Крысы [Рене Блек] (fb2) читать постранично, страница - 3

выходит из узкого прохода, она в новой шляпке, на которую после смерти свекра повязала креп, и в нитяных перчатках.

На улице она останавливается и кричит: «Франсуаза!..»

В доме напротив особняка в четвертом этаже открывается окно.

Белокурая головка, мягкий голос откликается:

— К вечеру подушка будет готова.

Жак замечает ясные глаза, алый рот. Нежные руки закрывают окно. Молодому человеку хотелось бы знать, что делается за белой занавеской; потом ему вдруг делается стыдно за свое любопытство, за ту невинную радость, которую вызвало в нем это свежее, но банальное видение.

Жаку хочется прогнать видение, он ищет на ковре следы помоста, смотрит на поврежденное распятие. Туманный образ возникает у него перед глазами; он думает о женских губах, Он задевает за доспехи, ощущает холодок стали.

Он один. Вернется ли к нему живой образ дяди, не взирая на гроб, катафалк, пастора? Он хочет сосредоточиться на мыслях о дяде; занавеска на узком конце слегка колыхнулась и постепенно затихла.

III 

На окна падают хлопья снега, потом тают. Капельками скатываются со стекол. Рама дрожит от ветра. Дождя не будет, — серые облака проносятся слишком быстро. 

Франсуаза подымает голову и опускает руки на подушку. В доме напротив на крыше оторвался лист цинка: при каждом порыве ветра он подымается и откалывает куски шифера. Серые обломки летят по узкой улице и исчезают.

Франсуаза вышивает кота серебром по черному бархату. Она кончает глаз. Делает стежок зеленым шелком в зрачке прищуренного глаза. Пока что кот еще кривой. Но у него уже есть усы — четыре длинных волоска.

Когда Франсуаза проводит рукой но бархату, на нем остается отпечаток ладони.

Девушка с детства любит снег. Он напоминает голубой клетчатый фартук, потрепанное короткое пальто (то пальто, что мать надевала к первому причастию Жанны, старшей двоюродной сестры) и накатанный лед на площади перед школой. Она вспоминает грязную и скользкую полоску льда около истоптанного снега, белизну кругом, девчонок, запускающих друг в друга снежками, и снова узкую накатанную полоску льда и опьянение от головокружительной безудержной быстроты движения. Когда отец возвращался домой, он бил ее. Бил часто, почти всегда без всякой причины. Зато и она его не любила и, когда он умер, почувствовала облегчение. А ведь между ними было сходство: светлые волосы, большие голубые глаза. Он был переплетчиком и любил книги, по всему предпочитал вино. Он напивался каждый вечер и бил дочку, которая искала защиты у матери. Они запирались вдвоем на кухне, и там, около лампы, девочка засыпала над книжкой с картинками, размазав слезы по розовым щекам и улыбаясь во сне, а мать пела. Мать пела, чтобы не плакать; у нее хватало выдержки на то, чтобы скрыть свое горе, но не на то, чтобы защитить себя или оказать сопротивление. В Франсуазе была вся ее жизнь. И когда отец уже храпел, в тиши заснувшего дома, у стола, заставленного грязными тарелками, создавался мир грез, куда пряталась Франсуаза.

Под искусными руками девочки рождались ожерелья, такие же, как у принцесс в книгах. Она любила сказочных принцесс в великолепных одеяниях, они снились ей по ночам, и ее клетчатый фартучек без труда превращался в придворную мантию. Теперь она вышивает в той же квартирке.

Покрытый кремовой кружевной дорожкой буфет, который украшают китайские вазы, выигранные на ярмарке, приобретен не ею. Отец купил столовую в тот год, когда пытался вести трезвую жизнь. Она сидит на стуле с кожаным сиденьем и принимается за второй глаз. Теперь кот уже не кривой; он приоткрыл серебряные веки.

Снег на крышах растаял; по старым черепицам особняка Сардеров стекает вода.

Франсуаза забывает о снеге, о своих детских грезах, о портрете умершего брата, сделанном ею карандашом несколько лет тому назад, о манекене с роскошным бюстом, о дубовом полированной мебели, которая ей не нравится. Она знает, что в нескольких шагах от нее, в старом доме с закрытыми ставнями, умер человек и что вчера из широко распахнутых ворот выехал катафалк; копыта лошадей долго стучали по мостовой. Сегодня дом, верно, опустел. Она как-то встретила графа Сардера, когда ходила за нитками в галантерейную лавочку. Ей показалось, что граф — высокий и худой старик — горбился больше, чем обычно, и что под глазами, пожалуй, слишком светлыми, у него темные круги.

«Повесился у распятия» — рассказывала' мадам Фессар.

Машинально она поднимает голову, смотрит в угол; там нет ничего, только кукла, которую неделю тому назад, в ночь под рождество, она выиграла в «Театральной пивной». Она была тогда в сильно декольтированном платье, в том самом, что с таким трудом скроила и сшила. Она столько танцевала и в таком возбуждении, бокал за бокалом, пила шампанское, которым угощал ее сын доктора, что ей стало весело, до того весело, что захотелось кричать тут же при всех этих сплетшихся парах, которые теснились при ярком электрическом свете между мраморными столиками,