Адам Смит «О богатстве народов» [Патрик Дж О’Рурк] (fb2) читать постранично, страница - 3

очевидный, но почему-то он не пришел на ум никому из ученых теоретиков до Адама Смита. Принцип разделения труда был в ходу чуть ли не с начала времен. Когда первородный Адам трудился в поте лица, а Ева занималась пряжей — ну разве это не то самое разделение? Женщины страдают родовыми муками, в то время как их мужья потеют в поле или, скажем, болтаются по окрестным лесам, добывая пропитание.

Однако библейского Адама не считают первым философом, открывшим, что разделение является сущностной характеристикой труда, а проще говоря — что где есть труд, там будет и его разделение, а вот Адама Смита можно по праву назвать первым, кто осознал значение, смысл и далеко идущие следствия использования принципа разделения труда. Фактически Адам Смит изобрел сам термин «разделение труда» в том смысле, в каком мы понимаем его сейчас.

Какой-нибудь щуплый тип, наделенный технической фантазией, затачивает копья. Храбрый олух-здоровяк идет с копьем на мамонта. А третий, одаренный тонкой душевной организацией и художественными наклонностями, рисует все это на стенах пещеры. Один делает одно, другой — другое, но все они заинтересованы в одном и том же.

Отсюда и возникла торговля. Теоретически торговля может быть хорошим делом, по крайней мере, в ее сути нет ничего, что бы этому противоречило. Но торговля такая, какой мы ее знаем, и порой она может быть чрезвычайно эффективной в том виде, в каком есть. Торговля — это факт.

По мнению Адама Смита, свободная торговля взаимовыгодна по определению. У одного есть что-то, но он хочет получить нечто другое, в то время как это другое есть у того, кому нужно первое. Но такие сделки могут быть весьма неразумными. Созерцание пещерных рисунков не стоит трехсот фунтов мамонтятины. Выгода может быть, по случаю, односторонней. И вот наш бедный художник месяцами набивает пузо до отвала, в то время как храбрый олух, став меценатом нового искусства стоит, завороженный, в пещере Ласко… А как же тот хитрый точильщик копий? Уж он-то наверняка отхватил свой кусок. А впрочем, какое наше дело? Уверен, они прекрасно справились без нас.

Почему разбор простых принципов Адама Смита это не разбор его жизнеописания.

В общеисторическом масштабе неприкосновенность фактов личной жизни — идея из разряда новинок. Поэтому, разумеется, как и все то, во что нам заказано совать нос, чужая личная жизнь представляется нам чрезвычайно интересной. Но у современников Адама Смита истории частной жизни вовсе не вызывали такого повышенного спроса, и раз уж эта книга посвящена ему как мыслителю, она написана по-старомодному: сначала — идеи, потом — их автор. Адам Смит внес значительный вклад в построение мира, где среди высших ценностей стоят индивидуальность, независимость и самореализация личности, но его идеи не были порождены таким миром. Он принадлежал иной традиции мысли, более отвлеченной, в которой главной ценностью был не человек, но наука как таковая.

Если идеи кого-то из наших современников потрясают весь мир, мы хотим знать об этом человеке все. Джулия Чайлд прославилась на весь мир своими кулинарными рецептами. Как вы полагаете, она развивала свой талант, черпая из сокровищницы мировой кулинарной мысли? Или это мама открыла ей секрет толстого, сочного омлета с кусочками сыра и канадским беконом? (Ну, и моя мама готовила что-то подобное, я, помнится, отдавал это тайком собаке.) Какие аспекты природы питания, психологии и экспериментального познания открыли нам идеи Джулии Чайлд? Очень странные вопросы — подумаете вы. Но в былые времена идеи зарождались в лоне других идей, и одна школа мысли порождала другую. Мыслители не мыслили о самих себе, и их аудитория не мыслила о мыслителях как таковых. Все были заняты отвлеченными идеями. Дугалд Стюарт, первым написавший и опубликовавший в 1858 году биографию Адама Смита, снабдил свое необычайно краткое изложение комментарием о том, что «история жизни философа может содержать лишь немногим более, чем история его мысли».

Другая причина, по которой рассуждения Адама Смита разбираются здесь прежде его жизнеописания — то, что сама его жизнь была, в противоположность современным знаменитостям, куда менее насыщена событиями, но более богата интеллектуально и более интересна в этом смысле. Он был академиком, далеким от радикальных настроений. Придерживался компромиссных, умеренно-реформистских политических взглядов, можно было бы сказать — близких либеральной партии вигов, если бы Смит был вообще был заинтересован участием в политической жизни. Со временем он пополнил число правительственных бюрократов. Однако, несмотря на все это, нечто особенное, и по-своему революционное в его мысли — я бы описал это настроение смитовской излюбленной фразой «нашего дела это не касается» («It’s none of our business») — в конце концов перевернет саму основу той системы власти, которую политические и религиозные авторитеты возводили и укрепляли тысячелетиями. Есть страны, в которых эта мысль уже сработала, где