Альманах «Удивительный космос» [Кир Булычев] (fb2) читать постранично, страница - 3

невзрачной дверью?

Ощущение тайны, не покидавшее ее с утра, тайны, которой, казалось, был пропитан воздух этого дома, тяготило и тревожило. И если бы не страх перед Синей Бородой…

Она с минуту постояла перед дверцей, прислушиваясь. Когда неподалеку прошел слуга, она прижалась к стене, стараясь слиться с ней, стать незаметной. Слуги могли донести Синей Бороде. Шаги стихли. Рука сама поднялась к ручке двери и нажала на нее. "Я только чуть-чуть приоткрою ее, — успокаивала она себя. — Только самую-самую малость. Я не буду заходить внутрь".

Она толкнула дверь и зажмурилась.

Так она простояла еще несколько секунд. Она знала, чувствовала, что дверь уже распахнута и надо только открыть глаза, чтобы разгадать тайну дома. "Ну, — уговаривала она себя, — открой глаза. Что сделано, то сделано".

И она открыла глаза.

Она ожидала увидеть что угодно, но только не то, что предстало ее взору.

В небольшой полутемной комнате лежали шесть таких же, как она. Некоторые из них были без голов. И все были мертвы. Она с ужасом осознала, что она не первая и может быть, не последняя обитательница этого дома и судьба ее предшественниц уготована и для нее.

Она вскрикнула и, не закрыв двери, бросилась к лестнице, не заметив, что слуга в белом колпаке все видел.

Она бежала по коридору не помня себя. Ей хотелось спрятаться, скрыться, убежать… Но куда? В лес?

Она повернула обратно и понеслась к выходу из дома, к саду.

И на пороге столкнулась с Синей Бородой.

— Ты была там? — спросил он, и голос его был скорее печален, чем зол. Ты все видела?

— Они… они… ты убил их! — всхлипывала она. — Ты убьешь и меня!

— К сожалению, ты права, — ответил он тихо. — У меня нет другого выбора.

…Вечером, демонтировав очередную модель, Роберт Кямилев, по прозвищу Синяя Борода, начальник центральной лаборатории биороботов, сидел в столовой и нехотя пил восьмую чашку крепчайшего чая.

— Опять неудача? — спросила Геля.

— Как только они получают свободу воли, тотчас же выходят из повиновения, — пожаловался ей Роберт, сокрушенно выщипывая волоски из черной бороды. — Система теряет надежность. Любопытство оказывается сильнее комплекса повиновения.

— Бедняга, опять месяц работы впустую!

— Почему впустую? Завтра принимаюсь за новую модель. Какая-то из жен Синей Бороды окажется достаточно дисциплинированной.

— А если сотая? — вздохнула Геля".

Под рассказом на месте подписи был девиз: "Жестокость".

— Так, — сказал сам себе Павлыш. — Частично не лишено интереса.

Творческое настроение все равно прошло. Павлыш спустился в кают-компанию, где начался ужин.

5

— Редактор пришел, — неуважительно сказала Снежина, когда Павлыш появился в кают-компании. — Несут ли вам рассказы, романы и поэмы?

— Конечно, несут, — ответил Павлыш, разворачивая салфетку. — И неплохие вещи.

— Я к тебе зайду погодя, — сказал Малыш. — У меня не совсем рассказ. Я уже говорил.

— Видишь, Снежина, — сказал Павлыш. — Я бы на твоем месте сам сел за письменный стол.

— Еще чего не хватало! — возмутилась Снежина.

Павлыш с трудом досидел до конца ужина, поспешил к себе в каюту. Ему вдруг почудилось, что вдохновение посетило его. Ему казалось, что сошедшая с небес муза шелестит белыми крыльями над самой головой. Он ворвался в каюту, бросился к машинке, быстро перечел уже написанное, зачеркнул последнюю фразу: "Я был здесь в отпуске; я очень устал".

И муза пропала. Растворилась в кондиционированном воздухе. Только что была рядом, а пропала. Павлыш подождал ее возвращения, не дождался и без ее помощи написал снова:

"Я был там в отпуске…"

И тут Муза взмахнула крылом.

"…Я искал место, где было бы тихо, свежо и безлюдно. Поэтому и поселился на две недели в этом городке, в опустевшем пансионате.

Большая часть комнат была заперта, а еще через месяц пансионат закрывался.

Соседи мои по пансионату были все случайные люди. Я встречался с ними в пустом кафе, которое оживало, лишь когда орнитоптеристы прибегали обедать, шумно складывали в углу разноцветные крылья и громко спорили, употребляя слишком много специальных терминов. Я садился за голубой столик поближе к бульвару, раскланивался с Виктором, агрономом-подводником, жена которого лечилась за городом, в санатории, усатым гуцулом, инженером из Львова, для института которого местный завод изготовлял какой-то сверхсложный прибор, и Шарлем, поэтом из Брюсселя. Он уверял как-то меня, что у него дома ремонт, а он не выносит ремонтов. Потом была Нина. Ей сказала приятельница, что здесь в октябре бархатный сезон. Приятельница, очевидно, спутала этот городок с каким-то местом на Кавказе. За разочарованием первого дня, когда Нина чуть было не уехала южнее, пришло спокойствие и ощущение самого настоящего, чуть тягучего и томительного отдыха. И Нина осталась.

Постоянный ветер и холодное солнце, черные лодки