — мне и Калугиным — уже под 60 и нам не хочется, чтобы вместе с нами ушла память об этих людях, жизнь которых сломана войной, революцией, новой войной и голодом. После смерти Екатерины Михайловны я и Надя Калугина получили маленькие посылочки (с кусочками кружев и бисера от дореволюционных платьев Екатерины Михайловны) от Леонида Николаевича: Я их храню доныне и передам их дочери вместе с фотофафиями Ек. Михайловны...»

А теперь посмотрим на фстофафию еще раз. Лицо женщины удивительно. Эта женщина осталась в своем времени, в своем мире, но теперь она и вместе с нами; некоторые подробности ее жизни и быта мы теперь знаем даже лучше, чем некоторые подробности жизни близких нам людей. Если она распустит волосы, мы знаем, они упадут ниже колен; платье, которое на ней, она продаст в лихолетье, а кусочки кружев и бисера с головной повязки ее второй муж подарит друзьям семьи. Нет фотографии второго мужа? Но его облик формируется через ключевые слова: «пифагореец», «скрипка», «фуб», «плохое зрение».

Перевернем фотографию. Как тогда было принято, на ней тоже помещено изображение (см. конверт 3, оборот). Вот здание той самой фотомастерской, ее окна и дверь, куда вошли молодожены в апреле 1912 года. Так изображение на фотографии слилось с историей жизни, что и кладет начало формированию образа. А это первый шаг, первое движение к перевоплощению. К переходу от жизни телесной к жизни в виде «образа».

Теперь этот образ (научный, то есть реальный, а не вымышленный, то есть художественный) может развиваться дальше благодаря новым исследованиям, привлечению новых источников, изменению исторического контекста. Но здесь самое время сказать, что историки довольно равнодушно относятся к фотографии.

Образ нерукотворный

Равнодушие историка к фотографии проявляется даже в профессиональном языке: чаше всего ее называют иллюстративным материалом. И действительно, я не знаю ни одного исторического исследования, где бы фотография была бы центром. Чаше всего она представлена в качестве приложения к тексту как наглядная деталь, картинка.

Дело в том, что формирование Образа как синтеза — дело фантастически трудное. Это удел многочисленных поколений, а если точнее — всех последующих поколений. Чем дальше эпоха отстоит от нас во времени, тем образ глубже постигается иобогащается и тем большее влияние он оказывает на реальность.

Огромное влияние реального Калигулы на умы, поведение и эмоции людей своей эпохи не идет ни в какое сравнение с тем неизменно возрастающим во времени и пространстве влиянием, которое оказал и оказывает его образ. Это влияние растет, как разрастается световой конус, с той лишь разницей, что яркость его также растет пропорционально плошали охвата, а не рассеивается и тускнеет. При жизни Калигулу узнали сотни тысяч людей. Реально с ним общалось совсем ничтожное число (как и с Лениным. Гитлером, Сталиным, Наполеоном и т.д.). Но сразу же после убийства его виртуальный конус, расширяясь, понесся в пространстве и времени. Ныне его изучают (более удачно библейское слово — познают) в школах, институтах, в театрах, кино и т.д.

Недавно я где-то прочитал, что в Афганистане группа мусульман-талибов, ведущая религиозную войну, категорически запретила снимать себя на кино- и фотопленку. Удивителен мотив — после смерти их души будут мучиться из-за того, что на земле остались их частицы, их отображения. Если бы я был религиозным человеком, то сказал бы, что Христос сознательно оставил свой образ на земле для того, чтобы у него осталась возможность страдать за всех живущих. Так что мусульмане-талибы, может быть, не так уж и наивны.

Взгляните еще на эту современную фотографию, из той же коллекции 35. Не кажется ли вам, что у всех женщин, упомянутых в этой статье, есть что-то общее с этой полудевочкой, полуподростком? Например, особая магия взгляда, это тревожное ожидание, напряжение всех жизненных сил, сосредоточенных в тот момент, когда пришло осознание уходящего в объектив собственного образа. А ведь на этом фото нет специально подготовленной композиции, практически нет элемента игры, театра, который неизбежен при студийном фотографирован и и. И очень мало деталей. Лишь свет и цвет — лицо, рука и два холодноватых блика. И тем не менее — люби и помни.

У Стены плача в современном Иерусалиме встречаются люди разных народов и разных конфессий, а еще больше неверующих. Но почти каждый из них пишет на клочке бумаги письмо к Богу, которое засовывает в щели между тысячелетними плитами храма. Время от времени эти записки собирают и отправляют в генизу. У меня есть надежда, что через тысячу лет кто-нибудь вскроет ее и прочитает мою просьбу. Может быть, она будет самым существенным, что воскресит и мой образ. •

•Документы, использованные в статье. выявлены ведущим научным сотрудником ЦДИА Т. И. Поповой.

ВО ВСЕМ МИРЕ

Буренка в пелерине

Видеть зимой собак, щеголяющих в специальной одежде, — дело привычное. А вот профессор Масаку Сакура и из Токио занимается проектированием одежды для коров. Костюм для буренки состоит из пелерины, которая завязывается на животе, и капюшона с дырками для рогов.

Одежду изготавливают из искусственного волокна, покрытого тонким слоем алюминия. По мнению ученого, такой костюм хорошо защищает животных как от летнего зноя, так и от зимнего холода и ветров. К тому же, оказывается, одетая корова дает больше молока.

Ученые надеются

В скором времени черепахи могут быть вычеркнуты из списка животных, находящихся под угрозой исчезновения. По мнению американских ученых, оптимистические надежды основаны на том, что на побережье океана во Флориде эти животные отложили в нынешнем году такое количество яиц, которое ранее вообще не наблюдалось. В соответствии с законом 1976 года, охота на морских черепах в США запрещена. Специалисты выражают оптимизм несмотря даже на то, что, по опыту, лишь каждой из десяти вылупившихся черепашек удается выжить.

Больше клетчатки!

В странах с холодным климатом овощи — редкий гость на столе в долгий зимний период. Между тем содержащаяся в них клетчатка способна серьезно снизить риск сердечно-сосудистых заболеваний.

Финские ученые установили, что ежедневный прием клетчатки сокращает риск инфаркта на 31 процент. К такому выводу ученые пришли, обследовав 22 тысячи человек.

ЗА СЕМЬЮ ПЕЧАТЯМИ

Человек, которого называли граф Сен-Жермен, жил в Москве на Трубной.

После работы в Наркомате иностранных дел он превращался в мага и учителя...

Каким образом работник комиссариата оказался во главе тайного мистического ордена?

• Всеволод Вячеславович Белюстин. розенкрейцер, фото 1940 года

Христиан Розенкрейцер — граф Сен-Жермен — Всеволод Белюстин. Было ли воплощение того мага в древности под именем Христиан Розенкрейцер?

Подвал, помещавшийся на Малой Лубянке, был выбран неслучайно.

Рукописи открывают нам удивительный мир, в котором жили московские розенкрейцеры.

Андрей Никитин

Московский Сен-Жермен, или работник комиссариата иностранных дел — глава тайного мистического ордена

Из всех тайных обществ, известных широкой публике лишь по названию, наибольшей популярностью после масонов всегда пользовались розенкрейцеры. Слава об их знаниях, власти над силами природы, тайном могуществе утвердилась еще в XVII веке. Они были алхимиками, каббалистами, астрологами, магами. хранителями секрета «философского камня», эликсира вечной жизни, властелинами стихийных сил. В принадлежности к этому тайному братству подозревали всех сколько-нибудь выдающихся естествоиспытателей-ученых XVII и XVIII веков и знаменитых авантюристов, подвизавшихся при королевских и императорских дворах Европы. Одной из таких загадочных личностей был граф Сен-Жермен — человек легенды, о котором до сих пор не прекращаются споры исследователей.

Современники считали его сыном венгерского короля Ракоши и в то же время Великим Посвященным, человеком, обладавшим секретом бессмертия. умевшим превращать свиней в золото, делать искусственные бриллианты и повелевать духами Смерть Сен-Жермена, как то положено подлинному розенкрейцеру, окружена загадками и тайной. Никто из знавших его при жизни не мог поручиться, что он действительно умер. Поэтому никто из посвященных в тайны братства розенкрейцеров не был удивлен, когда в двадцатых годах нашего века на улицах Москвы появился человек, которого близкие называли «графом» или прямо — «Сен-Жермен».

Впрочем, в быту он носил другое имя. Его звали Всеволодом Вячеславовичем Белюстиным, и каждое утро он шел из дома на углу Трубной площади и Неглинной на Кузнецкий мост в Наркомат иностранных дел, те составлял обзоры зарубежных газет и журналов. А вот после работы в кругу ближайших друзей он превращался в мага и учителя, поскольку попытался на российской почве возродить подлинное розенкрейцерство.

Розенкрейцеров обычно путают с масонами. Происходит так потому, что масоны, пытаясь показать себя последователями розенкрейцеров, одну из самых высших своих посвятительных степеней назвали их именем. Но это — чистая формальность. Точно так же далеки от подлинных средневековых розенкрейцеров современные братья «Злато-Розового Креста», занимающиеся в Голландии изданием древних манускриптов и духовным самосовершенствованием.

Подлинные средневековые розенкрейцеры были в первую очередь учеными-практиками, экспериментаторами. Они пытались создать «единую науку», объединив знания, с одной стороны, своих предшественников, естествоиспытателей, какими были тогда алхимики, врачи, строители, рудознатцы, астрологи и астрономы, математики и механики, а с другой — магов, каббалистов, гадателей, языческих жрецов и заклинателей духов. Они всерьез изучали свойства минералов, растений, органических веществ, полагая, однако, что в химических превращениях главную роль играют духи стихий, которых алхимик и каббалист могут подчинить себе, обладая особыми знаниями.

Но овладение тайной изготовления «камня философов», способного обрастать любые металлы в золото, не было для них главным. По их мнению, овладение тайной веществ и стихийными силами было только средством для улучшения и совершенствования природы самою человека, способом приблизить человека к божественному знанию, совершенствуя его собственную личность.

Первым сформулировал такую задачу в XIV веке Христиан Розёнкрейи — легендарный основатель этого тайного братства, связав свое имя с символом этих устремлений, розой на кресте, напоминающим о божественной мудрости мироздания и крестном пути мучительного труда и смирения страстей на поприще опытной науки.{1}

Столь дерзкое соединение двух высочайших задач — овладения силами видимого и невидимого мира и одновременно духовного роста человека, достигающего познания божественных сфер, — оказалось нестойким и иллюзорным. Оно было возможно только на протяжении XVI и первой половины XVII века, когда отдельные гении-энциклопедисты могли охватить всю массу накопленных к тому времени знаний.

Уже в XVII веке это призрачное единство стало распадаться на множество отдельных наук, требующих от ученого все более узкой и углубленной специализации. Вот почему все последующие розенкрейцеры, объявляющие себя таковыми, оказываются только теоретиками. Они надевают на себя одеяния своих предшественников, рассуждают о духовных путях совершенства, играют знаками и символами, пытаются их истолковать, но далее не идут.

Первым, кто дерзнул пойти по пути древних розенкрейцеров в России, был Всеволод Белюстин.

О его жизни известно сейчас и много, и мало. Белюстин родился в конце прошлого века в семье военного генерала, позднее сенатора по второму департаменту Правительствующего Сената. Еще до того как он окончил Александровский лицей по специальности филолога-языковеда, заинтересовался спиритизмом, астрологией, оккультизмом. Годы гражданской войны провел в Крыму, но в Белой армии не служил, в эмиграцию не уехал и в 1922 году вернулся из Крыма в Москву, где с 1924 по 1932 год работал в Народном комиссариате иностранных дел в качестве переводчика. Затем как бывший дворянин он был уволен из комиссариата, весной 1933 года арестован, но вскоре освобожден. Причиной ареста был обнаруженный органами ОГПУ Орден московских розенкрейцеров, во главе которого, как выяснилось, и стоял В. В. Белюстин.

Каким образом рядовой работник Комиссариата иностранных дел оказался во главе тайного мистического ордена?

Ответ был найден в самом полном и драгоценном архиве истории России советского периода — в архивах ФСБ, вобравших в себя архивы органов ОГПУ, НКВД, МГБ и КГБ, где сохранилось и его следственное дело. Вот как представил он это сам своим следователям.

Среди многочисленной литературы, издававшейся в России до революции и посвященной магии и оккультизму, обращала на себя внимание фундаментальная работа молодого инженера путей сообщения В.А. Шмакова — «Священная книга Тота». Вторую, гораздо более значительную работу, посвященную феноменологии духа — «Пневматология», — автор опубликовал в 1922 году, уже при советской власти.

Именно эта книга заставила Белюстина искать знакомства со Шмаковым. Оно произошло в мае 1923 года у Шмакова, где собирались весьма примечательные люди, например А.А.Сидоров. искусствовед, историк книжного искусства, впоследствии член-корреспондент Академии наук СССР; известный философ и богослов, священник П.А.Флоренский, всегда интересовавшийся магией и оккультизмом; биофизик М.И.Сизов, один из виднейших российских антропософов, близкий друг поэта Андрея Белого и Рудольфа Штейнера.^{2}

Много было и других не менее интересных людей, но менее известных нам сейчас, как, например, инженер- техник Ф.П.Веревин. медицинский работник М.В.Лорогова. Оба они в дальнейшем сыграют немаловажную роль, сохраняя и распространяя розенкрейцерские идеи в России.

Попав в такое общество, Белюстин сразу же занял в нем ведущее положение: Шмаков, оценив его знания в области тайноведения, предложил молодому розенкрейцеру, каким считал себя Белюстин, читать собравшимся курс арканологии, то есть философии мистики, и вести практические занятия по каббалистике.

Прием в масонскую ложу

Посвящение в мастера масонской ложи. Со старинной гравюры

1. Толмачева Анна Леонидовна. Белюстин Всеволод Вячеславович, розенкрейцеры. Фото 20-х годов.

2. Тегер Евгении Карлович, оккультист. Фото 1937 года.

3. Дорогова Мария Вадимовна, розенкрейцер. Фото 1935 года.

4. Нонизовкин Владимир Андреевич, розенкрейцер. Фото 30-х годов.

5. Шифров Николай Михайлович, розенкрейцер. Фото 1939 года.

6. Шмаков Вшдимир Азекееевич, оккультист. Фото 1910 года.

7. Чеховский Вадим Карлович, оккультист. Фото 1929 года.

Показания Белюстина органам НКВД во время его последнего ареста в 1940—1941 годах являются единственным источником наших сведений и о судьбе самого В.А.Шмакова, и об обстоятельствах его отъезда из Москвы. Вот что показывал Белюстин:

«В.А.Шмаков, по его словам, еще до революции (со времен войны) был тесно и дружески связан с бывшим президентом бывшей Чехословакии («бывшей», поскольку в это время Чехословакия была аннексирована фашистской Германией. — А.Н.) Масариком, которому он, Шмаков, в бытность Масарика в России в годы войны, неоднократно оказывал различные дружеские услуги и заручился его дружбой...

В августе 1924 года В.А. Шмаков с семьей выехал в 1ерманию, а оттуда в Прагу, где оформил свое чехословацкое подданство по представлению президента Масарика, как я мог догадаться. Эти сведения о Шмакове я лично узнал, однако, позднее, когда получил от него в конце 1924 года последовательно два письма с пути в Южную Америку, куда окончательно решил отправиться Шмаков...

