Атаман Альтаира [Алексей Иванович Ракитин] (fb2) читать постранично, страница - 3

знает?

Поскольку парню с записью в удостоверении личности «дискрето аморфо…» полагался поводырь, на переднем сидении автомашины меня дожидался похожий на большую тарелку робот сопровождения.

Я уселся в «гомункулус», робот издал хорошо узнаваемую трель активации, весьма напоминавшую звук сливаемой в унитазе воды, после чего поприветствовал нежным женским контральто:

— Здравствуйте, господин Влади!

— Ага, — простонал я в ответ.

Полагаю, робот сопровождения несказанно бы удивился, заговори я с ним по-человечески. Я решил его не удивлять и просто рыгнул (опилки пыхадорского дерева, однако!). Тарелка поняла всё правильно, искренне пожелала мне доброго здоровья. Что ж, в отличие от планетарного прокурора робот, по крайней мере, был адекватен.

Как я уже упоминал, электромобиль стоял в тормозном «кармане», которыми обязательно оборудуются горные дороги Голубого Пепедука. Когда я выезжал на трассу, мимо меня с ликующим воем промчалась пара оранжевых спасательных вехоциклов — не иначе, как местные аварийщики метнулись на осмотр повреждённого ограждения.

Время шло. Впереди меня ждала масса дел, не то чтобы приятных, но совершенно необходимых. Все чётные из них являлись великими, а нечётные по меньшей мере грандиозными.

Путь до Пертонсвилля я проделал абсолютно спокойно. Попавшаяся навстречу колонна спасательной техники меня нисколько не встревожила, а проплывший над дорогой громадный оранжевый дирижабль с мощной лебёдкой под днищем (тоже спасательная служба!) даже развеселил.

В Пертонсвилле я оставил «гомункулус» в подземном паркинге у вокзала трансконтинентальной монорельсовой дороги и оплатил парковку на год вперёд. Сцепленный с роботом сопровождения легкомысленной цепочкой из невесомого селенитного сталинита я прошествовал в подземный вестибюль вокзала.

Робот-поводырь трендел на всё помещение заунывной сигнализацией, я пускал по бороде слюни, а люди вокруг сноровисто расступались при нашем приближении. На перрон мы вышли буквально за пару минут до появления поезда. Как я и рассчитывал, наше появление не осталось незамеченным зеваками. Дабы лучше запечатлеть в их памяти исторический выход Влади Чпикагурика на перрон пертонсвилльского вокзала, я расстегнул засупонку — хочу помочиться. Робот тут же призвал меня к порядку и даже немного поискрил электрическими разрядами, что вызвало всеобщий восторг. Я сделал одолжение и мочиться не стал, но когда на табло появился красный знак «!», означавший прибытие скоростного состава, я немного попрыгал на ножке и от души покричал «Ы-ы!» Что вы хотите — турист с «дискрето аморфо потенциале…» — это всегда нескучно!

Развлекаясь таким премилым и безобидным манером, я дождался остановки состава и живо погрузился в вагон. Поскольку в поездке, согласно моему сценарию, вовсе не было нужды мочиться, прыгать на одной ножке и кричать «Ы-ы», а можно было спокойно уснуть, я именно так и поступил. Робот-поводырь, ревностно охраняя мой покой, периодически облетал со всех сторон моё кресло, обдавая лицо струёй воздуха. По большому счёту, это было просто замечательно.

За четыре часа монорельсовой дороги я пересёк континент. Конечной остановкой монорельса являлся космодром «Нуэва-сеговия»; название можно перевести как «новая пальма».

В самом бодром расположении духа я и мой тарелкообразный робот покинули поезд. На выходе из вагона я ещё немного попрыгал и покричал — так, сугубо в целях поддержания должного градуса кретинизма.

Поводырь сноровисто вёл меня через толпу. Мы направлялись в зону базирования частных космических кораблей. Робот подавал трендящие сигналы. Я пускал пену изо рта и наступал на ноги всем, кто не успевал убраться с пути. Пару раз дорогу нам пытались заступить полицейские, уж не знаю и зачем! Я не отказал себе в удовольствии рыгнуть и пукнуть одновременно. Это здорово помогло — до нужного места я со своим поводырём добрался меньше чем за четверть часа. Кто представляет себе масштабы космодрома «Нуэва-сеговия» на Голубом Пепедуке, тот поймёт, что это значит.

Документарный контроль много времени не занял. Стоило мне поплевать на стойку бюро и размазать слюну пальцем (робот-поводырь немедля оповестил окружавших о том, что у меня «плевральная эцилохидехия в открытой форме»), как ресепшионист в форменной рубашке моментально потерял ко мне всякий интерес, вернул удостоверение личности и разрешил проход в зону старта.

На автокаре я проехал вдоль длинного ряда космических кораблей. Все они — и аккуратные околопланетные яхты, и мощные межзвёздные челноки — с интервалом в двести метров стояли в бесконечной, исчезавшей за горизонтом шеренге. Их разнокалиберные носы пиками торчали во всегда безоблачное небо космодрома.

«Фунт изюма», заблаговременно оформленный на фамилию легендарного (потому как никому не известного) Влади Чпикагурика, располагался почти в самом конце корабельного ряда. Вкатившись по опущенному пандусу на