1814. Царь в Париже [Мари-Пьер Рэй] (fb2) читать постранично, страница - 3

дипломатической точки зрения.

Как следствие, в многочисленных трудах^{15} подробнейшим образом прослеживалось разворачивание военных действий и анализировались причины победы союзников. Во главу угла историки Российской империи обычно ставили решимость царя и отвагу русских солдат, превращая эти два элемента в альфу и омегу победы коалиции над Наполеоном. Куда меньше внимания они придавали национальному антифранцузскому движению, которое развернулось в немецких землях годом раньше и существенно облегчило наступление войск коалиции.

Кроме того, дореволюционные историки часто подчеркивали, что поход на Францию принес больше пользы России, повысив ее международный престиж и значение. Единственную диссонирующую ноту в этот стройный хор голосов, господствовавший среди русских историков французской кампании до самого 1917 года, внес в начале XX века великий князь Николай Михайлович. В биографии Александра I, написанной им в 1912 году^{16}, он указал на огромные потери, материальные и людские, понесенные в той войне, и выразил сомнение в ее оправданности с геополитической точки зрения, начав таким образом дискуссию, которая с тех пор уже не прекращалась.

В советское время взгляд на французский поход изменился. Историки, писавшие в период между двумя мировыми войнами, уже не видели в победе коалиции никакой личной роли Александра I: теперь истинными творцами победы стали русская армия и немецкий народ, массово поднявшийся против французских оккупантов. В то же время, проанализировав конфликт с точки зрения марксистско-ленинской теории — здесь можно упомянуть работы Евгения Викторовича Тарле^{17}, а также последовавших за ним Альберта Захаровича Манфреда и Любомира Григорьевича Бескровного^{18}, — советские историки оценили русскую победу 1814 года негативно: в их глазах, она сводилась к восстановлению старого порядка и «возврату к феодализму», а «Священный Союз», политический и дипломатический альянс между австрийским, прусским и русским монархами, который царь сумел заключить в сентябре 1815 года, выглядел ретроградным и репрессивным. Лишь после победы 1945 года отношение к царю Александру I вновь стало более доброжелательным.

После распада Советского Союза французской кампанией несколько лет не занимались; лишь недавно за ее изучение взялось новое поколение русских историков^{19}. Анализируя военное и геополитическое измерения войны, эти исследователи уделили внимание личности и делам Александра I, а также целям войны, которую Россия вела в 1814 году, тем самым вернувшись к дискуссии, начатой великим князем Николаем Михайловичем в 1912 году: была ли обоснована французская кампания? Отвечала ли она геополитическим и дипломатическим интересам империи? Что являлось целью: повысить личный престиж Александра I? Увеличить международное значение имперской России? Гарантировать безопасность империи, обеспечив полный контроль над Польшей? Или, может быть, цели кампании были политическими: заменить наполеоновскую модель на какой-то иной режим? На все эти вопросы, отнюдь не потерявшие своего значения, пока нет однозначного ответа. Дискуссия продолжается. Мы, в свою очередь, попытаемся внести свой вклад в это коллективное размышление.

Среди массы работ, посвященных кампании 1814 года на Западе, в особенности во Франции, в число которых входят основополагающие труды Адольфа Тьера («История Консульства и Империи»), Альбера Сореля («Европа и Французская революция»), а также Анри Уссея («1814»)^{20}, львиная доля посвящена военным аспектам: какой бы ни была точка зрения отдельных авторов, большинство французских историков стремились доказать, что французская кампания представляла собой блистательнейший шедевр наполеоновской тактики. По их мнению, император французов, вновь обретя свою прежнюю живость и свой военный гений — качества, которых ему столь недоставало в кампании 1812 года, — теперь в полной мере смог проявить свои таланты, одержав несколько прекраснейших своих побед. Что же до союзников, то после катастрофического начала кампании, вызванного их разногласиями, на последнем ее этапе они проявили большие тактические дарования. Отсюда и желание историков сделать упор именно на военные аспекты французской кампании^{21}.

Вместе с тем, каким бы важным ни был чисто военный аспект, сам по себе он не позволяет осознать всю сложность кампании 1814 года, и поэтому многие авторы, и в первую очередь Доминик Ливен и Тьерри Ленц^{22} сделали выбор в пользу более глобального подхода. Дело в том, что, несмотря на свои стратегические таланты, Наполеон быстро оказался в трудном положении, и кампания продлилась недолго: она началась в последние дни 1813