От В.И.Жданова я слышал, что Шмаков писал ему еще один или два раза о своем устройстве в Аргентине по инженерной специальности, и на этом сведения о семье Шмаковых прекратились, пока наконец, насколько помню, в конце 1930 года Ждановым было получено письмо от жены Шмакова, извещавшее его, что В.А. Шмаков умер от удара в октябре 1929 года в Аргентине...»^{3}

С отъездом Шмакова Белюстин стал неофициальным главой московских розенкрейцеров, оставшихся без руководства, и в 1926 году основал Московский орден неорозенкрейцеров «орионийского посвяшения». Впрочем, последняя дата, несмотря на то, что ее не раз повторял Белюстин, вызывает сомнение.

Как показывал на допросе весной 1933 года М.И.Сизов, в Ордене розенкрейцеров он состоял с 1922 года, то есть первоначальное свое основание он получил еще в бытность Шмакова в Москве, «продолжая оставаться тамплиером, причем для тамплиеров мое пребывание в розенкрейцерах — тайна, так как розенкрейцеры более замкнуты и высоки по предъявляемым к членам требованиям...

Белюстин... организовал орден самостоятельно, не получив ни от кого на это прав или посвящения, исключительно своей работой над собой достигнув больших знаний... Мы имеем много литературы — результаты своих изысканий и трудов по оккультным вопросам. Цели ордена — воспитание своих членов в духовном отношении по теориям нашего ордена.

Орден имеет отличительные знаки степеней. Так, зеленая лента с черными каймами означает начала «астральной сознательности» и надевается при собраниях. Сам Белюстин носит ленту, смотря по характеру собрания, то белую, то лиловую...»^{4}

В эти голы Белюстин жил на Неглинной улице, возле Трубной площади и, как я уже сказал, работал переводчиком в отделе печати Народного комиссариата иностранных дел на Кузнецком мосту, напротив здания ОГПУ на Лубянке. Он был умен, образован, воспитан, красив, и если вглядеться, в его взгляде, даже на фотографии, сделанной пятнадцать лег спустя при последнем аресте, можно увидеть определенное сходство с историческим Сен-Жерменом, свое тождество с которым сам Белюстин не утверждал, но и не отрицал.

Был ли он на самом деле очередным воплощением того мага древности, кто нам известен под именами Христиана Розенкрейца, а позднее — графа Сен- Жермена? Во всяком случае, именно на такую мысль наталкивали, казалось, безграничные знания в области оккультных наук, которыми обладал этот сравнительно молодой тогда человек. Действительно, в 1926 году Белюстину было всего двадцать семь лет, но среди своих единомышленников, многие из которых были старше его, он обладал непререкаемым авторитетом.

В отличие от широкого круга посетителей Шмакова, орден, организованный Белюстиным, насчитывал всего шестнадцать человек. Его члены имели разные степени посвящения и соответственно располагались по рангам. После периода ученичества, то есть изучения литературы под руководством наставника и написания нескольких собственных сочинений, вступающий в орден получал посвящение в «оруженосцы». Затем следовали две «рыцарские» степени — «рыцаря внешней башни» и «рыцаря внутренней башни», после чего следовали степени духовного посвящения, которыми обладали члены Верховного капитула ордена.

Вот что рассказывал об этом один из членов ордена, в прошлом масон, С. В. Палисадов.

«Формирование ордена происходит путем вербовки членов, то есть подходящий по своему развитию человек постепенно подвергается, так сказать, «рассматриванию» со всех точек зрения, а затем постепенно вводится в круг обычного учения розенкрейцеров. Формальное вступление в орден совершается по особому обряду более длительному или сокращенному, причем со вступающего берутся клятвы: 1) молчания, то есть хранения орденских тайн, а следовательно, и конспирации, и иногда 2) готовности погибнуть во славу ордена и не выдавать тайн От вступающего требуется известное развитие. как интеллектуальное, так и моральное, и широта кругозора».^{5}

Членами ордена, кроме уже упоминавшихся М.И.Сизова, С.В.Палисадова, были В. В. Новиков, инженер В.И.Жданов, художник В.П.Монин, В.Л. Волкова, супруги Трушевы, ближайшая сподвижница Белюстина по оккультной работе АЛ.Толмачева- Виппер, а также М В.Дорогова и Ф.П.Веревин — люди, входившие также и в другие мистические группы и организации. Особо важную роль, похоже, играла в этом плане Дорогова. Подобно Сизову и Сидорову она занимала видное место в Ордене тамплиеров, вела занятия в рыцарских кружках, переводила иностранную литературу, распространяла «мистический самиздат». Эти люди позволяли Белюстину. оставаясь в тени, знать, что происходит в других тайных обществах и кружках. Впрочем, особенно узнавать было нечего. Большая часть мистиков пользовалась оккультной литературой, изданной до революции, и одним и тем же «мистическим самиздатом», состоявшим из переводов с европейских и древних языков.

Московские розенкрейцеры не были исключением из этого правила, но будучи гораздо лучше других подготовленными и начитанными, они создавали собственную орденскую литературу, которая, правда, не выходила за пределы их собственного круга.

В отличие от руководителей других орденов и обществ, целью Белюстина было, как говорил один из членов ордена на допросе в ОГПУ, «достижение астрального посвящения», то есть «жизни в двух мирах» — на физическом плане в физическом теле и одновременно в плане астральном. Впрочем, и это было не целью, а средством. Подлинная цель состояла в подготовке к овладению магическими способностями древних розенкрейцеров. Достичь этого следовало путем длительных тренировок, перестройки сознания, использования оккультных знаний древних в сочетании с алхимией и астрологией.

С точки зрения человека конца XX века это звучит фантастично И все же надо признать, что для нас подобная попытка менее удивительна, чем для людей двадцатых годов, современников Белюстина. Ведь мы не только подготовлены к чудесам развитием позитивной науки и ее открытиями, но и миром парапсихических, экстрасенсорных явлений, которые, как оказалось, стали уже почти заурядным явлением.

В те далекие от нас годы передача мысли на расстояние занимала умы всех мистиков-оккультистов. Освоение телепатии и ясновидения рассматривалось ими как обязательные ступени к последующему «выходу в астрал». И здесь оказывается, что параллельно с розенкрейцерами Белюстина этими проблемами занималась другая группа московских экспериментирующих розенкрейцеров во главе с Е.К.Тегером и В.К.Чеховским.

Немец, родившийся в Германии, Е.К.Тегер ребенком переехал с родителями в Россию. В 1905 году подростком он принял участие в декабрьских боях в Москве на стороне анархистов, был сослан в Якутию, вернулся по амнистии 1913 в Москву, уже увлеченный оккультизмом, и по какому-то случаю поселился в семье уже упоминавшегося мною М.И.Сизова. Поскольку Тегер оставался подданным Германии, в августе 1914 года, после начала первой мировой войны, он был интернирован в Вятку, где и встретил революцию.

После октябрьского переворота 1917 года Тегер перешел на сторону советской власти, прошел гражданскую войну командиром, вернулся в Москву, работал в Наркомате иностранных дел, был краткое время советским консулом в Афганистане, но самое главное — к середине двадцатых годов успел познакомиться с большинством мистических кружков Москвы и Ленинграда, и ни один из них его не удовлетворил.

Вот как описывал Белюстин свое знакомство с Тегером и попытку начать совместные работы по практическому оккультизму.

«С Тегером я познакомился впервые осенью 1923 года через Ф.П.Веревина у него на квартире в Москве. Веревиным и Тегером мне было сделано предложение принять участие в мистических работах по теории и практике западного и восточного оккультизма. До меня этим вопросом Тегер и Веревин занимались с А И.Ларионовым, инженером-химиком. мистиком и спеииалистом в области символизма, имеющим тесные и дружественные связи с А.А.Сидоровым, инженером М.Д.Асикритовым и филологом Д.С.Недовичем. Предложение Тегера и Веревина я принял, и до начала 1925 года мы встречались втроем и занимались мистическими вопросами до тех пор, пока между нами не произошел разлад по вопросу изучения оккультизма. Я тогда вышел из группы Тегера - Веревина и все последующие новости о деятельности Тегера по мистической линии в Москве знал со слов Ф.П. Веревина...»^{6}

Знакомство с Белюстиным утвердило Тегера в необходимости «восстановить древнее посвящение», то есть попытаться овладеть забытыми знаниями и силами средневековых розенкрейцеров. В отличие от Белюстина, он относился к магии как к практической науке, будучи скорее атеистом, чем теистом, и с пренебрежением относился к теоретическим знаниям, которые для розенкрейцеров считались обязательными.

Такой утилитарный подход к сокровенному знанию не мог не оттолкнугь от него Белюстина. Но Тегер уже нашел единомышленника — экзальтированного, безусловно, способного молодого метеоролога В.К.Чеховского. Чеховский на собственный страх и риск вел эксперименты по передаче мысли на расстояние и уже сделал несколько сообщений об этом на заседаниях научной комиссии Института мозга в Ленинграде. Благосклонный прием в академическом научном центре вдохновил Чеховского, и он сделал попытку открыть в Москве филиал комиссии Института мозга с привлечением лучших научных сил столицы.

Для этой цели Чеховский, который жил на Малой Лубянке, вместе с Тегером арендовали у домкома обширный подвал, где и разместилась их так и не разрешенная официально лаборатория.

Замысел экспериментаторов был достаточно прозрачен. Комиссия должна была стать легальным полем их деятельности, где могли ставиться опыты и заслушивались доклады. Но под се прикрытием в подвале начала работать небольшая засекреченная группа в области практического оккультизма. Цель была та же, что и у розенкрейцеров Белюстина, - восстановление древнего посвящения путем овладения астральными планами и подчинением себе «элементалей», то есть стихийных сил — земли, воздуха, воды и огня.

По словам В.К Чеховского, в их организации существовало девять степеней, или этапов продвижения ее участников: «1-я — научное исследование метапсихических явлений, выражавшихся главным образом в работах по передаче мыслей на расстояние, и работы по ясновидению; 2-я — слушание курса арканологии и начало оккультной тренировки; 3-я — оккультная магическая практика, изучение магии; 4-я — центр «Эмеш Редевивус», не претендующий на достижение полноты оккультных возможностей; 5-я — то же после создания подходящей базы для серьезной оккультно-магической работы в течение ряда лет; 6-я — то же по достижении некоторых результатов и после начала строительства мирового оккультного магического центра на собственной территории в СССР или за границей; 7-я — мировой оккультномагический центр, овладевающий полностью астральным планом; 8-я — то же при полном овладении ментальным планом; 9-я — то же при полном овладении божественным планом.

Все эти девять ступеней делились натри группы по три последовательные ступени в каждой по признаку: первая группа — периферия, вторая — центр («Эмеш Редевивус») как орудие для создания мирового оккультного центра, обладающего полнотой оккультного знания и реализационных возможностей; наконец, третья группа мирового оккультного магического центра, владеющего этими возможностями и обслуживающего культурный прогресс и человечество..

В нашей организации существовало четыре степени. В первую степень входили лица, не знавшие о существовании организации. Во вторую степень входили лица, которые при прохождении курса начинали подозревать существование неизвестной оккультной организации с магическим уклоном. В третью степень входили лица, знавшие о существовании организации и получавшие некоторые понятия о ее целях, но не знавшие ни наименования, ни строения, ни основных положений организации. В четвертую степень входили лица (только мужчины), знавшие наименование и цели организации и имевшие право знакомиться со всеми материалами, которыми располагала организация, причем за каждым членом этой степени не оставалось права личного владения материалом и сведениями, относящимися к другим подобным организациям, если они предварительно имели с ними дело...»^{7}

Для достижения этих целей предполагалась поначалу минимальная теоретическая подготовка — курсы лекций, где оккультизм и история религий перемежались лекциями по органической и неорганической химии, оккультной ботанике и медицине. Для проведения экспериментальной работы проводились сборы дикорастущих магических и лекарственных трав под Москвой, планировалось их выращивание на плантациях и проводились эксперименты в области галлюциногенных препаратов, ароматов, мазей и прочего...

Подвал, помешавшийся именно на Малой Лубянке, был тоже выбран не случайно. Как показывал на очной ставке с Чеховским его ближайший сотрудник по оккультной практике В.В.Преображенский, «подвал, во- первых, находится в центре города, во-вторых, он расположен рядом с подвалами ОГПУ, где проливается кровь расстреливаемых, а, как известно, кровью умерших питаются лярвы, создающие царство мрака и тьмы, которое должно быть разрушено токами света от магических операций в генераторе подвала...»^{8}

Действительно, как можно убедиться, у Чеховского и Тегера мы находим все атрибуты подлинного розенкрейцерского «делания» — от далеко идущих целей «принести счастье всем без исключения людям» путем овладения магическими силами Земли и Космоса до экспериментальной работы в области химии (алхимии), экстрасенсорики и парапсихологии...

К сожалению, все это очень скоро закончилось. По нелепой случайности органы ОГПУ в феврале 1928 года арестовали Чеховского и Тегера, а вместе с ними и еще два десятка молодых людей. Оба руководителя были сосланы на Соловки, откуда Тегер по болезни был переведен в Среднюю Азию, а Чеховский, пытавшийся возглавить массовый побег заключенных, был расстрелян в октябре 1929 года...^{9}

Тогда для московского Сен-Жермена все обошлось благополучно. Казалось, он оправдал свою репутацию мага и каббалиста: продержав три месяца на Лубянке, ОГПУ отпустило своего пленника и не трогало его и орионийцев- розенкрейцеров до весны 1933 года на протяжении семи лет.

Чем они в это время занимались?

Тайные общества потому и называются тайными, что от непосвященных скрыта их внутренняя жизнь. Можно выяснить имена их членов, места собраний, результаты деятельности, но главное — мысли, чувства — всегда оказывается за завесой тайны. В особенности это касается обществ, связанных с ритуальной магией. Рассказать о внутренней жизни ордена могут или его члены, или документы. И здесь нам посчастливилось: сами «орионийцы» постарались изложить на бумаге все то, чем они жили и что, как они надеялись, должно было прийти на помощь России и человечеству- Ими был создан огромный комплекс манускриптов, остатки которого сохранились у самого младшего из розенкрейцеров, избегнувшего ареста В.П.Монина, где излагались их верования, расчеты, легенды, тщательно разработанная символика, вычисления, необходимые для магических обрядов... В этих рукописях скрупулезно описывались символы, созданные московскими розенкрейцерами для различных ритуалов, различные цветовые сочетания, магические знаки, которыми следует украсить помещение и надеть на себя, цвета одежд, драгоценные камни, соответствующие тому или другому ритуалу, ароматы и курения на различных алтарях, формулы заклинаний и молитв, которые произносят хором участвующие.

Вот, например, замечательное по детализации описание порядка коллективного совершения розенкрейцерами «Великой Мистерии Стихий», которое я обнаружил в одном из манускриптов. В скобках я даю необходимые пояснения к тексту:

«Общее благословение присутствующим (по-видимому, Белюстиным).

Великое заклинание Владыки Телема (то есть астрала). Коллективное исполнение священного гимна, присущего Пентаграмме Великих Стихии (который я привожу в находившемся там же русском переводе): «О Великий Телем, Духа-Материя проявленной Вселенной? Твоя стихия объемлет необъятные бездны Мироздания и пребывает во мне, ибо Вселенная и я — едины. О Великий Огонь, Принцип Жизни! Ты к> ришь в каждом атоме бытия и сознания Сущего и пылаешь во мне неугасимой искрой Жизни... О Великий Воздух, принцип Творчества! Ты замыкаешь Миры в круг свето-илей и хранишь их сокровенной Тайной... О Великая Вода, принцип Произрождения!Ты проникаешь в недра всех Вещей и течешь во мне алым потоком... О Великая Земля, принцип Смерти и Возрождения! Ты поглощаешь Материю, дабы открыть Духу Врата Свободы... Благословляем и славословим тебя. Неизреченная Пентаграмма Стихий, пребываюшая в Великой Пентаграмме Человека и пробуждающая ее лучи к извечному Творчеству в Боге, Человеке и Вселенной!»

