В лабиринте из визитов [Дмитрий Алехин] (fb2) читать постранично, страница - 2

Довольно-таки необычных убийств. И необычные они не потому, что убийца один и тот же. И даже не потому, что убийца — дайвер. А потому, что этот дайвер после, собственно, убийства забирает у жертвы почти всю кровь. Уносит с собой. Понятное дело, милиция в тихом шоке, такого они давно не видели. Заинтересовало?

— Да, необычное дело… А почему вы именно меня решили заинтересовать? — мне почему-то захотелось побыть еще немного в отпуске и не вспоминать о всяких кровавых дайверах, — Есть же много сотрудников, которые сейчас не в отпуске…

— Понимаешь ли, Антон — тут есть вероятность… ну это, конечно, всего лишь слухи, хотя и из достаточно достоверных источников, — шеф успокаивающе положил мне руку на плечо, — Что у тебя есть некоторые шансы стать следующей жертвой.

М-да. Не скажу, что бы мне эта новость понравилась… Я все же не обычный человек, и методы борьбы с дайверами у меня есть (благо, опробованы годами), но все равно как-то не по себе стало.

— Так что, как говорится, от судьбы не убежишь. — шеф продолжал развивать мысль, — займешься этим делом. Придется… Подробнее, я думаю, можно будет поговорить у меня в кабинете. Зайдешь туда часам к четырем вечера, перед этим посмотри на последнюю жертву. Карла Маркса, 17, квартира 52. Писатель там жил. Кстати, у тебя еще спайс сохранился?

— Да, — с неожиданно появившейся в голове хрипотцой (неужто я заволновался?), ответил я, — грамм сто после предыдущей операции осталось…

— Ну это будет мало, — Иван Сергеевич призадумался, потом вытащил из кармана листик, черкнул на нем пару строк и протянул мне, — Вот, зайдешь в нашу бухгалтерию, там тебе выдадут килограмм. Ну все, пока.

И уже поднимаясь со стула, посоветовал:

— Закажи кофе со спайсом, сегодня он у них просто отличный!

2

Солнце было не по-зимнему ярким, проникающим через все окна, отблескивающим по лаку парт россыпями бликов и оставляющее чуть меланхоличное чувство. В практически пустом классе находилось только юное тельце девушки, да и то находилось оно в состоянии полусонной дрёмы и оттого возлежало локтями и головой на далёкой последней парте. «Ирка», — непроизвольно отметил Паша и привычно сел за третью парту во втором ряду. Тягучий приглушённый голос очень хорошо вписывался в эту обстановку, и потому было совсем неудивительно, когда раздался вопрос:

— Пашка?

— Да.

— Это ты?

— Угу, — промычал Пашка и начал вспоминать какой у них сейчас предмет. «Математика? Нет, на математику я бы забил, а вчера я что-то делал. И на литературу не похоже…» — Ира, а у нас что сейчас?

— Английский. Перенесли же. Пашка, а ты когда-нибудь…

— Чего?

— Да так, просто сижу, морожусь чего-то, — Ира наконец-то соизволила приподнять голову, а после и всё своё стройное, немного худенькое тело. Повернувшись к окну, она, зажмурившись, стала смотреть туда, вдаль. Просто вот сижу, думаю. Вот и подумала, ты это… никогда не испытывал к девушке нежных чувств?

— Ну почему не испытывал, — Пашка оторвался от текста по английскому, который он видел в первый, и как он подозревал не последний раз и попытался привести пример. — Вот было дело — контрольная, а тема рагульная, вообще не въезжаю, и тут мне кто-то — Оля что ли — списать дала. Нежных чувств испытывал немерянно. Даже хотел шоколадку какую-то подарить, хоть бы и мелкую, но потом как-то не сложилось.

Ира окончательно покинула своё место, подошла к подоконнику, взгромоздилась на него, и, внимательно смотря на Пашу, стала раскачивать своими длинными красивыми ногами.

— Нет, ну списать это понятно, если ты не свинья неблагодарная, то в душе хоть, а поблагодаришь, а вот так вот чтобы посмотрел на девушку, и сердце забилось быстрей и чтобы захотелось с ней что-то сделать.

— Я чё, больной что ли, — удивился Пашка, — что с ней делать-то, не целовать же?

— Наверное, больной, — Ирка вздохнула, в очередной раз окинула себя взглядом и слезла с подоконника.

— А почему больной? — Пашка слабо, но заинтересовался темой разговора.

— Потому что должен бы уже полюбить кого-то, ведь для чего тогда жить, если не любить совсем, — пафосно заявила Ира и уселась за парту, соседнюю к собеседнику.

— А если любить, то тогда вроде как и жить есть зачем?

— Ну конечно: живёшь, значит любишь. Любишь — значит живёшь.

— Враньё! — со знанием дела заявил Паша, — я вот не люблю и живу. И ничего, нормально живу, не жалуюсь.

— Глупый ты, — Ирка вздохнула и долго посмотрела на Пашу.

— Ты больно умная, — пробурчал он и попытался углубиться в текст. Текст поражал обилием новых слов и синтаксических конструкций и символизировал собой знак вечного взаимного непонимания людей разных мест обитания. — А почему никого больше нет? Мы что самые левые что ли?

— А фиг его знает, может, опаздывают, может, просто забили на всё. Тебе-то что: будет людей мало — распустят.

— Типа ты нашу англичанку не