Деревянные кресты [Ролан Доржелес] (fb2) читать постранично, страница - 2

смущенный насмѣшливымъ видомъ стараго солдата, отвернулся и покраснѣлъ. Рыжакъ удовольствовался этимъ лестнымъ успѣхомъ.

Онъ спустился съ своего трона и, чтобы показать, что онъ не собирается придираться къ товарищу, который ни въ чемъ не виноватъ, обрушился нападками на военное начальство, всѣ распоряженія котораго, по его мнѣнію, были продиктованы глупостью и очевиднымъ желаніемъ притѣснять солдата.

— Я тебя не виню, ты еще ничего не знаешь. Но тѣхъ, которые заставляютъ васъ чистить котелки мазью такъ, чтобы они блестѣли — ты думаешь, не слѣдовало бы ихъ всѣхъ перестрѣлять?… Они находятъ, что безъ этого насъ не легко взять на прицѣлъ?.. Ты мнѣ дай свой подсумокъ, я тебѣ его зачерню, а лучше всего зажечь солому и прокоптить всѣ ваши фляжки, блестки и всю белиберду.

Лемуанъ, ни на шагъ не отходившій отъ Сюльфара, медленно пожалъ плечами.

— Ты затуркаешь этихъ новичковъ, не шпыняй ихъ, — упрекнулъ онъ его своимъ тягучимъ голосомъ. — Дай имъ хоть придти въ себя.

Новоприбывшій съ бѣлымъ подсумкомъ присѣлъ на тачку. Онъ, повидимому, обезсилѣлъ. Потъ черными струями катился съ висковъ по его щекамъ. Онъ размоталъ обмотки съ ногъ, но не рѣшился снять великолѣпные охотничьи башмаки съ выступающими подошвами.

— Я сильно натеръ себѣ пятку, — сказалъ онъ мнѣ. — У меня должно быть нога въ крови. Я черезчуръ нагруженъ.

Лемуанъ приподнялъ и взвѣсилъ его сумку.

— Какая она тяжелая, — замѣтилъ онъ. — Чѣмъ ты ее могъ набить… Ужъ не наложилъ ли туда булыжники?

— Я положилъ туда только то, что было приказано.

— Это патроны такіе тяжелые, — вмѣшался капралъ. — По сколько вамъ роздали?

— По двѣсти пятьдесятъ… Только они у меня не въ сумкѣ.

— А гдѣ же?

— Въ подсумкѣ. Понимаете, такъ, по моему, лучше. Вдругъ на насъ нападутъ.

— Нападутъ?

Всѣ удивленно посмотрѣли на него. Затѣмъ всѣ сразу прыснули со смѣху, смѣхъ усиливался, всѣ задыхались, жестикулировали, ласково и звонко похлопывали другъ друга по плечу, какъ похлопываютъ скотъ на бойнѣ.

— Нападутъ, онъ говоритъ… Вотъ такъ галченокъ…

— Да нѣтъ, онъ нездоровъ…

— Нападутъ, онъ говоритъ… Онъ не въ своемъ умѣ…

Эта безграничная наивность разсмѣшила насъ такъ, что мы чуть не задохлись. У старика Гамеля катились слезы отъ смѣха. Фуйяръ не смѣялся, уже настроенный враждебно, косясь на этого слишкомъ чистенькаго солдата съ вѣжливой рѣчью.

— Парень хочетъ пустить намъ пыль въ глаза, — сказалъ онъ Сюльфару.

Рыжакъ, старавшійся говорить больше другихъ, сочувственно смотрѣлъ на новичка.

— Неужели ты думаешь, бѣдняга, — сказалъ онъ ему, — что здѣсь дерутся; этимъ занимались только первый мѣсяцъ. Теперь больше не дерутся. Тебѣ, можетъ быть, никогда не придется драться.

— Конечно, — поддакнулъ Лемуанъ, — драться тебѣ не придется, но натерпѣться-то ты натерпишься.

— Ты не выпустишь ни одного ружейнаго выстрѣла, — предсказалъ Брукъ, глядя на него своими дѣтскими глазами.

Новоприбывшій ничего не отвѣтилъ, думая, конечно, что его хотятъ поразить. И, напрягши слухъ, не слыша разглагольствованій Сюльфара, онъ прислушивался къ орудійнымъ выстрѣламъ, сотрясавшимъ воздухъ, и его тянуло туда, по ту сторону голубѣющихъ склоновъ, къ невѣдомой равнинѣ, гдѣ разыгрывалась дурманящая своими опасностями война.

* * *

Новоприбывшій представился мнѣ:

— Жильберъ Демаши… Я былъ на юридическомъ факультетѣ…

Въ свою очередь и я сообщилъ о себѣ:

— Жакъ Ларшеръ. Я пишу…

Какъ только Жильберъ прибылъ, я понялъ, что онъ станетъ моимъ другомъ, понялъ это по его голосу, по его рѣчамъ, по его манерамъ. Я сразу обратился къ нему на „вы“, и мы стали говорить о Парижѣ.

Наконецъ, я нашелъ человѣка, съ которымъ я могъ бесѣдовать о нашихъ книгахъ, о нашихъ театрахъ, о нашихъ кафэ, о красивыхъ дѣвушкахъ. Я произносилъ знакомыя названія, и это одно заставляло меня на мгновенье вновь переживать все это потерянное счастье. Я помню, что Жильберъ, усѣвшись на тачку, подложилъ себѣ подъ разутыя ноги газету, вмѣсто ковра.

Мы лихорадочно забрасывали другъ друга вопросами:

— Вы помните… Вы помните?..

Солдаты помогали новичкамъ устроиться въ конюшнѣ, отведенной для ночевокъ, и укладывали ихъ мѣшки въ ясли, рядомъ съ нашими.

Когда они все устроили, Жильберъ протянулъ имъ двѣ бумажки по пяти франковъ на выпивку.

— Ну, конечно, пускаетъ пыль въ глаза… — завистливо проворчалъ Фуйяръ. Остальные, довольные, вернулись въ конюшню, чтобы заново распредѣлить мѣста и перетрясти солому, предназначенную для новичка. Брукъ взялъ резиновую подушку Демаши и сталъ надувать ее, забавляясь ею какъ игрушкой, но боясь ее испортить. Сюльфаръ не отставалъ отъ новичка, забрасывалъ его ненужными совѣтами, нелѣпыми наставленіями, отчасти по природному добродушію, отчасти изъ благодарности за предстоящую выпивку, но главнымъ образомъ для того, чтобы обратить на себя вниманіе. Всѣ были въ веселомъ настроеніи, какъ будто уже выпили. Веронъ