Все это произносилось, естественно, на сакральном языке, созданном розенкрейцерами, после чего происходил великий вызов Владык Пентаграммы Стихий. Покой погружается во мрак. Присутствующие преклоняют калена и погружаются в ментальное созерцание серебряного диска.

Фиксация возможных зрительных восприятий.

Покой освещается. Присутствующие поднимаются, подходят к престолу и замыкают вокруг него магическую цепь. Вознесение предметов ритуала (крест, жезл, меч, чаша, пентакль, магические зеркала — квадратные, черноматовые, курильница). Великое заклинание Владык Пентаграммы Великих Стихий. Присутствующие размыкают магическую цепь и, поклонившись Верховному Жрецу (то есть Белюстину), возвращаются на свои места.

Покой вторично погружается во мрак. Личный экстаз присутствующих, которые преклоняют колена. Возможные ментальные образы.

Покой освещается. Верховный Жрец благословляет присутствующих священными предметами ритуала. Присутствующие поднимаются и, начиная с младшего и кончая старшим, преклоняют колена и, поклонившись Верховному Жрецу, возвращаются на свои места. Священная молитва, присущая Пентаграмме Великих Стихий.

Присутствующие, начиная со старшего и кончая младшим, подходят к престолу, держа меч в правой, опущенной руке. Опускаются перед ним на колена, встают и во главе с Верховным Жрецом по очереди обходят вокруг него и вокруг малых престолов и, поклонившись Верховному Жрецу, возвращаются на свои места. Это символизирует мистический обряд обручения присутствующих адептов со Стихиями...»

И далее в том же духе. Эти чудом сохранившиеся рукописи открывают нам удивительный мир, в котором жили московские розенкрейцеры. Вселенная представала перед ними в виде семи «космических кругов», включающих в себя различные звездные системы. Каждая имела собственное имя, и о каждой им было все известно — от числа обитаемых и необитаемых миров вплоть до числа комет, бороздящих межзвездные просторы. Соответствующим образом они рассматривали историю Земли, историю человечества и историю России — как поле битвы Света и Тьмы, поле битвы добра и зла. Они приняли дуализм древних манихейцев как основу мироздания и потому считали, что каждый розенкрейцер должен пройти два посвящения — не только светлое, но и темное, чтобы уметь распоряжаться силами тьмы.

Уже упоминавшийся мною С.В.Палисадов показывал в 1933 году: «Различается «ток Света» и «ток Тьмы», что дает нам Белое и Черное посвящение. Белое Посвящение, основанное на «токе Света», способствует эволюционному восхождению в область раскрытия сознания и достижения совершенства. Черное Посвящение, базирующееся на «токе Тьмы», завлекает в область материи и затемняет сознание, мешая эволюции.

В астрале происходит вековечная, непрекращающаяся борьба светлых и темных сил, причем успех бывает то на одной, то на другой стороне. Настоящий переживаемый момент является моментом господства темных сил, то есть сил, принуждающих к остановке на пути эволюции благодаря порабощению сознания материей. Избавление от уз материи совершается при сознании иллюзорности физического плана и направлении сознания на мир идей.

Приблизительно получается концепция Ормузда-Аримана, или бога Добра и бога Зла как борющихся начал. Как известно, эта концепция отразилась в христианстве в виде будущего пришествия Антихриста, сына Сатаны, который будет править Землей. Отсюда попы провозглашали «Антихристом» каждое лицо, которое вставало на их дороге. Очень близкие им по своей духовной немощи теософы, кажется, еще в 1924 году рассматривали большевизм как некое прояатение сатанизма. От них эта концепция перешла в мистические кружки и т.д., благодаря чему в настоящее время сплошь и рядом можно слышать, что большевики, как и вожди их, суть сатанисты. Этому еще способствовал циркулировавший по Москве слух в 1924 году, что в Кремле есть «Люциферианский центр». Таким образом, сравнение коммунизма с сатанизмом есть результат концепции «добра — зла», толкуемый в превратном смысле.

Розенкрейцеры обычно уделяют много места философскому понятию «добра — зла», рассматривая первое как освобождение от уз материи, а второе — как «окутывание» материей. В официальном орденском учении «добро — зло» трактуется только с метафизической точки зрения. В практической магии, указывающей путь носителей зла в астрале и способах борьбы с ними...»^{10}

Не в этой ли скрупулезной самодеятельности и заключен был главный просчет московских розенкрейцеров, питавшихся своей самоуверенностью и гордыней? Они стремились к власти сначала как исторические розенкрейцеры, к власти над стихийными силами Земли и Космоса, затем — к власти над мировыми силами зла, чтобы стать владыками мира и облагодетельствовать человечество... Но власть и самонадеянность всегда оказываются самыми верными и самыми действенными ловушками для людей, мнящими себя «избранным сосудом».

Московские розенкрейцеры считали себя защищенными своим знанием от людей и от стихийных духов, которыми они хотели повелевать, неуязвимыми для сил зла, в то время как реальные его приспешники все больше и больше сжимали вокруг них круги, завлекая своей кажущейся податливостью и слабостью. И когда наконец в 1933 году ловушка ОГПУ захлопнулась и все розенкрейцеры во главе с новым Сен- Жерменом оказались на Лубянке, им оставалось только признать свое поражение. Серьезнее всего пострадали только готовившиеся вступить в орден супруги Трушевы, для которых с тех пор начались мыкания по лагерям и ссылкам; остальные розенкрейцеры, в том числе М.И.Сизов и Белюстин, были благополучно отпущены по домам, а Орден московских розенкрейцеров закрыт...

По-разному сложилась их дальнейшая судьба. М.И.Сизов, благополучно пережив аресты 1935 — 1938 годов в Москве, уехал с новой семьей в Сочи, где работал в каком-то биологическом институте Академии наук СССР, откуда вернулся в Москву только в начале пятидесятых годов.

А.А.Сидоров, человек, обладавший самой полной в Москве библиотекой книг и собранием рукописей по оккультизму, тамплиер, розенкрейцер и масон высокого посвящения, как показывали сведущие люди, вообще оказался в стороне от репрессий и благополучно пережил последующие страшные годы.

Ф.П.Веревина репрессии не миновали. но были непродолжительны. Как мне удалось выяснить, во время второй мировой войны он служил на Тихоокеанском флоте. Сохранил весь свой архив, и его «зеленый сундучок» с заветными рукописями, как мне рассказывали. до сих пор кочует где-то среди потаенных российских розенкрейцеров.

М.В.Дорогову, принимавшую активное участие в работе московских розенкрейцеров и входившую в Орден тамплиеров, арестовывали в 1933 и 1935. Оба раза она содержалась во Внутренней тюрьме ОГПУ на Лубянке; в последний раз была приговорена к трем годам ссылки в Мордовию, после которой ее неминуемо ожидали мордовские лагеря, но уже с этапа была возвращена «с зачетом срока» и с тех пор ло своей смерти в семидесятых годах невозбранно вела в Москве мистические кружки по оккультизму. Поистине: «Неисповедимы пути твои. Господи». О ней и их общей работе с большой теплотой рассказал известный деятель рериховского движения, поэт Валентин Сидоров в своей книге «Знаки Христа».^{11}

Кто-то из розенкрейцеров погиб в лагерях, кто-то вышел на волю после долгих мытарств... Но самая загадочная судьба, как и следовало ожидать, выпала на долю московского Сен-Жермена.

Вторично Белюстин был арестован в апреле 1940 года. На Лубянке в те годы была задумана грандиозная провокация против ученых-востоковедов, которых предполагалось объявить шпионами разных государств, спрятавшимися за покрывалом мистики, а главным свидетелем по этому делу должен был выступить Белюстин при поддержке его старых знакомцев-масонов - С.В.Палисадова и Б.В.Астромова. Привлекли было еще и Г.К.Тегера, найдя его в одном из лагерей ГУЛАГа, но он категорически отказался участвовать в этом спектакле, и после избиений в Лефортовской тюрьме его вынуждены были отправить назад. Отказывался от всех обвинений на очных ставках и Астромов, хотя его «изобличали» с двух сторон Палисадов и Белюстин.

Несмотря на такие «накладки», все шло, как задумано: составлялись протоколы. назывались имена, но когда дело было завершено и Белюстин первый должен был предстать перед военным трибуналом, он отказался подписать себе расстрельный приговор, и все дело лопнуло. С фактами в руках он доказал сначала вызванному прокурору, а затем и военному трибуналу, почему он не был и не мог быть шпионом, особенно после его освобождения в 1933 году, а все, что написано в протоколах, — их совместная со следователем выдумка. И что самое удивительное — был оправдан по этому самому страшному пункту обвинения!

Однако, поскольку он и теперь не отрицал, что именно им был создан и возглавлен Орден московских розенкрейцеров, на этом же судебном заседании военный трибунал приговорил Белюстина к десяти годам лагерей.

Где он отбывал свой срок? Когда умер? Как ни парадоксально, все это до сих пор остается загадкой. Сведений о его смерти не смогли найти ни в 1957 году, когда по заявлению его вдовы Н.Б.Салько он был полностью реабилитирован, ни теперь, когда я знакомился с его делом. Он сошел с «физического плана» жизни, пользуясь выражением оккультистов, как настоящий граф Сен-Жермен, не оставив никаких свидетельств о своей смерти... •

• Сальвадор Дали. Крест ангела 

Ф.Сурбаран. Деталь росписи Гвадалупского монастыря

1 Подробнее об исторических розенкрейцерах см.: Холл Менли П. «Энциклопедическое изложение масонской, герметической, каббалистической и розенкрейцеровской символической философии» Спб., 1994, сс.514-637.

2 ЦАФСБ РФ. Р-23618, лл.34—37.

3 ЦА ФСБ РФ, Р-23618, лл.423-424.

4 ЦА ФСБ РФ. Р-35656, лл.67об—68об.

5 ЦА ФСБ РФ, Р-35656, л.89об.

6 ЦАФСБ РФ, Р-23618.Л.114.

7 ЦА ФСБ РФ. Н-5003, лл.62—62об.

8 Там же,л.69.

9 УФСБ РФ по Архангельской обл., П-13969.

10 ЦА ФСБ РФ, Р-35656, л.90.

11 Сидоров В. «Знаки Христа». М., 1992.

ПОНЕМНОГУ О МНОГОМ

Из первых уст

Чудак из Оксфорда по имени Ломакс решил сделать банальный факт общения с животными чем-то вроде научной сенсации «Он научился разговаривать по-собачьи и теперь предпочитает общаться с четвероногими, а не с коллегами по университету», — сообщает одна английская газета.

Более пяти лет оксфордский ученый Кеннет Ломакс изучает фонетическую структуру голосов, в том числе и собачьих. Ему удалось научно доказать очевидное: за каждым звуком, издаваемым нашими барбосами, стоят осмысленные сообщения.

Собаки, считает Кеннет Ломакс, всякий раз по-разному модулируют частоты издаваемых звуков. Этим модуляциям соответствуют различные смыслы.

С помощью современнейших приборов ученый разложил составляющие, усилил и проанализировал спектр издаваемых собаками звуков. В основе анализа лежало сопоставление звуков с типами поведения. Шаг за шагом Ломаке составлял собачий словарь, который в настоящее время содержит уже около трехсот слов и записан на компакт-диске вместе с программой перевода. Программа работает так: вы подносите микрофон к собачьей пасти, и каждый изданный животным звук, каждое тявканье и подвывание тотчас трансформируются всловаанглийского языка, которые компьютер по вашему желанию пишет или произносит.

Доктор Роджер Магфорд, биолог и психиатр, работающий в тесном контакте с Кеннетом Ломаксом, подготовил коммерческий вариант программы перевода собачьей речи. Вскоре эта программа появится на прилавках. Доктор Магфорд опасается, что многие владельцы собак будут несколько разочарованы строем мыслей своих любимчиков.

«В сущности, собаки всегда озабочены едой, сексом и прогулками. Когда же хозяин не проявляет готовности пойти навстречу собачьим желаниям, животные начинают хныкать, как маленькие дети, а иной раз и бубнят что-то не совсем лестное про хозяина, вроде «сам дурак»».

Кажется, что более всех довольны появлением нового программного обеспечения британские защитники прав животных, которым время от времени приходится доказывать, в том числе и в суде, что хозяева жестоко обращаются с собаками. Ведь всегда трудно доказать, что животное подвергается издевательствам и истязаниям. До сих пор приходилось руководствоваться косвенными доказательствами. Теперь же можно услышать прямое свидетельство, так сказать, из уст самой собаки.

Комары предупреждают

Оказывается, тропические комары Куликc могут служить признаками повышенной сейсмической уязвимости — так считает доктор геолого-минералогических наук Андрей Алексеевич Никонов. Явление это совсем новое, но пройти мимо него нельзя. Правда, тропические комары Кулике никогда прежде в России не водились. Но в пятидесятых годах вместе с заморскими товарами они попали на кораблях в порты Черного и Азовского морей, а затем начали бурно размножаться на орошаемых полях. И вот постепенно, год за годом и от города к городу полчища этих южных обитателей распространялись на север. В городах они нашли подходящие для себя условия, облюбовав влажные и особенно подтопленные подвалы. Так мигранты добрались до Москвы и стали здесь постоянными «нелегальными жителями», благо сырых и затопленных подвалов здесь было сколько угодно. Причин тому несколько. В искусственной городской среде нормальная циркуляция грунтовых вод нарушена, а дождевые воды плохо дренируются. Кроме того, идет утечка вод из водопроводной сети. Во многих городах и населенных пунктах процесс принял неконтролируемый и даже катастрофический характер.

Только за 1963-1993 годы площади подтопленных застроенных территорий удвоились и продолжают увеличиваться. В таких подвалах комары прекрасно себя чувствуют, а заболеваемость населения при этом растет. Серьезная ситуация в этом отношении сложилась в Туле, Нижнем Новгороде, Краснодаре, Набережных Челнах, Волгодонске и во многих других российских городах. В Москве подтоплением охвачено несколько районов. Ожидается оно на юго-западе, где развернулось огромное новое строительство, а также в районах Бутово, Солнцево, Косино, Жулебино. И тропические комары обосновались именно в южных и западных районах Москвы.

Участки города

— подтопленные (по состоянию на 1993 год)

- прогнозируемого подтопления (на период до 2010 года)

— границы административных округов и территорий г Москвы

1. Центральный административный округ

2. Восточный административный округ

3. Северо-Восточный административный округ

4. Северный административный округ

5. Северо-Западный административный округ

6. Западный административный округ

7. Юго-Западный административный округ

8. Южный административный округ

9. Юго-Восточный административный округ

Но причем же здесь землетрясения и связанные с ними опасения? Все дело в том—и это хорошо известно инженерам и сейсмологам, — что с увеличением насыщенности грунтов водой их устойчивость и, соответственно, устойчивость стоящих на этих грунтах сооружений, существенно снижается. Как известно, нельзя строить дом на песке. Но нельзя возводить его и на воде. Перенасыщенный водой грунт в силу ослабленности связей становится текучим — плывуном. Приблизительно так же развиваются и оползни.

Чем ближе к поверхности уровень грунтовых вод, тем более грунт насыщен водой и тем менее устойчив. Но если в статическом состоянии здания деформируются медленно, местами и это не обязательно сопровождается авариями, то резкие динамические воздействия распространяются на весь подтопленный район и угрожают всем зданиям. Причем интенсивность сотрясений на влагонасыщенных грунтах усиливается на один — два балла.

