Российские самодержцы. Екатерина II. Иван Грозный [Ганс фон Римша] (fb2) читать постранично, страница - 3

характерную и для юной принцессы, и для императрицы — «слушать одно и думать при этом о другом». Равным образом уже тогда проявились некоторые мужские черты ее характера; как заметила ее воспитательница, Фике особенно любила мальчишеские игры. К огорчению своего немецкого учителя музыки, она была не только совершенно немузыкальна, но и абсолютно не понимала музыку — без сомнения, характерный штрих. Камеристка ее матери, баронесса фон Принтцен, которая до отъезда принцессы постоянно ее сопровождала и по праву могла утверждать, что знает Софью как никто другой, характеризовала ее как «обычное явление», как молодую девушку «с серьезным, расчетливым, холодным рассудком», который, однако, «был далек от всего выдающегося, блестящего, а также от всего того, что могло считаться заблуждением, чудачеством и легкомыслием».

Ее молодая, эгоцентричная и слегка авантюристичная мать, как считают позднейшие историки, на благо дочери мало заботилась о ее воспитании и предоставляла ей весьма много свободы. Так что четырнадцатилетняя дочь прусского генерала и принцесса никогда не воспитывалась для той роли, которую она должна была играть в громадной Российской империи, но она оказалась неплохо к этому подготовленной. Что угодно, только не избалованная, привыкшая приспосабливаться к обстоятельствам и при этом полагаться на себя, восприимчивая к новым впечатлениям, но не попадающая наивно и беззащитно в зависимость от них, она имела хотя и скромный, но для тех условий, в которые она попала, вполне достаточный образовательный уровень.

Великая княгиня

До прибытия в Россию с принцессой Софьей обращались как с ребенком, который не должен иметь своего мнения. Ее не спросили, хочет ли она замуж. За нее решали другие.

Все это изменилось после ее приезда в Россию. Теперь дальнейшая судьба Софьи в значительной степени зависела от нее самой. Несмотря на свою молодость будущая самодержица вполне сознавала это.

Она оправдала те ожидания, которые на нее возлагали в России, очень быстро завоевав благосклонность императрицы, успех в придворном обществе и вначале даже симпатии престолонаследника. После того как Софья впервые попала в Россию, больше не было сомнений в том, что она станет женой будущего венценосца.

Уже через полгода после прибытия, 28 июня 1744 года (дата даются по старому русскому стилю), вопреки настойчивым увещеваниям своего отца — убежденного протестанта, она с готовностью и радостью перешла в православие. Во время торжественной церемонии в московской придворной церкви в присутствии императрицы и многих высших сановников империи пятнадцатилетняя принцесса вела себя непринужденно и приняла «громким и ясным голосом и на чистом русском языке, чем повергла в изумление всех присутствующих, православие, не ошибившись ни в одном слове». Согласно тогдашним представлениям, приняв православие, она стала русской и с этих пор она звалась Екатериной Алексеевной.

На следующий день состоялась официальная помолвка с наследником престола. Теперь Екатерина стала великой княгиней Российской империи с титулом «императорское высочество». Поэтому она стояла рангом выше своей матери и на всех официальных церемониях первенствовала пред ней, что вызывало у матери частенько нескрываемую досаду. Бракосочетание состоялось позже чем через год, в августе 1745 года, в Петербурге и было отмечено десятидневным празднеством.

После своего прибытия в Россию Екатерина увидела более чужой мир, чем ожидала. Императрица Елизавета находилась в это время со своим двором в Москве. Поэтому Екатерина безотлагательно выехала в Москву и оставалась там целый год. Из Москвы она вместе с императрицей путешествовала в Киев. Во время этих утомительных путешествий, тепло укутанная, лежа в санях, она не могла много увидеть в этой стране. Ничего не сообщается о важных новых впечатлениях — в том числе и ею самой в ее обычно очень словоохотливых мемуарах. И все же ее пребывание в старой, подлинно русской Москве и еще более старом Киеве, «матери городов русских», перед окончательным переездом в Петербург, без сомнения, было для нее очень важным.

Как она уверяла, будучи уже 42-летней императрицей, в первый же год в России она приняла решение полностью приспособиться к этому новому окружающему миру и не только внешне, сменив веру, но и внутренне стать русской. Согласно ее собственным словам, она «сделала своим принципом нравиться», и в первую очередь нравиться нации и, как она сообщает с некоторым не слишком большим преувеличением, ей «сопутствовал успех в самом полном смысле, без всяких оговорок и в любое время».

Чутье на все полезное лично ей, которое позднее стало ярко выраженной ее чертой, проявилось у нее уже в возрасте 15 лет, как и способность сознательно и без угрызений совести, иногда даже с помощью блефа извлекать для себя пользу при благоприятных обстоятельствах. Инстинктивно она легко нашла путь к сердцам русских тем,