Прогулка (СИ) [Сергей Валериевич Яковенко] (fb2) читать постранично, страница - 2

его ноги: — Я серьёзно, туфли снять нужно.

— Да я как-то… — неуверенно промямлил тот, — Какое вам вообще дело до моих туфель?

Начинало раздражать, что какой-то незнакомый человек, явно моложе его, беспардонно нарушает комфортное времяпровождение. Да, к тому же, ещё и начинает… Нет! Не советовать! Указывать, что ему — Калмыкову — делать! И Калмыков искренне понадеялся, что последняя фраза даст красноречиво понять невоспитанному наглецу, что эта его навязчивость весьма некстати.

— Как хотите, — не меняя жизнерадостного тона, сказал Григорий и, с прежней улыбкой на лице, сбросил с ног собственные кроссовки, затем блаженно откинулся на спинку скамейки, раскинул в стороны руки и с удовольствием выдохнул: — Жизнь прекрасна!

Понимая, что повлиять на пришельца с помощью слов вряд ли удастся, Андрей Семёнович решил пересесть от греха подальше на другую скамейку, но, окинув взглядом парк, в очередной раз испытал раздражение — все посадочные места в поле зрения были заняты. А возвращаться в духоту расплавленных улиц ещё ой как не хотелось. Понимая, что ситуация патовая, Калмыков скривился и посмотрел на непрошеного гостя. Тот продолжал сидеть, раскинув руки, с закрытыми глазами и что-то тихонько напевал себе под нос. Как только взгляд Калмыкова упал на Григория, тот открыл глаза, слегка потянулся всем телом и с неизменной улыбкой уставился на Андрея Семёновича.

— Вот вы сейчас думаете: «Ой, ай! Какой хамоватый молодой человек! Мешает мне отдыхать. Умничает».

От этих слов Калмыков заметно заёрзал задом на скамейке, словно что-то под этим самым задом зашевелилось, и нервно кашлянул.

— Ну, не юлите. Так и есть. А ведь что я сказал? Всего лишь порекомендовал поступить так, как того вы и сами желаете! Ну, признайтесь, вам же нестерпимо хочется разуться и пройтись босиком по прохладной траве. Так что сдерживает?

Григорий выдержал паузу и по-приятельски легонько толкнул Калмыкова локтем в бок.

— Ну же! Все просто! Снял тесные, душные туфли и выдохнул. Всё!

Андрей Семёнович, чувствуя приливающую к лицу кровь, напрягся и посмотрел на босые ноги собеседника, затем огляделся вокруг, понял, что никто на него не глядит и, сам не понимая, как он на это вообще решился, развязал сначала один шнурок, затем другой и лёгким движением стащил туфли с распухших от жары ног. Носки слетели также быстро, и по коже снова поползли мурашки удовольствия. Калмыков вопросительно посмотрел на Григория, как бы спрашивая: «Ну что? Теперь доволен?», а тот в ответ лишь в очередной раз улыбнулся и слегка развёл руками, мол: «Вот видите! Ничего сложного!»

Андрей Семёнович пошевелил пальцам ног, в очередной раз осмотрелся по сторонам и только решил расслабиться, как тот же громкий, назойливый голос сказал:

— Споттинг. Вы знаете, что такое споттинг, Андрей Семёнович?

— Понятия не имею, — тяжело вздыхая, ответил Калмыков.

— Это хобби такое. Суть его заключается в наблюдении и фотографировании самолётов.

— Да? Странное хобби, как по мне.

— На первый взгляд — да. Казалось бы, чего тут интересного? Но если вдуматься… Вот вы, Андрей Семёнович, летали?

— Летал.

— А видели когда-нибудь со стороны, как взлетает, или садится, большой пассажирский лайнер?

— Не помню, — мрачным голосом ответил Калмыков, всем видом давая понять, что ни этот разговор, ни этот собеседник ему не интересны.

— Значит, не видели! Потому что, если бы хоть разочек увидели, на всю жизнь запомнили бы!

И тут произошло нечто, вовсе уж выпадающее за рамки восприятия «нормы» Андрея Семёновича! Григорий вскочил со скамейки, отбежал на несколько метров в сторону пруда, почти до самой кромки воды, расставил руки в стороны и с громким воем «У-у-у-у!» на полусогнутых побежал обратно к лавке. Калмыков сильно занервничал и даже решил, на всякий случай, поджать босые ноги. Он снова огляделся по сторонам, но с удивлением отметил, что, ни странное поведение Григория, ни даже его пронзительное «у-у-у» не привлекло и толики внимания посетителей парка. А, тем временем, странный молодой человек нёсся в его строну, явно имитируя снижающийся лайнер, так как ноги его с каждым шагом подгибались все сильнее и уже перед самой скамейкой, он, вдруг, плавно распластался животом на траве! Калмыков даже позволил себе скудный смешок. Зрелище и в самом деле было впечатляющим. Но не величием снижающегося лайнера, которое, по всей видимости, хотел передать Григорий, а именно своей комичностью.

— Григорий, вам не кажется, что это уже перебор? — голос Калмыкова заметно потеплел, в сравнении с тем, как он обращался к собеседнику до этого.

Тот перевернулся с живота на спину и, не вставая с травы, уставился в голубое небо:

— А что такое перебор? — на этот раз голос Григория был тихим и задумчивым, — Может быть перебор — это выход за рамки приличия? За рамки общепринятого? Нечто не среднее?

— Так и есть.

— Тогда чему вы улыбались только что?

— Вашему поведению, Гриша. Чему же ещё?