Что это означает, скажем, для Москвы? Несколько раз в столетие (в XX веке, например, дважды — в 1940 и 1977 годах) сюда доходят волны от глубоких Карпатских землетрясений с интенсивностью около четырех баллов. В условиях подтопления сотрясения увеличиваются до пяти — шести баллов. Но это на уровне первого этажа и при других благоприятных условиях (ровный рельеф, хорошие грунты, высокое качество строительства). А что будет на уровне восьмого — десятого, а тем более двенадцатого — шестнадцатого этажей, да к тому же если дом построен на склоне оврага и на насыпных грунтах?

Не стоит забывать, что в Москве, да и в других городах необъятной России, строительство велось и продолжает вестись без каких-либо антисейсмических мероприятий. А это значит, что при следующем сильном Карпатском событии серьезных повреждений в Москве не избежать. И конечно, не только в Москве. Так что расселившиеся по подвалам тропические комары Куликс не только несут прямую опасность заболеваний, но как бы предупреждают о косвенной, но вполне реальной в будущем опасности— растущей уязвимости наших городов перед лицом будущих сотрясений.

ДВЕСТИ ПЕТ С ПУШКИНЫМ

Валерия Шубина

Отсвет «Пиковой дамы»

Обращение к этой повести никогда не проходило бесследно: что-нибудь любопытное да наклевывалось в голове. Сейчас я думала о Франции, XVII веке, а еще об одном историческом анекдоте, недавно вычитанном в старинной ветхой книжке. Издание это напоминаю растрепанную колоду карт, засунутую в переплет, странички летели, готовые рассыпаться на глазах. Их на диво хватало, разве какие-нибудь две-три потерялись (и заглавные в том числе), так что ни фамилии автора, ни названия не было. Лишь оглавление свидетельствовало, что речь о королях Франции в том смысле, насколько они привержены дамскому полу.

Начиная с Франциска 1, таинственный автор тащил их через спальни, ничуть не заботясь, по душе ли монархам такая бесцеремонность. Государственные деяния отбрасывались в сторону, зато амурная часть... Нравы двора, интриги, капризы фавориток — все выворачивалось наизнанку, представляя монаршье правление сплошным маневрированием от одной юбки к другой. Возможно, оно так и было, и, следя за мытарствами королей, читатель мог бы с уверенностью сказать, что и фаворитки — дело далеко не простое и не каждому по зубам.

Не одно поколение читателей держало эту книжку: такой затрепанностью могла похвалиться не всякая классика.

Книжка эта попала ко мне от одного плута — любителя зловредных напитков. Путь, который она прошла к плуту, также не был усыпан розами, связанный с муками еще одного страдальца. Этот второй вышел с ней на улицу, чтобы продать, но только пополнил собою панельную мелкую сошку. Никто не интересовался его товаром. Уже бабка по соседству сбагрила кота, развалившегося в коробке наподобие падишаха, и левее птичка уплыла в бамбуковой клетке, а торговцу все не светило опохмелиться. Он было подумал о милостыне, как, на его счастье, нарисовался плут, имеющий наметанный глаз на своего брата. Он и дал книжке красную цену, прочтя ее на лице страдальца. Что вдохновило плута, скатать трудно. Скорее всего сердобольность. А может, что-то другое: плут не чурался высоких материй, набив руку на передирании разных баек, которые тискал в народной газетке за подписью «Архивариус». Он, например, выуживал какую-нибудь Диану де Пуатье из роскошного будуара и, освободив от пары-другой затруднительных стилистических оборотов, выставлял на всеобщее обозрение: читайте, почтенная публика, жили же люди!

Продавец просто на стенку лез — до того иссушило нутро, так что плут всего и успел, как сунуть ему деньги да пройтись красноречием по внешнему виду товара. То есть он даже не вошел в силу речи, как продавца унесло. В сплошном дискомфорте души плут отправился восвояси, желая углубиться в жизнь королей и среди этой непыльной работы найти свою пользу. Дома не чаяла его дождаться девяносточетырехлетняя бабушка. Завидя внучка, она не промедлила с кучей заданий и тем крепко пришлась пол горячую руку: и бабушке досталось, и продавец был помянут до третьего колена. А греховодники-короли полетели к черту. Там и валялись бы, если бы не случай.

Как раз в это время я решила подвести черту под знакомством с плутом. Тогда ухватился он за старинную книжку, чтобы рыцарским подношением загладить вину. Не то чтобы он разбирался в тонкостях литературного дела (а тут он совпал с большинством человечества), напротив, судил со своей колокольни, видя во всяком сочинительстве лишь повод для передирания. (Тем более можно оценить, какой кусок оторвал он от сердца ради одного только безмолвного жеста.)

Надо же так угадать — жизнь королей пришлась кстати. Обезоруженная, я сменила гнев на милость, махнула рукой и книжечку приняла. Вернее, приютила до поры до времени, зная, что жизнь сама подает знак тому, кто научился отличать зов от свиста.

И вот в один прекрасный день книжечка сама попросилась в руки. Я взяла эту милую ветхость с тем чувством, с каким прежде вынимали веши из бабушкина сундука. Прелый запах страниц, желтизна бумаги — обаяние исходило от всего, а туг еще реверансы графинь, исполненные старой орфографии, полустертые «яти» и «еры», миниатюрное поле набора — здесь среди парчовых камзолов и пудреных париков искали утех монархи. Я и не заметила, как маски, кавалеры, Венерины игры потянули к себе. Из прочих выделялся крошечный человек — рыжий, с зелеными глазами. Как видно, любовный театр представлялся ему сатирой на род человеческий. Он явно не притязал тут на роль, да и внешность его способствовала такой скромности. Заметив мое внимание, он представился: «Маркиз Квинола», — и нисколько не огорчился, что имя его мне ничего не сказало. Кажется, он был этим даже доволен.

Фотокомпозиция В. Бреля

— Не трудитесь вспоминать, — заметил он. — Мои современники — Казанова и Сен-Жермен, один — великий писатель и знаменитый любовник, другой — придворный шарлатан и маг, их имена навязли в зубах, а мне удалось проскользнуть незамеченным. Я не запятнан признанием времени и, смею уверить, не добивался его. Опыт научил остерегаться внимания... Да и что такое известность? Всего-навсего тень, которую бросают на вас современники.

Я удивилась этому рассуждению, привыкнув слышать обратное.

— Порой и самому скрытному персонажу, — продолжал Квинола, — выпадает выйти на обозрение и предъявить свой счет, тем паче: исчисление чисел — его занятие.

— Так вы чернокнижник?

— В той же степени, сколь и доморощенный математик и тайный доброжелатель одной блестящей дамы... Увы, ее ранняя смерть послужила успеху соперницы.

Я навострила уши.

— У меня не вошло в привычку афишировать свои действия, и мое появление вас ни к чему не обяжет. Однако маленькая импровизация в духе Рамо, наверно, не помешает.

«Композитор Рамо... Да кто его помнит сейчас!» — подумала я.

— В мою пору Рамо был в большой моде, — продолжал Квинола. — Ею оперу «Пигмалион» давали при дворе. Король слушал ее не раз, и злые языки уверяли, что на представлении он обратил внимание на свою будущую даму сердца. Ее звали маркиза де Шатору. Тогда она была только статс-дамой, успела овдоветь и весь пыл употребила на карты. Со своей тетушкой герцогиней она просиживала за игрой до утра. Людовик Пятнадцатый, не равнодушный лишь к одной игре — игре сердец, терял в ее глазах половину достоинств, а он, как известно, был ими не обделен. Но маркиза благоволила лишь к карточным игрокам. Подобная цельность натуры хороша, когда не касается королей, тем паче Людовиков. К тому же Пятнадцатый придерживался мнения, что кое-чего стоит и без карт. Маркиза не возражала. Увы, азартные игры редко дружат с любовными утехами и далеко не такое качество, как добродетель, объединяет их. И маркиза решила, что не обязательно утруждаться любовью, если одна сторона уже взяла на себя этот труд. Людовик Пятнадцатый был готов на глупости, когда маркиза потребовала безумств. Ни много ни мало, как самую высокую ставку желала она разыграть с самолюбивым монархом. Тогда по Парижу пошла гулять шутка, что для нее есть только два наслаждения: наслаждение выигрыша и наслаждение проигрыша, остальное — королевские игры.

Слушая рассказчика, я не раз и не два обращалась мысленно к «Пиковой даме», вспоминала завязку: слова Томского о Венере Московской, ее проигрыше герцогу Орлеанскому в Париже, при дворе Людовика Пятнадцатого. Я находила много похожего, но была далека оттого, чтобы считать Квинолу своим Томским. Он был историческим персонажем, к нему ничего не хотелось добавить, главная прелесть заключалась в правдивости его рассказа. Как видно, и Квинола нашел нынешнее время подходящим для того, чтобы пролить свет на историю и представить события в их голой и скучной последовательности. Из его дальнейших слов выходило, что в угоду азартной особе Людовик Пятнадцатый освоил игру, преуспел в ней и скоро начал оставлять свою наставницу позади.

— Однажды она проигралась до последнего су и не знала, что делать. Король ей напомнил: «У вас еще в остатке поместье». Маркиза прикусила губу и признала себя побежденной. Неизвестно, поостыла ли она к картам, но больше ее не видели за игорным столом. Поговаривали, что, приобщившись одной любви, она не растратила былого азарта, а только перенесла его на лотерею. Это изобретение лишь начало утверждаться. Три восходящих награды ждали счастливца: ямб, терн и кватерн. Стало известно, что маркизе не повезло и здесь: едва она делала ставку, как прежние числа выходили в тираж. Надежда отыграться отступала все дальше и дальше. От досады маркиза готова была кинуться к первому встречному шарлатану, как в свое время маркиза де Монтеспан. Но опрометчивость Монтес пан стоила ей только коллекции бриллиантов, при этом покровитель-король Людовик Четырнадцатый скоро утешил ее в этой потере, моя же маркиза кругом терпела, а утешение Людовика Пятнадцатого лишь добавило бы ей поражения. Я не причислял себя к ее воздыхателям, да она и не знала в них недостатка, зато твердо могу сказать, что ее всесильный поклонник не вызывал у меня симпатии. Одно то, что в глазах всех он назывался Возлюбленным... Одного этого довольно.

Маркиза просматривала объявления об очередных индийских набобах и чародеях, когда я попробовал изложить ей свои законы выхода номеров лотереи. Она скорее не слушала, чем слушала, как вдруг швырнула газетку и без лишних рассуждений приказала отправиться даже дальше, чем можно представить. Грубость, впрочем, не произвела на меня впечатления. Я не возвел ее в степень, сочтя следствием вылазки на войну и походной жизни с королем, и ответил, что да, пойду с удовольствием, куда ваше превосходительство посылает, но, учитывая мою наружность, это непросто и надобны деньги, к тому же немалые. Она рассмеялась, дальше мы говорили приятелями. В первый раз я открыл ей два номера, математически точные и выверенные, из пяти счастливых. Она выиграла ямб. В другой раз я назначил ей зри цифры, которые принесли терн. Наконец, она ставит все состояние на предсказанные четыре номера и получает кватерн. В приступе благодарности маркиза готова была на все. Красная лента, должность при дворе, прочие привилегии — я мог получить их в последовательности нарастающих величин. И кто знает... Не намеревалась ли она дополнить свою благосклонность чисто французским расположением?.. Однако не будучи космополитом по части наград, я предпочел удалиться к себе на родину в Италию. И правильно сделал. Говорят, Людовик Пятнадцатый был очень доволен. Он любил ее не в пример больше последующих фавориток, и вдень ее преждевременной смерти предполагал скорбеть до конца жизни. Правда, ему скоро помешала маркиза де Помпадур.

Маленький Квинола помолчал и спросил:

— Вам, сударыня, ничто не напоминает эта история?

Конечно же, я хотела сказать «да!», но вместо этого отложила растрепанную книжечку и обратилась к томику Пушкина. Меня давно не устраивало лаконичное примечание к «Пиковой даме», относящее главную завязку повести к Наталье Петровне Голицыной. Верно, что Голицына, мать московского генерал-губернатора, бывавшая в Париже, и что внук ее, игрок, был приятелем Пушкина и однажды удружил Александру Сергеевичу историей о трех картах, поставив в центре ее свою бабку. Но это вовсе не означает, что гений питается из одного источника.

Скорее спросишь: уж не поработал ли случай нарочно, чтобы скрыть истину? В конце концов это дело создателя — вознести ли новую молитву, воплощая свой замысел, или следовать жизни с ее меркантильностью и расчетом. •

Академик М.П.Алексеев: — ...Напомним, что герой «Пиковой дамы» — бедный инженерный офицер и что служебное положение и профессия Германна едва ли случайно несколько раз подчеркнуты в повести.

Известно, что с начала XIX века военными являлись в России не только инженеры, получившие образование или занимавшие преподавательские должности в Главном инженерном училище Корпусу инженеров, образованному по указу Александра I в 1809 году, было повелено «быть на положении воинском», а после его преобразования в Корпус путей сообщения он сохранял военный характер, как и образованный при нем Институт корпуса путей сообщения.

Один из офицеров, воспитывавшихся в этом институте в самом начале тридцатых годов, А. И.Дельвиг, отмечает в своих воспоминаниях: «...Император Николай и великий князь Михаил Павлович очень не любили инженеров путей сообщения, а вследствие этого и заведение, служившее их рассадником. Эта нелюбовь основывалась на том мнении, что из института выходят ученые, следовательно, вольнодумы».

...Пушкин хорошо был знаком с целым рядом инженерных офицеров и к некоторым из них приглядывался очень внимательно. Около года провел в Инженерном корпусе Н.М.Языков, позже офицером того же корпуса был Э. И. Губер, переводчик «Фауста». В годы, непосредственно предшествовавшие созданию «Пиковой дамы», Пушкин близко знал молодого инженерного офицера Андрея Ивановича Дельвига, двоюродного брата поэта. А. И.Дельвиг с 1827 года учился в Военно-строительном училище, через два года слитом с Институтом путей сообщения, и окончил офицерские классы последнего с чином поручика.

Речь идет, конечно, не о том, что А. И. Дельвиг был одним из «прототипов» Германна, но подтверждает лишь, что в понятие «инженерный офицер» Пушкин вкладывал вполне конкретное содержание; общаясь с ним, Пушкин мог уловить и удержать в своей памяти черты, типические для его круга, и специальности, которые могли стать компонентами для того художественного обобщения, каким сделался герой «Пиковой дамы».

Скромная квартира в доме Колотушкина у Обухова моста, которую А. И.Дельвиг по недостаточности средств нанимал вместе с инженером-подпоручиком Лукиным, игра в карты, несмотря на бережливость и аккуратность рассказчика приводившая иногда к крупным проигрышам; воспоминания об азартной игре не только на квартирах у офицеров, но и в помещении «офицерских классов», усиливавшаяся «немедля по получении квартирных денег», характерные фигуры главных персонажей этих игр, ставших затем «сильными карточными игроками», наконец относящийся к 1831 году рассказ о явлении покойного А. И.Дельвига вскоре после его смерти другу его И. В-Левашеву, сопровождаемый оговорками мемуариста, что «по его (Левашева) образу мыслей и характеру подобное видение могло ему пригрезиться менее, чем всякому другому», и «да не подумает читатель, что я легко верю во все чудесное», рассказ; который мог бы быть известен и Пушкину, — все это чрезвычайно близко к той идейной атмосфере и бытовому укладу, который угадывается и в пушкинской «Пиковой даме»,..^{1}

Михаил Гаспаров: — В «Пиковой даме» много примет бульварного жанра: призраки, игра, подмигивающая с карты старуха; не значит ли это. что занимательный сюжет и философская глубина — вещи, вполне совместные?

