очищенный картофель, зачерпнул полную ложку соли и сыпанул в котел.
С берега послышался крик Бурнина:
— Эй, Пескарина, иди чисть свою рыбу! Наловил, понял, одних сопляков!
Сидя на корточках, он обдирал ножом чешую с ершей. Рыбешки были мелкими — в половину карандаша. Подрагивая обнаженными могучими плечами, Бурнин орудовал ножом, поминутно укалывался и зверски ругался.
— Я сейчас… сейчас. Ну погоди чуть-чуть, — бормотал Карнаухов. Он держал ореховое удилище и завороженно вглядывался в поплавок, вокруг которого разбегались по воде круги мельчайших волн.
— Ты не отмахивайся, понял! Иди и чисть! — раздраженно, уже с настоящей злобой в голосе приказал Бурнин.
Карнаухов дернул удочку, из воды выскочил пустой крючок. Нос, брови, губы — все на небольшом и невзрачном личике Карнаухова зашевелилось, задергалось от досады. Он положил удилище в ивовый куст и пошел к Бурнину.
Перед отъездом на остров Уздечкин взял лаврового листа, перца, укропа, перловки. Теперь дело было за рыбой. Засыпав в котел крупу, Уздечкин нашел в сумке кусок марли и пошел с нею к воде.
— Ген, а помельче рыбы не было? — спросил он у Карнаухова.
— Чибряки плохие, — серьезным тоном откликнулся тот. — Они дожжевые, хоть жирные, да бледные. Таких только ерш и берет, другая рыба не любит.
— Это тебя другая рыба не любит, — вставил Бурнин. — Потому, понял, с пескарем только ерш и корешится!
— Ну чего ты! — обиделся Карнаухов. — Были бы черви навозные или, к примеру, опарыш, я бы наловил. Тут рыба есть. Во, слышь, плесканула как! Вон, вон… еще одна! Как раз возле нашей сетки. Может, проверим, а?
— Еще чего! — рявкнул Бурнин. — Только поставили… Ты чисть давай, не филонь!
— Слушай, Леха, что ты на него все покрикиваешь? — заступился Уздечкин. — Ген, дай ему разок по кумполу, чтобы не командовал!
Бурнин, голый по пояс, в драных, закатанных по колено штанах, огромный и тяжелый, ласково оглядел тщедушного Карнаухова.
— Иначе Пескаря из речки и не вытащишь! — уже без прежней раздражительности пробасил он. — Натаскал, понял, мелочи, теперь копайся с ней!
Уздечкин сложил вычищенных и выпотрошенных ершей в марлю, завязал узлом.
— Тройную заделаю — во ушица будет! Адмиральская! — пообещал он, уходя к костру.
Подержав несколько минут первую порцию рыбы в кипящем котле, он вытряхнул распарившуюся мелочь в миску и заправил новую порцию. После третьей заварки на медленном огне в котле парились уже и укроп, и перец, и лавровый лист. Уздечкин зачерпнул ложкой и подул на желтоватую, искрившуюся жирком воду.
Больше всего любил Уздечкин этот момент снятия пробы. Уже месяц продолжалась его карьера судового кока. Поскольку капитан Дорофеев взял Уздечкина и на второй рейс, значит, считал он, испытательный срок им выдержан.
Золотистый бульон, на который Уздечкин долго дул, сгоняя жар, оказался в меру соленым, ощутимо сладковатым, дивно ароматным и, самое главное, клейким: губы от тройного ершового навара слипались, будто от меда.
— Ну, как генеральская уха? — спросил Бурнин, с вожделением заглянув в котел.
— Адмиральская, — поправил Уздечкин.
— У-у!.. — восторженно загудел Бурнин. — Ну, пацаны, под такую похлебку не грех и это самое…
Карнаухов вскинул на него глаза, полные удивления, недоверия и надежды. Перехватив этот взгляд, Бурнин самодовольно засмеялся.
— Ага, Пескарь Ершович, что бы ты без меня делал! Пропал бы, понял. Вот учись, покуда я жив!
Неторопливой поступью Бурнин отправился к протоке.
Был уже вечер, но в этих северных краях июньское солнце не спешило прятаться. Долго катилось оно над сопками и утесами, прежде чем укрыться за высоким таежным горизонтом. И начались тогда светлые сумерки с голубым беспечальным небом, со спокойной, блестящей, как ртуть, водой в Реке и узенькой, разделявшей остров надвое протоке.
Этот низкий, заросший кустарником остров расположен был напротив поселка Временного. С острова были видны оба крутых, застеленных богатой тайгой берега, хорошо просматривался также вытянутый на несколько километров деревянный, на скорую руку собиравшийся поселок, аэродром перед ним и поросшие лесом отроги, теснившие поселок к Реке, а ниже по течению из тайги выступали, один против другого, на разных берегах, два утеса с бледно-розовыми ссадинами скал — створ будущей плотины. Встанет через несколько лет здесь еще одна гигантская бетонная стена. И все видимое с острова изменится, исчезнет, так же как исчезнет и сам этот остров.
Карнаухов привстал, высматривая, куда и зачем удалился Бурнин. В обещанное чудо он не верил. Но Бурнин вышел из-под обрывчика, держа за горлышко бутылку с отмокшей, сползшей к донцу этикеткой.
Он по-хозяйски разлил в эмалированные кружки.
— Я не буду! — предупредил Уздечкин.
Бурнин и Карнаухов выпили, крякнули, закусили разваренными ершами, сплевывая кости в сторону.
— Бывают же чудаки на свете! — философски-бесстрастным, хотя и с
Последние комментарии
3 часов 10 минут назад
3 часов 11 минут назад
5 часов 12 минут назад
5 часов 14 минут назад
2 дней 3 часов назад
2 дней 3 часов назад