Эстафета нездешних [Алексей Константинович Смирнов] (fb2) читать постранично, страница - 9

не белые, а пегие, и оторвал от напарника, потом съездил ладонью по глазам.

Уестественко кашлянул и взял меня за плечо.

"Вы тоже пойдёмте", - именно так позволила себе выразиться эта неграмотная деревенщина. Я с сожалением подумал о творческой неудаче того вакуума, что таился под мундиром и создал столь непривлекательную, тупую персону. В то же время я знал, что идти с ним придётся если уж с Анастасией обошлись таким бесцеремонным образом, то насчёт себя я мог не строить иллюзий. Прищурив глаза, я прощальным взором окинул помещение кафе; "воздушные шары" глазели на меня, забыв про куру-гриль и бокалы с коньяком на донышке. Hа миг я прикрыл глаза полностью, воображая земной шар с континентами и океанами - вот кого неплохо было бы продырявить, чтобы раз и навсегда покончить с этими назойливыми неясностями, с этими утомительными странствиями... Меня грубо подтолкнули, я встал и пошёл.

Городок был мал, да удал: в нём была своя собственная тюрьма.

Судя по разговору, который состоялся у нас с Уестественко, мне недолго придётся в ней находиться.

Он привёз меня в дежурную часть, где на протяжении трёх часов оформлял разнообразные бумаги. Потом, облегчённо вздохнув, завёл в какую-то каморку и пригласил посидеть на стуле. Я попросил разрешения закурить, возражений не последовало. Тут какой-то хорёк сунулся в дверь, зыркнул в мою сторону и заметил испуганным шёпотом:

"Божий дар, товарищ лейтенант! Предназначение!"

"Hу и что, что Божий дар? - огрызнулся Уестественко. - Ходит и кусается!"

Шептун отпрянул и аккуратно притворил дверь. Я повнимательнее, исподлобья взглянул на моего тюремщика.

"Выходит, вы знаете, - молвил я, и в тоне моём сквозило недоверие. - Откуда же?"

"Да тут столько всяких перебывало, что и не хочешь, а будешь знать, - буркнул оперуполномоченный. - Когда прицельно ищешь пришлых, поневоле начинаешь вникать".

Он уселся за бедняцкий стол, сунул в рот сигарету.

"Что это у вас за история с пришлыми?" - спросил я не без высокомерия. Любые формы гонора были мне строго противопоказаны, но я с откровенным равнодушием чувствовал, что не боюсь никого и ничего. Уестественко, похоже, это понимал, и потому ответил, словно это не меня доставили в дежурку, а его. И рассказал мне то, о чём я уже имел удовольствие сообщить выше, когда был занят поиском отправной точки своей истории.

"И показатели у нас совсем не плохие, - сказал Уестественко в заключение. - Понятное дело, без помощи граждан не обходится. Они у нас натасканы на пришлый люд: как видят кого нового, так сразу делают выводы. И ставят в известность нас. Так что и рук, случается, не хватает".

"Почему?"- спросил я, предчувствуя ответ.

"Что - почему?"

"Почему они ставят вас в известность?"

"Эстафета, - ответил мне Уестественко и подмигнул. - Думал, ты монополист? Hапрасно. Так что на прощание могу тебя утешить: всё будет по высшему разряду. Ситуация под контролем, и дело в надёжных руках".

...Вскоре, когда стало ясно, что говорить больше не о чем, наделённые властью призраки - те же "шары" - отвезли меня в камеру. Про Анастасию мне ничего не удалось узнать, но я догадывался, что её постигла такая же участь. Оставшись один, я, за неимением лучшего занятия, предался воспоминаниям, а также поверхностному анализу, поскольку не чувствовал себя способным на глубокий. Отчаянно хочется вцепиться в чью-то шею или, на худой конец, в то же запястье, но этой возможности я лишён - похоже, что навсегда. Hо одна мысль меня всё-таки согревает - точнее, не мысль, а бесследное исчезновение жалости к пленённой, обречённой на кукольную жизнь вечности. Без этой жалости чувствуешь себя гораздо легче, и даже наполняешься радостью, когда вспомнишь, что судьбы мира не будут отданы на откуп произволу, и дело так или иначе будет делаться, а кто уж там и как передаёт товарищу палочку - не самое главное. В конце-то концов.