Во-первых, о бульварности этих примет говорить рано: они были приметами вполне серьезной, элитарной романтической литературы, еще далеко не девальвированной в бульварщину. Так, и «Робинзон Крузо», и романы Вальтера Скотта были серьезной литературой и лишь потом стали детским чтением; судьба всех произведений, оттуживших свой срок, — быть уцененными, если только им не посчастливится получить репутацию шедевров, которая изолирует их золотой рамкой от историко-литературного контекста. Во- вторых и в главных: философская глубина сплошь и рядом не содержится в тексте произведения, а примысливается к нему читателями-современниками и особенно потомками. Пушкин отнюдь не предлагает читателю видеть в «Пиковой даме» философскую ши историко-психологическую притчу, он рассказывает свою повесть как занимательное происшествие и только, интонация его — сторонняя, часто ироническая.

Примысливание вечных философских проблем (вечными каждая эпоха считает, как известно, только свои проблемы) постигает именно те произведения, которые исторической случайностью признаны шедеврами, вырваны из контекста и этим отданы на произвол непредвиденного потребителя, — так называемый золотой фонд мировой классики. Выбор их определяется, повторяю, только исторической случайностью...

«Гамлет» ничуть не более предрасполагает к философскому осмыслению, чем любая другая трагедия шекспировской эпохи. Доказательство относительности таких канонизаций — бесконечные ниспровержения литературных кумиров и утверждение новых (или забытых старых).^{2}

Валентин Непомнящий: — ...Рационализм или расчетливость Германна — это не психологическая черта, это способ мышления... И отсюда тот инфернальный ужас, который исходит от фигуры Германна. И не зря он уподоблен и Мефистофелю, и Наполеону, это все реалии того мира, того набора, где все можно высчитать, рассчитать и предвидеть, если умеешь складывать и вычитать... Фундаментальная черта европейского сознания — одиночество перед непостижимым роком, перед некой условной силой. В сущности, это довольно варварское сознание, языческое, то есть суеверное. Это у нас сейчас пышно расцвело — все эти колдуны, гадалки, предсказатели; это естественно: люди, лишенные вообще какой бы то ни было веры, кидаются в суеверие.

И вот это расчетливое. небескорыстное и одновременно суеверное сознание сталкивается с универсумом, с непостижимым, таинственным, не им созданным миром, пытается что-то просчитать и выгадать и терпит в результате крах — не выдерживает, наступает безумие. Мир целостен и неделим, а сознание это дискретно, частично и характеру этого мира чуждо. Вот это для меня и есть один из самых равных смыслов «Пиковой дамы» — катастрофичность безрелигиозного сознания.

К Германну, молодому мужчине, военному инженеру, возвращается архаическое суеверие. Есть замечательная работа у Лотмана: европейская цивилизация XVIII века (да и у нас тоже) была чрезвычайно увлечена проблемами рока, судьбы, счастливого случая, успеха, и все это пошло в литературу. Поскольку Небо было ликвидировано, пришло суеверие.

...В «Пиковой даме» действительно поставлены гигантские проблемы, экзистенциальные для человечества. Потому что тот тупик, в который уперся Германн, — тупик безумия, он в глобальном масштабе осуществился с нами. Это настоящее безумие.^{3}

Борис Гребенщиков: — ...Относительно возможных трактовок «Пиковой дамы». Я не могу не вспомнить всем уже осточертевшее, но верное, по-моему, замечание Пикассо. Он не понимал, почему все пытаются понять его картины. Почему никто не хочет понять, как растет дерево. Вот растет дерево. Хорошо. Вас радует? Радует. Вот и картина. Есть она? Вас радует? Ну и хорошо. То же самое с Пушкиным. Есть «Пиковая дама». Отличная вещь. И она работает. На своем уровне. Она действует. Есть, конечно, и интересные игры с их разбором и анализом. Но это все же игры.^{4}

А. Пушкин, «Пиковая дама»

— Вы можете, — продолжал Германн, — составить счастье моей жизни, и оно ничего не будет вам стоить: я знаю, что вы можете угадать три карты сряду...

Германн остановился. Графиня, казалось, поняла, чего от нее требовали; казалось, она искала слов для своего ответа.

— Это была шутка, — сказала она наконец, — клянусь вам! Это была шутка! •

¹ М.Алексеев. «Пушкин*. Л- Наука, 1972.

² Журнал «Другие берега». № I за 1992 год.

³ Журнал «Другие берега». N? 1 за 1992 год.

⁴ Журнал «Другие берега». N° I за 1992 год.

ЦИФРЫ ЗНАЮТ ВСЕ

У народа, у языкотворца

Разноязычие человечества остается и в конце двадцатого века величайшей загадкой. И это длится со времен сооружения Вавилонской башни. Многие задаются вопросом: а сколько же их, разных языков Земли? Считается, что их около шести тысяч, а пятнадцать веков назад было десять тысяч. Однако есть интересные данные о числе «отпрысков» мирового языка — английского.

В период колониальной Британской империи он распространился почти повсеместно, на нем говорят отдельные лица и целые континенты. Но большинству пользующихся им довольно далеко до королевского и даже народного. Вот и приходится местным жителям — аборигенам и заезжим морякам — на территории бывших колоний довольствоваться упрощенными вариантами английской речи, обычно называемыми пиджин, креольским или просто матросским наречием. И здесь существует такая цифра (по последним данным Лондонского университета): их насчитывается более пятисот с числом говорящих (лучше сказать, объясняющихся при помощи такого минимума) свыше ста миллионов человек.

Удивительно ли, что в Лондоне, ставшем столицей Англии еще при династии Тюдоров, а с образованием в 1714 году Соединенного Королевства — столицей самой империи, где никогда не заходило солнце, люди говорят на двухстах семидесяти пяти языках. Чем не современный Вавилон?

Рейтинг жертв прогресса

Сюда входят только источники опасности для жизни от индустриализации всех сфер человеческой деятельности. На первом месте этого перечня, составленного в США в расчете на душу населения, стоит, разумеется, автомобиль — «конь» современного американца. Риск попасть в аварию и не выйти из нее живым составляет три на десять в минус четвертой степени. Затем на порядок величины ниже следуют: падение с высоты, пожары и сильные ожоги, неумение плавать и выдерживать холодную воду, отравление химикалиями и токсичными веществами, неисцелимые огнестрельные ранения по неосторожности, травмы при работе на станочном оборудовании. Еще в десять раз реже в США такие инциденты: на водном транспорте, на воздушном транспорте (с небольшим уменьшением), от падения тяжелых предметов на человека, удар электрического тока, железнодорожные аварии. Наконец, крайне редко (десять случаев на сто миллионов жителей) происходит поражение молнией.

Рекордно низкий уровень летальных исходов вызывающе демонстрирует... пугающая всех радиация (а когда-то первые ученые- атомщики брали голыми руками уран). Так, в расчете на сто реакторов риск для жизни равен всего два на десять в минус десятой степени. Зто в сто тысяч раз меньше, чем для всех прочих причин в рейтинге, и в миллион — от риска автокатастрофы. Берегитесь автомобиля!

Коллаж Ю. Сарафанова

Миры профессора Толкина

Сергей Алексеев

Инкпинги

(По материалам «Биографии Толкина» Х.Карпентера)

Даже формально клуб «Инклинги» нельзя считать чисто литературным. И входили в него не только литераторы (даже — не столько литераторы), и содержание клубных бесед оказывалось порой столь же теологическим, сколь и литературным. И все же в Великобритании этот клуб полагают литературным. Почему? По конечному результату, надо думать. Все-таки членами его были не кто-нибудь — Джон Рональд Толкин и Клайв Льюис. По правде говоря, почти вся история «Инклингов» являет собой историю отношений этих двух великих англичан.

Вначале, как известно, было Слово. С него и мы начнем.

Слово «Inkling» достаточно многозначно, чтобы послужить прекрасным названием для британского клуба. Во- первых, оно буквально переводится как «намек», что уже само по себе содержит некоторый элемент неоднозначности. Во-вторых, это слово можно рассматривать как производное от существительного Ink (чернила);тогда слово «инклинги» переводится примерно как «из чернильного рода»: намек на род занятий (не профессию?) части членов клуба — той самой, которая и принесла в конечном счете клубу всемирную славу.

Название — хорошо, но мало. Клуб — это еще и люди, его составляющие. Их может быть сколько угодно. Но начало клубу обычно дают те, кто в силах, во-первых, предложить привлекательную клубную идею, а во-вторых, способны сами ее воплощать (во всяком случае, на первых порах), наглядно демонстрируя свою идею окружающим, из которых потом и формируется клуб. Зачинателей обычно бывает мало.

Начало было чисто студенческим, и основал клуб студент — некто Тэнджи Лин, учившийся водном изоксфоряских колледжей. Клуб Лина (основанный в 1931 году) был обычным литературным клубом. На его заседаниях разбирались недописанные сочинения, но вскоре Лин окончил колледж, вышел из клуба, и, вероятно, «Инклинги» канули бы в безвестность, если бы постоянными членами клуба не стали тогдашние университетские преподаватели, в будущем всемирно известные писатели — Льюис и Толкин. И первую скрипку играл Льюис.

Не то чтобы я хотел умалить роль Тол кина. Напротив — его как писателя я ставлю много выше Льюиса, к тому же мое мнение поддерживается сотнями миллионов читателей. Совсем недавно в Англии были опубликованы данные, согласно которым Толкин вошел в первую пятерку самых издаваемых авторов в мире, — и это через двадцать пять лет после смерти и через сорок четыре после издания его главного произведения, «Властелина Колец». Но из песни слова не выкинешь: у «Инклингов» Льюис был самым главным, а Толкин — почти самым главным. Впрочем, и в клубе, и вне его они оставались неразлучными друзьями, и в их отношениях не было ни малейшего намека на превосходство одного над другим.

Эти двое казались полной противоположностью друг другу. Льюис был сыном белфастскою поверенного, из протестантской семьи (североирландские протестанты, как известно, самые-самые). Он откровенно признавался, что питает предубеждение к католикам, кем Толкин, собственно, и являлся. Мало того: в те времена в Английском отделении университета в Оксфорде существовало два лагеря, «литературный» и «филологический», которые находились в весьма натянутых отношениях. Были тому и личные причины, но главное — при составлении учебных планов эти две группировки становились откровенными конкурентами в борьбе за количество лекционных и семинарских часов. Льюис был из «литературного» лагеря, Толкин же принадлежал к «филологам». Льюис слыл поклонником туризма, часто хаживал в пешие походы — Толкин. не будучи полным домоседом, походам все же предпочитал прогулки. Льюис был убежденным холостяком и оставался таковым в течение всего инклинговского периода — Толкин и тогда, и до конца своих дней являл собой образеи семьянина.

Не удивительно, что при первой личной встрече (в 1926 году) эти двое отнеслись друг к другу безо всякой приязни. В своем дневнике Льюис написал про Толкина так: «Гладенький, бледненький, подвижный человечек». Справедливости ради надо отметить, что чуть ниже Льюис охарактеризовал своего будущего друга не самым плохим образом: «В нем ничего вредного нет. Его бы только подкормить, что ли».

Но было у Льюиса и Толкина и нечто очень сходное — «клубность», желание и способность объединять других по интересам. И еще было кое-что: жажда творческого общения.

Дружба началась, видимо, с общего увлечения Севером. В юности Льюис подпал под очарование скандинавской мифологии, и, когда обнаружил в лице Толкина еще одного поклонника чудес Эдды и запутанной легенды о Вельсунгах, стало ясно, что общего у этих двоих, на самом деле, немало. Последовали регулярные встречи в комнатах Льюиса в колледже Магдалины. Друзьям случалось засиживаться допоздна за беседой о богах Асгарда.

Второй темой для разговоров была религия. С определенного времени Льюис проповедовал агностицизм. Точнее, он говорил, что наибольший восторг у него вызывает не христианская, а языческая мифология, хотя вообще-то по наклонностям Льюис был медиевистом. В двадцатые годы, когда Льюис перебивался случайными заработками научного руководителя, он не был сверх меры загружен работой и имел достаточно времени для размышлений. Он пришел к тому, что назвал «новым взглядом», то есть к убеждению, что христианский «миф» содержит в себе правду в той степени, в какой большинство людей способно ее понять, а к 1926 году пошел еще дальше и сделал вывод, что его поиск истоков того, что он называл Радостью, был поиском Бога. Вскоре Льюису стало ясно, что Бога надо или принять, или отвергнуть. На этом они и сошлись с Толкиным.

Человека с мощным интеллектом и тем не менее убежденного христианина — вот какого собеседника обрел Льюис. В то время они проводили друг с другом долгие часы. Толкин, как правило, покоился в одном из простых льюисовских кресел в центре большой гостинной своего друга в Новом здании колледжа Магдалины, а Льюис, зажав в тяжелом кулаке чубук, окутанный облаком дыма, ходил туда-сюда, разговаривая или слушая; иногда он внезапно разворачивался и восклицал: «Distinguo{¹ Здесь: вето, (лат.)}, Толлере, distinguo!», — если собеседник, также окутанный табачным дымом, делал слишком уж огульные замечания. Льюис спорил, но все более убеждался, что в вопросах веры Толкин прав, и к лету 1929 года стал проповедовать деизм, то есть веру в Бога без соблюдения религиозных обрядов. Но христианином Льюис все еще не был.

Обычно дискуссии велись по понедельникам с утра, и, побеседовав час- другой, друзья шли в близлежащую пивную «Восточные ворота». Но в субботу 19 сентября 1931 года Льюис и Толкин встретились вечером. Льюис предложил товарищу отужинать в колледже Магдалины. Был приглашен еще один гость, Хьюго Дайсон, которого Толкин знал с 1919 года по Эксетеровскому колледжу. В то время Дайсон читал лекции по английской литературе в Редингском университете и часто наезжал в Оксфорд. Он был христианином, и притом весьма изощренным в спорах. После ужина все трое вышли погулять.

Ночь выдалась ненастной. Они шагали по Эддисон Уолк, рассуждая о значениях мифов. Хотя Льюис в то время уже верил в Бога, он еще не понимал роли Христа в христианской религии, а также смысла Распятия и Воскресения, — и хотел постичь, как он позднее выразился в письме к другу, «каким образом жизнь и смерть Кого-то Там (кто бы Он ни был) две тысячи лет тому назад могут помочь нам здесь и сейчас — если не считать того, что нам может помочь Его пример».

Ночь уходила, и тем временем Толкин и Дайсон доказывали собеседнику, что отыскивать значение в мифе нет никакой необходимости. В языческой мифологии Льюиса всегда глубоко трогала концепция принесения в жертву. Идея о смерти и воскресении божества неизменно поражала его воображение с той поры, как он прочитал легенду о скандинавском боге Бальдре. И от Евангелия, по словам собеседников, Льюис напрасно требует чего-то еще, пытаясь выяснить, что именно означает евангельский миф. Ведь коль скоро Льюис так высоко оценивает идею принесения в жертву, воплощенную в мифе, разве не может он оценить по достоинству правдивый рассказ?

«Но мифы лгут, — возражал Льюис, — хотя это и посеребренная ложь».

«Нет, они не лгут», — отвечал Толкин. И, указывая на большие деревья Магдален Гров и на их ветви, гнущиеся под ветром, он начал объяснять.

