Ненависть любви [Адольфо Биой Касарес] (fb2) читать постранично, страница - 5

Высказывание, справедливое и сегодня. Когда наконец мы откажемся от детективов и фантастики и выберемся из этого густо заваренного на вымысле, приправленного тщеславием литературного варева? Когда вернемся к здоровому плутовскому роману и ласкающим взор картинам быта и нравов?

Морской воздух уже проникал через форточку. Я закрыл ее. И уснул.

II

В точности выполнив мою просьбу, проводник разбудил меня в шесть утра. Я произвел несколько торопливых обтираний остатками воды Вильявисенсьо, которую попросил вчера перед сном, принял десять крупинок мышьяка, оделся и отправился в вагон-ресторан. Мой завтрак состоял из фруктов и двух чашек кофе с молоком (не надо забывать, что в поездах подают цейлонский чай). Я пожалел, что лишен возможности объяснить вчерашней супружеской паре, с которой ужинал, некоторые подробности закона об интеллектуальной собственности; они следовали гораздо дальше Салинаса (ныне этот городок носит имя полковника Фаустино Тамбусси) и, без сомнения, одурманенные продуктами аллопатической фармакопеи^[3], посвящали сну эти лучшие часы утреннего солнца, которые, по нашей нерадивости, являются достоянием исключительно сельских жителей.

С опозданием на девятнадцать минут — в семь часов две минуты — поезд прибыл в Салинас. Никто не помог мне вынести чемоданы. Начальник станции — судя по всему, единственный, кто в этом городе не спал, — был слишком поглощен вымениванием детских ивовых серсо у машиниста, чтобы прийти на помощь одинокому путешественнику, не располагающему временем и обремененному багажом. Наконец этот малый закончил свои переговоры с машинистом и направился ко мне. Я незлопамятен и уже приоткрыл было рот для сердечной улыбки, а рука моя потянулась к шляпе, когда начальник станции вдруг повернулся и уперся, как слабоумный, в дверь вагона. Отперев ее, он залез внутрь, и оттуда на перрон стали с грохотом вываливаться клетки с птицами. Я просто задохнулся от возмущения. Я бы с радостью вызвался сам разгрузить клетки с курами, чтобы спасти их от такого насилия, и утешился мыслью, что моим чемоданам повезло гораздо больше.

Я отправился на задний двор, чтобы выяснить, не приехал ли за мной автомобиль из гостиницы. Нет, не приехал. Я решил не откладывая справиться у начальника станции и после недолгих поисков нашел его в зале ожидания.

— Вы что-нибудь ищете? — спросил он.

Я не стал скрывать своего нетерпения:

— Вас.

— Ну так вот он я.

— Я жду машину из отеля «Сентраль», из Приморского Леса.

— Если вас не смущает моя компания, советую посидеть здесь. Тут хоть какое-то движение воздуха. — Он взглянул на часы. — Семь четырнадцать утра, а какая жарища. Помяните мое слово: это кончится бурей.

Он достал из кармана маленький перламутровый перочинный ножик и принялся чистить ногти. Я спросил, долго ли ждать машину из гостиницы.

Он ответил:

— Тут никаких прогнозов дать не могу.

Он полностью погрузился в свое занятие.

— Где здесь почта? — поинтересовался я.

— Идите до водонапорной колонки, это чуть дальше вагонов, которые стоят в тупике. Справа увидите дерево. Там поверните под прямым углом, перейдите дорогу у дома Судейды и идите не останавливаясь до булочной. Красненький домишко и есть почта. — Мой собеседник чертил руками в воздухе подробный план. Чуть погодя он добавил: — Если застанете начальника бодрствующим, с меня причитается.

Я показал ему, где оставил свой багаж, попросил не отпускать без меня гостиничный автомобиль и отправился плутать по этому несносному лабиринту, залитому солнцем.

III

Распорядившись пересылать в отель всю корреспонденцию, какая поступит на мое имя, я несколько приободрился и пустился в обратный путь. Я задержался около колонки, где в результате энергичных усилий мне удалось утолить жажду и смочить себе голову двумя-тремя струйками тепловатой воды, после чего я в задумчивости направился к станции.

Во дворе стоял старенький «рикенбекер», груженный клетками с курами. Сколько же еще ждать гостиничного автомобиля в этом аду?

В зале ожидания я обнаружил начальника станции, беседующего с человеком, наглухо закутанным в плащ. Тот спросил меня:

— Доктор Умберто Уберман?

Я кивнул.

Начальник станции сказал:

— Мы уже грузим ваш багаж.

Эти слова просто осчастливили меня. Без особых трудностей я втиснулся между клетками. Так началось путешествие в Приморский Лес.

Первые пять лиг^[4] дорога представляла собой сплошное болото; достойный похвалы «рикенбекер» ехал медленно и опасливо. Я жаждал моря, подобно греку из «Анабазиса»^[5], однако в воздухе ничто не предвещало близости воды. У водопоя скотный двор тщился укрыться от солнца в бледной тени, отбрасываемой крыльями мельницы. Мои попутчицы волновались в своих клетках.