Доктор Живаго - русский и английский параллельные тексты [Борис Леонидович Пастернак] (fb2) читать постранично, страница - 3

полуобритые арестантские затылки. Birds circled over the fields. Над полями кружились птицы. Its ears drooping, the wheat drew itself up straight in the total stillness or stood in shocks far off the road, where, if you stared long enough, it acquired the look of moving figures, as if land surveyors were walking along the edge of the horizon and taking notes. Склонив колосья, пшеница тянулась в струнку среди совершенного безветрия или высилась в крестцах далеко от дороги, где при долгом вглядывании принимала вид движущихся фигур, словно это ходили по краю горизонта землемеры и что-то записывали. "And these," Nikolai Nikolaevich asked Pavel, a handyman and watchman at the publishing house, who was sitting sideways on the box, stooping and crossing his legs, as a sign that he was not a regular coachman and driving was not his calling, "are these the landowner's or the peasants'?" - А эти, - спрашивал Николай Николаевич Павла, чернорабочего и сторожа из книгоиздательства, сидевшего на козлах боком, сутуло и перекинув нога за ногу, в знак того, что он не заправский кучер и правит не по призванию, - а это как же, помещиковы или крестьянские? "Them's the master's," Pavel replied, lighting up, "and them there," having lighted up and inhaled, he jabbed with the butt of the whip handle towards the other side and said after a long pause, "them there's ours. - Энти господсти, - отвечал Павел и закуривал, - а вот эфти, - отвозившись с огнем и затянувшись, тыкал он после долгой паузы концом кнутовища в другую сторону, - эфти свои. Gone to sleep, eh?" he shouted at the horses every so often, glancing at their tails and rumps out of the corner of his eye, like an engineer watching a pressure gauge. Ай заснули? - то и дело прикрикивал он на лошадей, на хвосты и крупы которых он все время косился, как машинист на манометры. But the horses pulled like all horses in the world; that is, the shaft horse ran with the innate directness of an artless nature, while the outrunner seemed to the uncomprehending to be an arrant idler, who only knew how to arch its neck like a swan and do a squatting dance to the jingling of the harness bells, which its own leaps set going. Но лошади везли, как все лошади на свете, то есть коренник бежал с прирожденной прямотой бесхитростной натуры, а пристяжная казалась непонимающему отъявленной бездельницей, которая только и знала, что, выгнувшись лебедью, отплясывала вприсядку под бренчание бубенчиков, которое сама своими скачками подымала. Nikolai Nikolaevich was bringing Voskoboinikov the proofs of his little book on the land question, which, in view of increased pressure from the censorship, the publisher had asked him to revise. Николай Николаевич вез Воскобойникову корректуру его книжки по земельному вопросу, которую ввиду усилившегося цензурного нажима издательство просило пересмотреть. "Folk are acting up in the district," said Nikolai Nikolaevich. "In the Pankovo area they cut a merchant's throat and a zemstvo man had his stud burned down. - Шалит народ в уезде, - говорил Николай Николаевич. - В Паньковской волости купца зарезали, у земского сожгли конный завод. What do you think of that? Ты как об этом думаешь? What are they saying in your village?" Что у вас говорят в деревне? But it turned out that Pavel took an even darker view of things than the censor who was restraining Voskoboinikov's agrarian passions. Но оказывалось, что Павел смотрит на вещи еще мрачнее, чем даже цензор, умерявший аграрные страсти Воскобойникова. "What're they saying? - Да что говорят? Folk got free and easy. Распустили народ. Spoiled, they say. Баловство, говорят. Can you do that with our kind? С нашим братом нешто возможно? Give our muzhiks their head, they'll throttle each other, it's God's truth. Мужику дай волю, так ведь у нас друг дружку передавят, истинный Господь. Gone to sleep, eh?" Ай заснули? This was the uncle and nephew's second trip to Duplyanka. Это была вторая поездка дяди и племянника в Дуплянку. Yura thought he remembered the way, and each time the fields spread out wide, with woods embracing them in front and behind in a narrow border, it seemed to Yura that he recognized the place where the road should turn right, and at the turn there would appear and after a moment vanish the seven-mile panorama of Kologrivovo, with the river glistening in the distance and the railroad running beyond it. Юра думал, что он запомнил дорогу, и всякий раз, как поля разбегались вширь и их тоненькой каемкой охватывали спереди и сзади леса, Юре казалось, что он узнает то место, с которого дорога должна повернуть вправо, а с поворота показаться и через минуту скрыться десятиверстная кологривовская панорама с блещущей вдали рекой и пробегающей за ней железной дорогой. But he kept being mistaken. Но он все обманывался. Fields were succeeded by fields. Поля сменялись полями. Again and again they were embraced by woods. Их вновь и вновь охватывали леса. The succession of these open spaces tuned you to a vast scale. Смена этих просторов настраивала на широкий лад. You wanted to dream and think about the future. Хотелось мечтать и думать о будущем. Not one of the books that were later to make Nikolai Nikolaevich famous had yet been written. Ни одна из книг, прославивших впоследствии Николая Николаевича, не была еще написана. But his thoughts were already defined. Но мысли его уже определились. He did not know how near his hour was. Он не знал, как близко его время. Soon he was to appear among the representatives of the literature of that time, university professors and philosophers of the revolution-this man who had thought over all their themes and who, apart from terminology, had nothing in common with them. Скоро среди представителей тогдашней литературы, профессоров университета и философов революции должен был появиться этот человек, который думал на все их темы и у которого, кроме терминологии, не было с ними ничего общего. The whole crowd of them held to some sort of dogma and contented themselves with words and appearances, but Father Nikolai was a priest who had gone through Tolstoy ism and revolution and kept going further all the time. Все они