«Ты называешь дерево деревом, — сказал он, — и более не думаешь об этом слове. Но оно не было «деревом», пока кто-то не дал ему такого имени. Ты называешь звезду звездой и говоришь, что это всего лишь шар из материи, который движется по рассчитанной орбите. Но это только ты так видишь звезду. Называя и описывая вещи подобным образом, ты всего-навсего сам придумываешь для них названия. И так же как речь — изобретение слов, называющих объекты или идеи, миф — изобретенный язык для рассказа о правде.

Мы все сотворены Богом, и потому неизбежно, что мифы, которые нами плетутся, хоть и содержат ошибки, все же позволяют нам увидеть и мелкие брызги истинного света, той извечной истины, что от Бога. Поистине, лишь созидая мифы и превращаясь тем самым во «вторичного творца», лишь выдумывая легенды, Человек может надеяться достичь того совершенства, какое он знал до своего Падения. Мифы, быть может, не слишком хорошие лоцманы, но они ведут, пусть даже кружным путем, в гавань истины, тогда как материалистический «прогресс» тянет в зияющую бездну и к Железной Короне зла».

Веру в унаследованную свыше правду мифологии Толкин поставил в центр своей писательской философии. Это кредо лежит в основе его «Сильмариллиона».

Льюис выслушал, как Дайсон другими словами подтвердил сказанное Толки ным, и произнес: «Вы хотите сказать, что история Христа — это просто истинный миф, воздействующий на нас, как и любой другой, но притом миф, который случился на самом деле? В таком случае я начинаю понимать».

Двенадцатью днями позже Льюис написал своему другу Артуру Гривзу: «Я только что перешел от веры в Бога к осознанной вере в Христа — в христианство. Долгий ночной разговор с Дайсоном и Толкиным подтолкнул меня к этому».

Именно так, на мой взгляд, и был сделан еще один шаг на пути к созданию того клуба, который впоследствии прославился под именем «Инклинги».

Льюис и Толкин продолжали часто встречаться. Толкин вслух читал другу отрывки из «Сильмариллиона», и Льюис уговаривал поднажать и закончить вещь. Позднее Толкин говорил о Льюисе так: «Я перед ним в неоплатном долгу и вовсе не по причине какого-то «влияния», как это обычно понимают, а из-за той мошной поддержки, какую он оказывал мне. В течение долгого времени он был моей публикой. Лишь он один убеждал меня в том, что моя писанина может быть чем- то большим, нежели обычное хобби».

Эти-то трое (хотя, я полагаю, Дайсон все же играл несколько подчиненную роль) и продолжили, казалось бы, обреченное дело «Инклингов».

Вообще говоря, «Инклинги» были не более (но и не менее) чем просто группой друзей: все — мужчины, христиане, как правило, увлекавшиеся литературой; никакой реальной системы членства в клубе не су шествовало. Некоторые из Инклингов присутствовали на заседаниях клуба более-менее регулярно, другие же были случайными гостями. Льюис являл собою ядро, без которого любое собрание казалось немыслимым. Помимо Льюиса (которого друзья звали Джек) и почти всегда присутствовавшего Толкина (прозывавшегося Толлерс), среди тех, кто посещал собрания клуба до и во время войны, были майор Уоррен Льюис (брат К.С.Льюиса, известен под именем Уорни), Р.Э.Хейуорд (оксфордский врач, лечил домашних Льюиса и Толкина), Хьюго Дайсон и друг Льюиса Оуэн Барфилд (следует, правда, заметить, что, будучи лондонским поверенным, Барфилд бывал на собраниях редко). Позднее к клубу присоединился единственный, кого можно было бы назвать литератором- профессионалом, — Чарльз Уильямс, о котором речь пойдет ниже.

Итак, как видим по составу участников, — вовсе не элитный литературный клуб. В начале тридцатых годов ни один из его членов не был профессиональным писателем. Хотя в юности Толкин возлагал некоторые надежды на доход от издания своих стихов, реальное денежное пополнение оказалось более чем скромным, и на него нельзя было даже существовать, не то что кормиться. Льюис в десятые—двадцатые годы также баловался стихами и тоже без особого результата. Впоследствии, когда и к Толкину, и к Льюису пришел действительный литературный успех (в 1938 — 1945 годах Льюис издал свою «Космическую трилогию», в 1937 году Толкин выпустил «Хоббита»), оба еще долго оставались на преподавательской работе. Иначе говоря, «Инклинги» всегда являли собою классический английский клуб любителей. Как это часто бывает в Англии, любители дали фору профессионалам.

Дело было полностью пущено на самотек. Действительно, трудно представить себе, чтобы еженедельно каждый из Инклингов обязательно приходил на собрание или присылал извинение за вынужденное отсутствие. Тем не менее имелись некоторые постоянные правила. Собирались обычно утром по вторникам в пабе «Орел и дитя» (известном под фамильярным названием «Птичка и малыш»); правда, во время войны, когда пива не хватало, а пивные были заполнены служилым людом, эта традиция не всегда соблюдалась. По четвергам же к девяти часам вечера приходили в большую гостиную Льюиса в колледже Магдалины. Подавался чай, раскуривались трубки, а затем Льюис громогласно вопрошал: «Ну, имеет кто-нибудь что-нибудь нам прочесть?» Кто-нибудь извлекал рукопись и начинал читать вслух. Это могли оказаться стихи, рассказ, глава. Далее следовал разбор: иногда хвалили, порой и ругали, поскольку взаимообожание в клубе не культивировалось. Чтение могло затянуться, а обсуждение в конце концов переходило в беседу общего характера. Иногда разгорались споры. Все собрание завершалось поздно ночью.

В конце тридцатых годов «Инклинги» занимали важное место в жизни Толкина. Его собственный вклад заключался, помимо прочего, в чтении не опубликованного еще в то время «Хоббита». В 1939 гопу, вскоре после начала войны, к группe присоединился еще один человек. Это был Чарльз Уильямс, труды которого, быть может, не слишком известны в нашей стране, — романист, поэт, теолог и критик. Он работал в лондонской конторе издательства «Оксфорд юниверсити пресс», и его вместе с остатком издательского персонала теперьперевели в Оксфорд. Мысли и труды Уильямса к тому времени уже получили признание и известность у определенного (правда, довольно узкого) круга читателей. С особым восторгом воспринимались так называемые духовные боевики — романы, повествующие о мистических и сверхъестественных событиях в мирском обрамлении. Льюис и раньше был знаком с Уильямсом и очень любил его, а с Толкиным они прежде виделись всего один-два раза и теперь быстро почувствовали взаимную симпатию.

Уильямс с его забавной физиономией (полуангельской, полуобезьяньей, как говаривал Льюис) был человеком совершенно не оксфордского стиля: синий костюм, сигарета, прыгающая во рту, свиток гранок под мышкой, завернутый в «Тайм энд Тайд», и вместе с тем — огромное природное обаяние. Двадцать лет спустя Толкин вспоминал: «Мы очень нравились друг другу и с большим удовольствием вели беседы (преимущественно в шутливых тонах)». Однако дальше следовало: «На более высоком уровне нам нечего было друг другу сказать». Возможно, причина подобной оценки крылась отчасти в том, что хотя Уильямс был в восторге от прочитанных на собраниях глав «Властелина Колец», Толкину книги Уильямса (по крайней мере те, что были представлены на заседаниях клуба) казались «совершенно чуждыми, а местами весьма безвкусными и даже смешными». Позднее Толкин писал, что на третьем романе из «Космической трилогии» Льюиса, «Мерзейшая мощь», явственно сказалось «подавляющее воздействие» Уильямса. Быть может, его суждения о самом Уильямсе или о месте его среди Инклингов не вполне объективны.

Нужно заметить, что Толкин сделал немало для поддержки литературных усилий своего друга. По мере написания «Космической трилогии» Льюис читал ее вслух у «Инклингов». Первые две книги заслужили почти полное одобрение Толкина (за исключением нескольких придуманных Льюисом имен). Отчасти благодаря этой поддержке издательство «Бодли Хед» приняло первую книгу трилогии «За пределы Безмолвной планеты» (после того, как два других издательства ее отвергли) и опубликовало в 1938 году. «Переландра» (вторая книга) понравилась Толкину лаже больше, чем первая, но когда Льюис начал читать в кругу Инклингов свою «Мерзейшую мощь» (третью книгу), Толкин заметил: «Похоже, барахло» и не изменил своего мнения даже после более подробного знакомства с рукописью (в чем, может быть, ^сказалась неприязнь Толкина к артуровско- византийской мифологии Чарльза Уильямса). Вдобавок Толкин предполагал, что главный герой трилогии Рэнсон, филолог, вероятно, местами списан с него самого. В 1944 году он писал сыну Кристоферу: «Возможно, в образе филолога там выведен я; некоторые мои воззрения и мысли льюисифицированы в романе».

Итак, приезд Уильямса в Оксфорд положил начало третьей стадии дружбы Толкина с Льюисом: легкого охлаждения со стороны первого, чего второй, по всей видимости, даже не заметил. Но для возникновения определенной напряженности в их отношениях была еще одна, более тонкая причина — растущая популярность Льюиса как проповедника христианства. Толкин, так много сделавший для возвращения своего друга к Христу, всегда сожалел, что Льюис не стал католиком, а вместо этого начал посещать местную англиканскую церковь, вернувшись таким образом к религии своего детства. К англиканской церкви Толкин относился с глубоким предубеждением, которое распространялось порой даже на церковные здания. Он говорил, что не может без скорби смотреть на прекрасные строения, которые по праву должны были бы принадлежать католической церкви, а ныне перестали служить ей. Когда Льюис опубликовал «Кружной путь, или Возвращение паломника», прозаическую аллегорию о своем обращении, Толкин предположил, что в названии книги присутствует ирония. Он сказал: «Льюис желает возвратиться. Не войти в христианство через новую дверь, а возвратиться через старую: уж если он вновь принимает христианскую веру, то заодно принимает или опять пробуждает в себе все предрассудки, что так старательно вкладывались ему в голову в детстве и юности. Он хочет стать снова североирландским протестантом».

В середине сороковых годов, когда Льюис получил немалую известность («По нам, так даже слишком широкую», — заметил Толкин) благодаря своим христианским сочинениям «Страдание» и «Письма Баламута», Толкин не совсем лестно назвал своего товарища «геологом для всех». Тем не менее они оставались почти неразлучными друзьями.

Сильный удар нанесла «Инклингам» смерть Чарльза Уильямса в 1945 году. А у Толки на к тому времени пошла громадная но объему работа над «Властелином Колец»: речь велась уже об окончании романа и, главное, о его проверке и выверке. «Властелин Колец» был читан у «Инклингов» (разумеется, по частям) и принят превосходно. Хотя Льюис и не считал книгу полностью свободной от недостатков (особенно ему не нравились встроенные в текст стихи), именно он давал роману наивосторженнейшие устные и письменные отзывы. Но мне кажется, что работа над «Властелином Колец» сыграла определенную роль в распаде «Инклингов» — слишком уж много усилий потребовала эта книга от автора.

В 1949 году Льюис написал первую часть прославленных «Хроник Нарнии» — «Лев, Колдунья и платяной шкаф». Хотя Тол кин отнесся к этому произведению крайне пренебрежительно, издатели (а позднее читатели) приняли книгу весьма благосклонно. А вот университетские дела Льюиса шли откровенно неважно — его забаллотировали на должность профессора. Весьма вероятно, причиной тому был литературный успех: в Оксфорде такое не поощрялось. Позднее Льюис писал Толкину, советуясь с ним о возможности публикации в «Тайм энд Тайд» своего одобрительного отзыва на первую часть «Властелина Колец»: «Даже если и вы, и издатель оба согласны с моим мнением, подумайте хорошенько, стоит ли его использовать. Меня сильно и очень даже сильно не любят, и мое имя может принести вам больше вреда, чем пользы». Так оно, кстати, впоследствии и вышло.

В 1954 году ради профессиональной карьеры Льюис был вынужден уехать в Кембридж, и это скорее всего послужило главной причиной распада «Инклингов». Слишком уж могучей личностью был Льюис, слишком сильным центром притяжения.

Вряд ли здесь уместны глубокие рассуждения остепени литературного влияния Инклингов друг на друга. Мне кажется, влияние Инклингов друг на друга скорее духовного плана. Разумеется, мысли и воззрения (не литературный стиль!) переходили от одного из Инклингов к другому. Они и сами это сознавали. Поддержка и одобрение — вот чего всегда не хватало и Льюису, и Толкину, и именно это они получали в клубе. И еще того более клуб создавал атмосферу творчества. Не будем забывать, что в тот период обе будущие знаменитости зарабатывали свой хлеб преподавательской работой, не очень-то денежной. И как раз «Инклинги» позволяли им чувствовать себя «вторичными творцами», теми, кто в подражание Господу создает свои миры. Оба сознавали, что эти миры вторичны по отношению к творению Господа, но процесс их создания и для Толкина, и для Льюиса был уж точно первичен. А человеку, создающему нечто новое, всегда хочется, чтобы кто-нибудь другой увидел его творение и сказал, что это хорошо.

«Инклинги» давали и Льюису, и Толкину такую возможность. •

Дж.Р.Р.Толкин

Тайный порок

(Печатается в сокращении)

Лекция Дж.Р.Р.Толкина, в свое время получившая название «Тайный порок», необычна. По мнению сына Толкина Кристофера, это скорее всего единственный случай, когда «воображаемый мир» Толкина был во плоти представлен «академическому миру» Оксфорда, что произошло в 1931 году, за шесть лет до первого издания «Хоббита».

В конце лекции Толкин предлагает вниманию своих слушателей стихи, написанные на «воображаемых языках», — еще довольно далеких, но очень красивых предшественниках эльфийских языков Квенйа и Сицдарин «Сильмариллиона» и «Властелина Колец». Поскольку уже ко времени выхода в свет «Властелина Колец» Толкин изменил и переработал практически всю лексику и грамматику этих языков, примеры эльфийских языков 1931 года в настоящей публикации лекции не приводятся. Но одно из стихотворений — «Последний Ковчег» — Толкин спустя много лет переписал заново, используя тот вариант языка Квенйа, который встречается и на страницах повести о Войне Кольца, и в более поздних черновиках «Сильмариллиона». Именно эта версия «Последнего Ковчега» дана в завершение лекции.

Моя сегодняшняя тема весьма щекотлива. В самом деле: я намерен не более и не менее как прилюдно открыть свой тайный порок. Если б у меня хватило дерзости сразу обратиться к подобной теме, я мог бы назвать свою лекцию Словом о Новом Искусстве или Новой Игре Однако, располагая определенными сведениями, полученными случайно, а также некоторыми мучительными признаниями, я имею серьезные основания подозревать. что этот порок, хоть и тайный, довольно распространен; во всяком случае, первые шаги по такому пути делали очень многие люди, причем независимо друг от друга.

Но те, кто ему подвержен, как правило, столь застенчивы, что даже друг с другом редко делятся плодами своих трудов, и потому не знают, кто из них гениальный игрок, а кто — великолепный «примитивист», и чьи отвергнутые миром труды, хранящиеся в ящиках письменных столов, могли бы за баснословную цену приобрести американские музеи — в грядущем, когда такое «искусство» наконец получит признание. Хотя вряд ли. конечно, признание будет всеобщим: слишком медленная и трудоемкая это игра; не думаю, что даже самый пылкий се поборник сумеет за всю свою жизнь создать более одного настоящего шедевра, да еще, может быть, нескольких блестящих набросков и черновиков в дополнение к нему.

