Дятел что-то говорил, как будто отказывался, но кончил тем, что снял с головы ремешок, которым были стянуты волосы, забросил в раскрытое окошечко, и оба они зашагали к кабаку.
- С Дятлом пошел! Нашел дружка! - осудил Петька своего отца.
Нам тоже было удивительно, что Илья Гордеич вдруг связался с пьянчугой Дятлом. Чтобы ждать было не скучно, мы стали играть шариками с верховскими ребятами.
Становилось темно, когда Илья Гордеич вышел из кабака. Дятла с ним не было. Илья Гордеич, пошатываясь, пошел домой. Песни на этот раз он не пел. Нам пришлось доигрывать, и мы потеряли из виду Илью Гордеича. Как только кончили игру, побежали домой. Остановились у Колюшкиного дома.
- Егорша, давай не будем спать эту ночь. Ладно? Ты за своим отцом гляди, я - за своим. Это будет так точно. Ты, Кольша, тоже не спи!
- А мне за кем глядеть?
- А ты… за нами, чтоб не уснул кто. К Егорше на сеновал приходи.
- Ну-к что… Ладно.
Отца своего я застал дома. Он сидел у огня и подшивал сапог. Мама готовила ужин, а бабушка вязала. Мама с бабушкой разговаривали, отец молчал.
После ужина я не пошел сразу на сеновал, а притаился во дворе - не услышу ли тут какой-нибудь разговор взрослых. Так и вышло.
Вскоре из дому вышел отец и, попыхивая трубкой, сел на крылечко. Как только на колокольне пробило двенадцать, отец подошел к соседнему забору и тихонько кашлянул. Ему ответили тем же.
- Ну что?
- Разыграл. Жиган угнал на Грудки, Дятел без задних ног. Чуть не две бутылки в него вылил да еще сорок копеек дал. У тебя что?
- Дедушко сам взялся проводить. Говорит, от Карандашихи через Жиганову заимку, потом болотами на Горнушинский прииск, а он чуть не к самой Чесноковской больнице подходит. Двадцати будто верст не выйдет.
- В Чесноковском, сказывают, доктор молодой, а дельный.
- В котором часу Филат Иваныч заедет?
- Велел, как час бить станут, наготове быть.
- Слушай-ка, Василий, не побоится доктор на леченье принять? Дано, поди, знать в Чесноковский.
- Да ведь он по чужому виду на руднике был прописан. Настояще-то его зовут Михайло Софроныч Костырев. Из Чесноковского он родом-то, только смолоду в городе работает.
Теперь я знал все. С трудом удерживался, чтобы не броситься на сеновал. Еле дождался, пока отец выбивал табачную золу и бродил по двору. На сеновале я хотел было выпалить все Петьке, но он, оказывается, тоже слышал весь разговор.
На другой день мы узнали, что Сеньшин отец с утра был на работе, а наших не было до вечера.
Отцу я не напоминал обещания; но осенью, когда мы уже ходили в школу, он сам сказал:
- Вылечили, Егоранько, того…
- Михайло Софроныча? - не удержался я.
- Ты откуда знаешь, как его зовут?
- Сам тогда сказывал…
- Вам?
- Нам.
- Ой, парень, смотри! Не верю я что-то.
Вечером в бане у Маковых, где Илья Гордеич поправлял зимние рамы, собрались наши отцы и стали «допрашиваться», что мы знаем. Сначала мы отмалчивались, потом это надоело. Петька махнул рукой и выпалил:
- Все знаем. Слышали ваш разговор.
- Чистая беда с вами, ребята! Не сболтните хоть!
- Мы-то? Это уж будьте в надежде! Умерло!
- Умерло! А Гриньше сказывали!
- Гриньше, конечно… Не маленький, поди, он.
- А Сеньше?
- Ну-к, Сеньша заединщик… Навсегда!
Последние комментарии
11 часов 27 минут назад
13 часов 44 минут назад
1 день 4 часов назад
1 день 4 часов назад
1 день 9 часов назад
1 день 13 часов назад