Старуха окончательно помутилась в разуме. Как ей втолкуешь!
Тогда женщины, которые стояли возле возов, двинулись к бабке и окружили ее. Они притрагивались к ее согбенным плечам, трогали ее руки, поглаживали. Они говорили ей:
— Ты поверь, баушка! Поверь! Погляди на хлебец-то: эсколько его! Это теперь ваш! Заробленный!..
— Тебя не омманывают, баушка Ульяна! Правда, правда!
— Поликарп Федорович сто двадцать семь центнера на себя получает! За ударную работу! Ударник он, баушка!.. А другие, кто и по-менее!
— Все, баушка, получаем!.. Все колхозники!..
— Все, баушка!..
Женщины укутывали бабку ласковыми и осторожными словами. Они говорили ей как ребенку: вкрадчиво и убедительно. Бабка прислушивалась к их словам. Руки ее дрожали сильнее и сильнее. Мелкая дрожь охватывала все ее тело. Растерянность и изумление туманили и застилали ее глаза. Она испуганно и пришибленно шептала:
— Осподи... Владычица... Святые угодники!..
Одна из женщин рванулась к мешкам с хлебом, развязала один из них и позвала:
— Гляди-ко, баушка, какой хлеб! Гляди!..
Тогда старуха словно ожила. Увидев тускло блеснувшую волну зерна, которое женщина пересыпала с ладони и между пальцев, бабка кинулась к мешку, припала к пахучему хлебу, зачерпнула горсть крупных, холодных зерен, — с пальцев ее потекла золотистая струя, — и всхлипнула:
— Хлебушко!.. Осподи!.. Всамделе, наш это? Поликарп, мужики, да вы не омманываете ли? Вы правду сказывайте!..
Ерохин, председатель, посмеиваясь глазами, слегка отодвинул бабку от весов,
— Да сказали ведь уж тебе, ты верь!.. А в обчем, не мешай! Вишь, сколько надо на весы перекласть!..
5
Когда последний воз выехал со двора и багряный трепет знамени мелькнул за воротами в последний раз и в последний раз весело всхлипнула гармонь, бабка, застыло и взволнованно приглядывавшаяся к тому, как взвешенный хлеб переносили в амбар и как там становилось от него тесно, — встрепенулась. Вдруг налилась она силою, кипучей деятельностью и проворством.
— Поликарп! — крикнула она, и голос ее зазвучал по-новому. — Запирай ворота...
— Зачем? — спросил сын, разгребавший лопатой в сусеках зерно.
— Зачем!? — пылая заботою и нетерпением, озлилась бабка. — Эка благодать хлеба, неуж его не хранить!.. Да оборони осподь, мало ли лихих людей!.. Ворота теперь на-проходь надо назаперти доржать. Караулить надо...
— Ладно, — махнул рукою сын. — Ладно, мать. Наскажешь ты...
Бабка сама прошла к воротам, оглядела тяжелый засов, попробовала его поднять слабыми руками своими. Бабка стала метаться по двору, что-то приговаривая, что-то говоря сама с собою.
Поликарп обгладил в сусеках зерно, полюбовался на свой заработанный хлеб, вышел из амбара и усмехнулся: больше половины осталось в мешках возле амбара. Сыпать в амбар больше некуда было. Пришла забота убрать хлеб в подходящее место. Поликарп стал соображать. Раздумчиво пошел он в избу, не запирая амбара.
Дома посадил Поликарп среднего парнишку за стол рядом с собою и коротко приказал:
— Бери карандаш да бумагу. Записывай...
Парнишка наладился писать.
— Пиши... Каперации продам, скажем, тридцать центнеров. Пиши: тридцать... На базар возить стану... Положи еще тридцать. На прокорм домашности надо считать не менее тридцати пяти. Написал?.. Сколько, считай, выходит?
— Тридцать, да тридцать, да тридцать пять — выходит девяносто пять.
— Девяносто пять... — задумался Поликарп. — А всего сто двадцать семь... Это сколь, Василий, остается?
— От ста двадцати семи отнять девяносто пять... Остается тридцать два, — гордо высчитал Василий.
— Тридцать два... — покрутил головой Поликарп. — Без малого двести десять пудов... Слышь, Василий, это куда же мы такую гору хлеба сбуровим? Куда? — выправляясь и сияя широкой усмешкой, повторил Поликарп.
— Куда-нибудь... — неопределенно решил Василий.
— Помешшики мы с тобой теперь, Василий! — захохотал Поликарп. — Первой гильдии купцы!
В избу ворвался самый младший, Колька.
— Тять! — запыхавшись, крикнул он. — Гляди-ка, баушка-то там!..
— Чего бабушка?
— Да ты пойди, погляди, погляди, тять!... Она там в амбаре... Скорей!
Поликарп быстро пошел на зов сынишки. Василий проворно кинулся за ним.
— Вы только тише! — предупредил Колька.
— Пошто?
— А вот увидите...
6
Бабка уследила, когда Поликарп ушел в избу, и, оставшись одна, проскользнула в амбар. Запах хлеба опьянил ее. Она подошла к сусекам, протянула руки и по локоть погрузила их в сыпучее зерно. Она почувствовала живое шевеление, зажмурилась. Зерно щекотало ее выдубленную, сморщенную кожу и это щекотание было ей отрадно. Она погружала руку все глубже и глубже. Рукава шубы мешали ей, тогда она проворно скинула ее с себя и врылась руками по самые плечи.
Бабка ласкала хлеб, обнимала его,
Последние комментарии
18 минут 2 секунд назад
49 минут 53 секунд назад
1 час 56 минут назад
3 часов 37 минут назад
3 часов 38 минут назад
2 дней 22 часов назад