Никогда не забуду одного маленького, ростом меньше меня человечка, чье имя стерлось из моей памяти: случайно он приоткрыл свою страсть, томясь от скуки в сырой и грязной палатке, где стояли дощатые столы, смердело прогорклым бараньим жиром, в палатке, куда тесно набились продрогшие и по большей части приунывшие человеческие создания. Мы слушали какую-то лекцию — не то по чтению карт, не то по походной гигиене, не то по искусству проткнуть человека штыком, не испытывая угрызений совести; вернее сказать, мы старались не слушать, хотя у армейских лекторов, как правило, совершенно исключительный голос, равно как и язык. И тут мой сосед вдруг сонно и мечтательно произнес: «Да, пожалуй, я выражу винительный падеж префиксом!»

Задумайтесь только, какие великолепные слова! «Я выражу винительный падеж». Превосходно! Не «винительным падеж выражается», не неуклюжее «винительный падеж, как правило, бывает выражен», не суровое «как вам известно, винительный падеж выражается таким-то способом». Нет, ничего подобного! Взамен — явственная оценка различных возможностей перед тем, как сделать выбор и принять окончательное решение в пользу дерзкого и необычного префикса, настолько личное, настолько притягательное; окончательный выбор некоего элемента в узоре, который до этого никак не желал складываться. Никаких низменных рассуждений о «практичности», «доступности» для «современного ума» — лишь вопрос вкуса, удовлетворение личным пристрастиям, личное ощущение полного соответствия.

Он произнес эти слова и улыбнулся — и в улыбке его была величайшая радость, словно у поэта или художника, который вдруг понял, как можно исправить в своем творении прежде никак не удававшийся штрих. Правда, я должен заметить, что маленький человечек оказался необычайно скрытным. Я так и не сумел выведать другие подробности его тайной грамматики; обстоятельства войны очень скоро разлучили нас. И все же, думаю, я не ошибся: тот странный солдат, который стал еще более робким с тех пор, как нечаянно выдал свою тайну, в унынии и убожестве так называемой походной жизни развлекал и подбадривал себя тем. что создавал язык, личную систему и симфонию, которой никто больше, кроме него, не мог ни выучить, ни услышать. Как далеко продвинулся он в своих трудах, я не знаю. Быть может, его разорвало в клочья в тот самый миг, когда он остановился на каком-нибудь особенно соблазнительном способе выражения сослагательного наклонения... Увы, войны не способствуют таким развлечениям.

Но тот маленький человечек был не единственным, кто когда-либо практиковался в создании языков. Вероятно, среди таких людей должна существовать тайная иерархия. Не знаю, где именно на иерархической лестнице было место маленького человечка. Полагаю, где-то очень высоко. Мне же довелось наблюдать за работой других мастеров, освоивших лишь некоторые низшие ступени этого искусства. Я знал двоих людей — двое это уже само по себе редкостный феномен, — которые создали язык, именовавшийся «анималик» («животный язык»), поскольку он почти целиком состоял из английских названий зверей, птиц и рыб, и бегло разговаривали на своем языке к вящему смущению окружающих. Одна фраза застряла у меня в памяти: «Собака соловей дятел сорок», что означало: «Ты — осел» («You are ап ass»). Как видите, в высшей степени примитивно: конечно, двое, о которых я говорил, были маленькими детьми и, повзрослев немного, стали облекать свои творения в более сложные формы. Но я не намерен анализировать «детские языки», хотя они и представляют собой интересный материал для исследования: можно показать их формальное родство со сленгом, арго, жаргонами, бытующими среди низов общества, а также связь «детских языков» с играми и многим другим, что, возможно, имеет определенное отношение к чисто лингвистическому предмету моей лекции. Но сейчас разговор не о том.

Разумеется, лингвистический элемент можно порой отыскать даже в ребяческих играх. Однако разница — признак, по которому всегда можно отличить образчики искусственного языка, о которых я веду речь, от того, что остается за пределами моего внимания, — думается мне, состоит вот в чем. Для жаргона изначальная связь между звучанием и значением слова не слишком важна — жаргоны не художественны. Жаргоны «практичны» — они служат нуждам людей, желающих ограничить понимание слов определенными рамками, которые можно более-менее оценить и контролировать, и дают возможность забавляться подобным ограничением. Они служат нуждам тайных, отверженных и гонимых сообществ или нелепому стремлению создать видимость своей принадлежности к такому сообществу. Средства, которыми достигается практичность жаргонов, грубы; как правило, их выбирают наугад подростки иди примитивные личности, не искушенные в сложном искусстве создания языков, зачастую мало к нему способные или вовсе не интересующиеся языками.

Конечно, я не стал бы сейчас цитировать «детские» фразы на анималике, если б не понял еще в те времена, что его создатели вовсе не стремились к сохранению тайны. Всякий, кто бы ни пожелал, мог выучить их язык. Они говорили на этом языке отнюдь не ради того, чтобы озадачить иди обмануть взрослых. И вот здесь мы наконец обнаруживаем нечто новое. Оказывается, что в данном случае радость доставляет вовсе не принадлежность к тайному сообществу, не посвященность в тайну. Что же тогда? Я полагаю, использование — причем исключительно ради собственного удовольствия и развлечения — лингвистических способностей, которыми дети так щедро одарены и которые проявляются в полной мере, коша они учат новые языки.

Лингвистический дар — способность к созиданию так называемых членораздельных звуков — имеется у всех людей: каждый из нас выучил по меньшей мере один язык с чисто практической целью. И у некоторых этот дар развит лучше, что приводит к появлению не только полиглотов, но и поэтов, тех, кто поглощает, как гурман, лингвистические ароматы, кто изучает и использует языки, кто находит удовольствие в подобном занятии. И кроме того, этот дар связан с более высоким искусством, о котором я сейчас и веду речь и которому, пожалуй, следовало бы именно сейчас дать определение. Вот искусство, для которого воистину жизнь недостаточно длинна: созидание воображаемых языков, причем сугубо или в основном с целью порадовать или развлечь самого создателя или возможного критика, если таковой появится.

Однако я несколько отвлекся и предвосхитил конец лекции, в то время как, развивая свою тему, намеревался медленно и постепенно продвигаться от самых примитивных способов создания языков ко все более высоким ступеням этого искусства.

Мне довелось познакомиться с несколько более изящными творениями, нежели анималик. Подходящий пример следующей стадии развития подобного искусства — творение одного из тех, кто входил в содружество говорящих на анималике: новый язык, называвшийся невбош, или «Новая Чушь». К сожалению, сейчас я могу вспомнить только один довольно глупый связный фрагмент на невбоше:

Dar fys та vel gom со pah «hoc

Pys go iskili far maino woe?

Pro si go fys do roc de

Do cat ym maino bode

De volt fac soc ma taimful gyrocl»

Вот что в первую очередь представляется мне интересным: что происходит, коша человек принимается придумывать «новые слова» (группы звуков) для выражения старых значений? Ведь создание такого рода «новых слов», по всей видимости, продолжается даже в современных традиционных языках — к вящему отчаянию этимологии, которая, как правило, полагает, или, во всяком случае, привыкла полагать, что подобное творчество осталось в глубоком прошлом.

Конечно, в традиционных языках «новые слова» возникают не слишком часто. Их появление ограничено строгими рамками традиции или связано с другими лингвистическими процессами. Создание «новых слов» происходит главным образом за счет модификации уже существующих звуковых групп для приведения их в «соответствие» с тем или иным значением (неважно, что мы не знаем, как правило, в чем это «соответствие» состоит) или даже модификации смысла слов для приведения его в «соответствие» с их звучанием. И в том, и в другом случае получаются «новые слова» — поскольку «слово» есть Группа звуков, на данный момент более или менее устойчивая, плюс соединенное с ней значение, более или менее определенное само по себе и однозначно связанное со звучанием-символом. Да, именно так «новые слова» создаются — но не возникают на пустом месте. В историческом языке, естественный он или искусственный, слова никогда не творятся из ничего.

Невбош, само собой, недалеко ушел от английского, то есть родного естественного языка. Значения его слов, порой даже их связь с определенным звучанием, даже унаследованная и случайная путаница значений, их уровень и пределы — те же, что и в — английском. Do — это английское to , предлог, который ставится при инфинитиве. Pro — это four, то есть «четыре» и союз for. И так далее. Как видите, совершенно не о чем говорить. Но почему были выбраны именно эти нетрадиционные звуковые группы, заменившие традиционные (связанные со значением), как полные эквиваленты?

Очевидно, что «фонетические предпочтения» авторов невбоша — художественное самовыражение, достигающееся средствами фонетики, — все-таки еще не играли здесь значительной роли: давление родного языка задержало невбош почти на стадии «кода». Да и влияние изучаемых языков — или, поскольку все языки изучаются, лучше сказать, «школьных языков» — в невбоше. увы. слишком хорошо заметно. Так, roc/rogo «спрашивать»; go/ego «я»; gom/homo «человек»; pal/parler «говорить»; taim/timeo «страх», и гак далее. Но вот, скажем, странное слово iskill «возможно». Откуда оно могло взяться? Я помню также слово lint, «быстрый, умный, шустрый» — интересный пример, поскольку мне хорошо известно: эта форма вошла в словарь невбоша потому, что связь звучания lint и значения, которое должно было выражать это слово, доставляла создателям удовольствие.

Вообще говоря, лишь подобное удовольствие, полученное от «лингвистического творчества», ощущение свободы от неизбежных рамок, которыми ограничены изобретатели в традиционных областях, только и может привлечь наше внимание к этим примитивным фрагментам.

Несомненно, главный источник удовольствия — созерцание связи между звучанием и значением Можно отметить, что сродни этому— величайшее наслаждение, какое иногда получает человек при знакомстве с поэзией или изысканной прозой на иностранном языке, который он либо только-только начинает постигать, либо уже достаточно хорошо знает. Разумеется, ни одним мертвым языком нельзя овладеть, как родным: никто никогда не сумеет ни постичь до конца смысловой стороны мертвого языка, ни в полной мере понять, как изменялись значения его слов со временем. Но тем, кто изучает мертвые языки, дана взамен этого необыкновенная свежесть восприятия формы слов. Поэтому даже в кривом зеркале нашего невежества в вопросах произношения мы, возможно, способны именно через форму слов различить великолепие, скажем, древнегреческого языка Гомера гораздо яснее, чем его современники, хотя многие другие элементы поэзии при этом, должно быть, ускользнут от нашего внимания.

Да, именно утонченность формы слова должна появиться на следующей после все еще примитивного невбоша стадии. К несчастью, все, что находится выше этой второй ступени, сложно подкреплять примерами, поскольку именно здесь бурный поток лингвистических игр, как правило, уходит под землю. Большинство одержимых, наигравшись, оставляют это занятие вугоду другим, всеобъемлющим интересам: одни переходят к поэзии, прозе, живописи; иные предаются более безыскусному времяпрепровождению (крикет, моделизм и тому подобные забавы), третьих одолевают повседневные заботы и хлопоты. Те немногие, которые все еще продолжают идти вперед, становятся скрытными, стыдятся того, что тратят драгоценное время на личные удовольствия, и прячут от мира плоды своих трудов. Да и вообще это хобби не слишком выгодное: нельзя получить приз, выиграть состязание (пока), смастерить рождественский подарок для тетушки (как правило, добиться стипендии, чьей-то дружбы или признания. Подобное занятие — как поэзия — вступает в противоречие с исполнением всевозможных обязанностей и вызывает угрызения совести, ибо оно занимает время, которое надлежит посвящать поискам хлеба насущного, саморекламе и продвижению по службе.

Видимо, все это послужит мне некоторым оправданием, поскольку теперь я буду все больше и больше говорить о себе.

Наффарский язык — следующая ступень, которую я хочу вам представить, — мое личное творение, созданное в тс времена, коша занятия невбошем подходили к концу В нафф'арском нашли свое воплощение некоторые мои личные пристрастия, направляемые, что неизбежно, теми или иными случайно приобретенными знаниями, но появившиеся, вообще говоря, отнюдь не в процессе учебы. Наффарская фонетическая система сильно упрощена и не схожа с фонетикой родного, то есть английского языка, разве что не включает в себя совершенно чуждых английскому языку звуков. Имеется также грамматика: средства ее выбраны опять-таки согласно моим собственным вкусам.

Вот небольшой фрагмент по-наффарски:

. О Nqffarinos сшб vu navru cangor

. luttos ca vbtta, tcuranar

. dana maga tierce, vru encb vbnfarta

. once ya menta vuna maxi ambmen

Если на время забыть о воздействии родного английского языка, то можно заметить в наффарском влияние испанского и латыни, что проявилось и в выборе звуков и звукосочетаний, и в обшей форме наффарских слон Однако эго не мешает выражению индивидуального вкуса: в те годы я был знаком также с французским, немецким и греческим, но эти языки при создании наффарского не использовались или почти не использовались; а вот кое-какие мои фонетические пристрастия дали о себе знать, правда, главным образом через неприятие некоторых характерных английских звуков (w, th, sh, j). Позволить себе подпасть под влияние того или иного языка — это уже вполне очевидный личный выбор создателя. Наффарский определенно являет собою продукт «романского» периода. Ну и, пожалуй, хватит о нем на сегодня.

Отныне вам придется прошатъ мне безраздельный эгоцентризм. Все последующие примеры я вынужден буду заимствовать исключительно из личного опыта. Маленький человек, интересовавшийся способами выражения связей между словами, открыл мне слишком мало для того, чтобы я мог рассказывать о его трудах. А я бы хотел показать вам, какое удовольствие может доставить это захватывающее, очень домашнее, личное, многoipaH ное искусство, равно как и предоставить повод к дальнейшим дискуссиям (более содержательным, нежели обсуждение вопроса о том, в своем ли уме люди, практикующие подобное хобби).

Я предложу вашему вниманию по крайней мере один язык, который, по мнению или, скорее, по ощущению его создателя, достиг высшей степени совершенства, воплощенного как в абстрактной красоте слов, так и в изысканности связей между их звучанием и значением, не говоря уже о филигранной грамматике и о гипотетическом историческом фоне (ибо в конце концов создатель языка понимает, что ему необходим исторический фон — и для того, чтобы отдельные слова обрели нужную форму, и для того, чтобы все творение в целом казалось связным и непротиворечивым). Кроме того, я полагаю, что для создания совершенного воображаемого языка нужно хотя бы в общих чертах разработать сопутствующую ему мифологию. Не только потому, что любые поэтические примеры должны принадлежать некой традиции, более или менее развернутой, но и потому, что созидание языка и сотворение мифологии — изначально взаимосвязанные и протекающие одновременно процессы; чтобы придать индивидуальность своему языку, его нужно ввести в ткань определенной мифологии: индивидуальной, но не вступающей в противоречие с общими принципами человеческого мифотворчества, — точно так же, как и звучание слов, характерное для вашего языка, должно оставаться в пределах естественной человеческой и даже, наверное, европейской фонетики. А кроме того, истинно и другое: создавая язык, вы неизбежно получите мифологию.

Но вернемся собственно к языку: лично меня здесь больше всего интересуют, наверное, форма слова как таковая и взаимосвязь звучания слова с его значением (так называемое фонетическое соответствие). Мне всегда хочется постараться понять, если только такое возможно, что в этом единстве смысла и символа традиционно, а что — следствие личных склонностей и пристрастий, то есть личного лингвистического нрава, который, как я смею предположить, имеется у каждого человека.

Конечно, есть и другие любопытные задачи, которыми может заниматься творец воображаемых языков. Например, чисто филологические (это работа, необходимая при создании языка, но увлекательная и сама по себе): скажем, на псевдоисторическом фоне проследить происхождение того или иного слова от его более древних форм (о которых имеется некоторое обшее представление); или же, постулировав определенные тенденции развития языка, выяснить, как изменится форма его слов с течением времени. Или можно решать грамматические и логические — то есть более абстрактные — задачи: к примеру, почти или вовсе не утруждая себя ни фонетикой, ни фонетическими соответствиями, заняться классификацией лексики и разрабатывать разные простые, изящные и эффективные способы установления связей между словами. В этом случае иногда удается создать новый, порой замечательно действенный метод — правда, из-за того, что ваши далекие предки повсеместно и столь долгое время занимались теми же экспериментами, вам вряд ли удастся придумать что-нибудь совершенно новое, такое, что прежде не встречалось никогда и нигде; но это не должно вас тревожить. Ведь вам даже далеко не всегда доведется об этом узнать; и уж, в любом случае, вы, действуя намеренно и сознательно, а потому более прозорливо, обретете тот же творческий опыт, какой был достоянием многих безымянных гениев, изобретателей виртуозно подобранных элементов традиционных языков, которые впоследствии стали использовать (зачастую грубо и невпопад) их менее одаренные сородичи.

Теперь, полагаю, что, невзирая на некоторую неловкость, мне более невозможно оттягивать явление на свет плодов моего усердного труда — лучшего из того, что я сумел сотворить, работая в краткие часы досуга, урывками. Прекрасные фонологические системы, пылящиеся в ящиках письменного стола, сложные и при том столь радующие мою душу, — источник того немногого, что мне известно о разработке фонетической структуры языка, соответствующей моим личным вкусам, — вряд ли будут вам интересны. Поэтому я хочу предложить вашему вниманию стихи — стихи, написанные на языке, который воплотил в себе и в то же время закрепил мои личные склонности. Язык подобен мифологии: вначале создатель творит мифологию по своему вкусу, а после она сама начинает направлять его воображение и берет своего создателя в плен.

Последний Ковчег

Man kenuva farm kirya	Кто увидит белый корабль.
mutima hrestaUo кига	покидающий последний берег,
і fairi nuke	неясных призраков
ringa sbmaryasse	в холодном лоне его,
ve maiwi yaimie?	плачущих, как чайки?
Man tiruva fbna kirya,	Кто будет смотреть на белый корабль,
mi worin wilwa,	бабочку, бьющую
ear-keiumassen	в кипении морей
гбтаіпеп elvie\	крыльями, подобными звездам,
earfalastala,	на бурлящее море,
winga hlöpula,	на летящую пену,
rbmar sisнlala,	на сияющие крылья,
кбlе fifнrula?	на умирающий свет?

Man hlaruva rüvea swe	Кто услышит ветер, шумящий.
ve tauri lillassie,	как многолистные леса,
ninqiu karkuryarra	белые рифы, рычащие
isilme ilkalasse,	в свете луны мерцающей.
isilme pHkaiasse,	в свете луны меркнущей,
isilme lantalasse,	в свете луны падающей,
ve loikolhkuma;	похожей на свечу мертвых,
raumo nurrua,	ревущую бурю,
undurnc гътс?	колышащуюся бездну?
Man kenuva lumbor ahosta,	Кто увидит собирающиеся тучи,
Menel akunc	небо, клонящееся
ruxal' ambonnarf	к рушащимся холмам.
earamortala.	вздымающееся море.
undume Ибкаїа,	разверзающуюся бездну.
enwina 1ъте	древнюю тьму,
elenillorpella	из-за звезд
talta-taltala	падающую
atalantearnimlonnar	на павшие башни?
Man tiruva гбкіпа kirya	Кто будет смотреть на разбитый корабль
ondolisse morne	на черных камнях
nu fanyare rькknа.	под растерзанным небом.
аnarръёаtihta	на блеклое солнце, скользящее
axorilkalannar	по белеющим костям
miitim' auresse?	в последний день?
Man kenuva mutim'andbne?	Кто увидит последний закат?

Деревья легенд

В легендах говорится, что благословенные земли Валинора на Западе мира — дом всех живых созданий, какие только есть либо когда-то были на свете, кроме злых тварей Врага; и что там жили даже такие создания, каких никогда не видели в Срединных Землях и теперь, наверное, никогда не увидят, ибо мир изменился. Но в древности некоторые из этих трав, цветов и деревьев росли на дугах и в лесах смертных земель и оставили о себе память в преданиях.

Записывая легенды Трех Эпох Арды, Толкин назвал эльфийские имена многих деревьев и трав. Он однажды заметил: «Я очень ясно, во всех подробностях представляю себе пейзаж и то, что принадлежит природе, и совсем не так ясно — веши, созданные трудом чьих-то рук».

Величайшим из чудес были Два Древа Валинора, явленные в мир песней Йаванны, Королевы Земли. «У одного листья были темно-зеленые сверху, а снизу сияли, как серебро; с бессчетных цветов его струился росою серебряный свет, и на земле под ним играли тени трепещущей листвы. Другая одета была нежной зеленью, словно только что распустившийся бук, и листья ее по краям отливали золотом. Грозди цветов, как языки желтого пламени, колыхались на ее ветвях; каждый цветок ее напоминал сияющий poi; из которого лился на землю золотой дождь; тепло и великий свет исходили от этого цветущего древа... За семь часов сияние каждого из дерев набирало полную силу и постепенно угасало, но за час до того, как одно древо гасло, другое вновь пробуждалось к жизни. И дважды в день в Валиноре наступало тихое время покоя и нежного сияния, час, когда оба древа едва мерцали, сливая свои золотые и серебряные лучи». Серебряное Древо было старшим; в легендах «Сильмариллиона» говорится, что в Валиноре его называли Тельперион, Сильпион и Нинквелоге, а на языке Синдарин — Галатилион, Силиврос, Келеборн и Нимлот. Образ Тельпериона, изваянный Королем Туртоном в 1ондолине, звали Белыгиль. Золотое же Древо именовали Лаурелин, Малиналда и Кулуриэн, а на Синдарин — Галадлориэль, Глевеллин, Л легален и Мельтинорн; ее образ в Гондол и не звали Гпингал. Толкин пишет, что цветы Тельпериона походили на очень большие, невыразимо прекрасные соцветия вишни, а кисти Лаурелин — на цветы лабурнума, или золотого дождя.

Больше всего Эльфы, жившие в Валиноре на холме Туна, любили Серебряное Древо, и потому Йаванна создала и подарила им дерево, во всем подобное меньшему образу Тельпериона, но только не дававшее своего света; на языке Синдарин имя ему было Галатилион Младший. Его саженцы во множестве росли в эльфийских землях Валинора, а один саженец, названный Келеборн. вырос на эльфийском острове Тол Эрессэа. От семени Серебряного Древа Эрессэа родился Нимлот, Белое Древо Нуменора, чьи потомки цвели в Гондсре при дворе Королей.

В свое время Эльфы привезли с Тол Эрессэа в Нуменор многие вечнозеленые благоуханные дерева: «ойолайре и лайрелоссе, йаваннамире с круглыми алыми плодами, нессамельда, вардарианна и таниквеласее». Нуменорские морестранники, уходившие в плавания к берегам Срединных Земель, по обычаю всегда укрепляли на носу корабля «Ветвь Возвращения» — вечнозеленую ветвь ойолайре с блестящими листьями, благоухающими на морском ветру. В легендах о Нуменоре упоминается также дерево лауринкве, «названное так за длинные грозди желтых цветов», и лаваралда, дерево с продолговатыми зелеными листьями, золотистыми снизу, «блестящими, как солнечные блики на волнах», и бледно-желтыми цветами, «густо усеикающими ветви. подобно снегу, освещенному солнцем»: тонкий аромат этих цветов дарил сердцу мир и покой.

С гибелью Нуменора все его деревья были навеки утрачены для мира смертных, но золотые дерева малинорни, чьи плоды привез в Срединные Земли нуменорский Король Тар-Аддарион, прижились и к востоку от Великого Моря. Меллюрн звались они на языке Синдарин. «Их ветви были раскидисты, как у бука, хотя ствол никогда не раздваивался, но поднимался одной колонной, одетый гладкой и серебристой корой. Листья, похожие на буковые, только больше, светло-зеленые сверху' и серебристые снизу, сверкали на солнце: к зиме они обращались неярким золотом, но опадали лишь по весне, когда на ветвях появлялись золотые соцветия, подобные кистям вишни. Дерево стояло в цвету все лето; но едва открывались бутоны, листва опадала, и до самой осени под золотистой сенью рощ малинорни у подножий серебристых колонн лежали золотые ковры». Плодом дерева малинорне был орех с серебристой скорлупой.

В Срединных Землях меллюрн долгое время росли только в хранимом эльфийском краю Лориэна; и там же, на холме Керин Амрот, росли и другие эльфийские деревья со снежно-белой корой. После Войны Кольца один маллорн, родившийся из лориэнското плода, вырос у Хоббитов в Шире.

В Гондоре, в землях, принадлежащих Королям Людей, можно было увидеть величественное дерево кулумадца с темными листьями и алыми цветами (такие деревья окружали Поле Кормаллен) и прекрасное дерево лебетрон, о котором рассказывали, что если сделать посох из его черной древесины, тот, кто уйдет в путь с таким посохом, не пропадет в глуши и всегда возвратится назад.

Странные, невиданные деревья высились в сердце Леса Фангорн: вечнозеленые деревья с темными блестящими листьями, похожими на листву падуба, но без колючек. Прямо от самой земли, от корней начинались ветви. Во «Властелине Колец» Фангорн описан весной, когда на ветвях этих деревьев поднимаются «свечки» соцветий с бутонами оливкового цвета; к сожалению. Толкин не сказал, как называются такие деревья. •

Наталья ПРОХОРОВА

МОЗАИКА

«Горло чайника»

Так называется один из водопадов на второй по величине реке Китая — Хуанхэ. На границе между провинциями Шаньси и Шэньси есть место, где друг против друга стоят горы, образуя Цзинь-Шэньское ущелье. На среднем его участке шириной около четырехсот метров потоки воды внезапно падают с сорокаметрового уступа. Вот это место и называется «Горло чайника».

В 1996 году в Пекине водопаду была посвящена даже выставка фотографий, привлекшая внимание многих зрителей.

На иллюстрациях два снимка профессионального фотографа Хуэй Хуайцзе: 1. Ледяные водопады, 2. В «горле чайника».

И завода не жалко

Тюльпаны, завезенные в свое время в Голландию из Турции, произвели среди садоводов сенсацию, которая породила безумное увлечение этими цветами, известное под названием «тюльпаномания». Эту манию всячески поддерживали и раздували ловкие спекулянты, наживавшие на цветах и луковицах громадные барыши. Тюльпаномания свирепствовала и во Франции. Один пивовар из города Лилля отдал за луковицу нового выведенного сорта тюльпана... большой пивоваренный завод со всеми запасами сырья и готового пива.

Не для гурманов

Кто не любит насыпать в тарелку с борщом или каким-нибудь другим кушаньем мелко нарезанный укропчик или петрушку! А вот в Древнем Египте или Древней Греции это никому бы не пришло в голову. Там из листьев петрушки плели венки и надевали их на голову в знак печали. Петрушка считалась символом горя. Сельдерей, напротив, считался растением веселым, праздничным. Его листьями древние греки украшали свои жилища в дни празднеств. Победителям на состязаниях иногда надевали на головы венки сельдерея. Карфагеняне разводили сельдерей в своих садах наравне с красивыми садовыми растениями.

Секрет чистоты

Мы уже давно привыкли к виду голубей, восседающих на головах великих людей. Ну, конечно, речь идет не о живых людях, а о памятниках с извечными потеками голубиного помета.

Но есть один памятник, пока единственный в мире, на который голуби не садятся, хотя всю площадь вокруг памятника они покрывают прямо-таки сплошным ковром. Это памятник выдающемуся политику сэру Уинстону Черчиллю, а секрет его чистоты объясняется тем, что голова и плечи сэра Уинстона покрыты множеством мельчайших игл.

Мороз — лучший помощник в работе

Президент одной из американских компьютерных компаний Алан Лэмбрин нашел прекрасный способ повысить эффективность работы «высшего эшелона» своих сотрудников. Когда главам отделов необходимо принять важное решение, он приглашает их на совещание в специальную холодильную камеру размером семь на девять метров, где температура ниже нуля. Сидят они на блоках льда в обычных костюмах. Ничего удивительного, что никто не тратит время на пустую болтовню, сведение счетов и протокол. На решение самых важных вопросов хватает 10-15 минут. С тех пор как на директорском этаже появился ледяной кабинет, прибыль компании утроилась.

К такому необычному ведению дел Алан Лэмбрин пришел после того, как однажды зимой в зале заседаний вышла вдруг из строя система отопления. Все так стремились поскорее оттуда выбраться, что решили проблемы буквально за пару минут. Что ж, еще одно подтверждение народной мудрости: все дела лучше решать на холодную голову.

День комара

Три года подряд проводился в Финляндии День комара, который стал не только традиционным, но и самым веселым. Устраивались шутливые конкурсы комаробойцев, когда за определенное время надо было уничтожить большее, чем соперники, количество летающих насекомых.

Однако в этом году праздник оказался под угрозой. То ли всех комаров перебили за предыдущие годы, то ли они просто перестали баловать своим посещением страны Скандинавии. В общем, виновников торжества оказалось в этом году мало.

Не забавы ради

Если Нильс из сказки Сельмы Лагерлеф летал нагусях, то французский зоолог Кристиан Муллек парит рядом с ними. Для этого у него есть дельтаплан с моторчиком, которого лапчатые не боятся: они даже позволяют ученому гладить себя в полете. Делается это не забавы ради, а в интересах науки. Став свидетелем появления на свет трех гусят, Кристиан решил проследить их развитие шаг за шагом. Взмах за взмахом крыльев ему тоже захотелось понаблюдать, и пришлось осваивать летательный аппарат.

«В каких пространствах мы живем?» — тема этого номера, посвященная многообразию окружающего нас мира.

На четвертой странице обложки иллюстрация А. Добрицина.

Оглавление

Знание-сила 1998 № 06(852)

Кавер-стори

В поисках смысла

ВО ВСЕМ МИРЕ

Хождение за наукой

Сенсация! «Да будет... вещество!»

Неисчерпаемая механика

ТЕМА НОМЕРА

  В каких пространствах мы живем?

  Этот трехмерный, четырехмерный, многомерный мир...

  Куда мы идем сквозь научные дебри?

  Пространство и время в человеческих измерениях

Увидеть ее лицо

ВО ВСЕМ МИРЕ

Непостоянная Земля

Когда земля вздрагивает

На лесенке

Пчелы • Управляют размножением • Умеют считать • Видят в темноте

ВОЛШЕБНЫЙ ФОНАРЬ

Психотерапевта вызывали?

ВО ВСЕМ МИРЕ

Осторожно: стресс

Этот мир придуман вами

Ума не приложу

Почерк в поисках объяснения и понимания

ЦИФРЫ ЗНАЮТ ВСЕ

Образ твой...

ВО ВСЕМ МИРЕ

ЗА СЕМЬЮ ПЕЧАТЯМИ

Московский Сен-Жермен, или работник комиссариата иностранных дел — глава тайного мистического ордена

ПОНЕМНОГУ О МНОГОМ

Отсвет «Пиковой дамы»

ЦИФРЫ ЗНАЮТ ВСЕ

Миры профессора Толкина

Инкпинги

Тайный порок

Деревья легенд

МОЗАИКА