Взял под Орлом, у гаджа[11]из усадьбы, - в голосе Ильи проскользнула чуть заметная хвастливая нотка.- Остальных продал. А этого… Ну не могу его менять!
– Ещё бы… - Митро, не выдержав, снова встал, ласково погладил большую голову жеребца, бережно выпутал из гривы комок репейника. - Только таких лучше сразу сбывать, а то мало ль что…
– Месяц прошёл. Не найдут.
С лошадей разговор сам собой перешёл на московскую конную торговлю; в него охотно вступили и другие цыгане, кружком рассевшиеся у шатра деда Корчи. Над табором совсем стемнело, перед каждой телегой легли дрожащие круги света. Костры догорали, обращались в угли. По лицам цыган прыгали красные блики. Варька сидела у котелка, задумчиво мешала в нём ложкой.
Поглядывая на шевелящиеся у полога шатра тени, запела:
Ай да, мири[12]доля, мири бедная…
Пропадаю мэ, ромалэ, боже мой…
Сильный низкий голос поплыл по табору. Разговор у шатра прекратился.
Митро оторвался от чагравого жеребца, обернулся, пристально посмотрел на Варьку. Вполголоса подтянул:
Пропадаю ни за что, хорошая моя…
Варька просияла и забрала вдруг так высоко и щемяще, что Митро, смущённо осёкшись, умолк. Кто-то другой, от соседнего шатра, подхватил песню, затем вступили ещё несколько голосов. Цыгане один за другим подходили к углям. Песня поплыла в чёрное поле, высоко над которым стояла луна. Митро слушал, закрыв глаза, силясь проглотить вставший в горле комок.
"Ах, чёрт… Ах, чёрт…" - повторял он про себя. По спине бежали мурашки.
– Что, в Москве не так поют?
Митро вздрогнул, очнулся, повернулся на голос. Стоящий рядом Илья не пел. В темноте его лицо казалось совсем чёрным, ярко блестели белки глаз.
– Знаешь, чяво[13], кто ты? - помолчав, спросил Митро.
– Ну?
– Пень безголовый. Не обижайся. Тыщу раз я тебя просил! Сам знаешь, сколько наших на конных барышничают. Без лошадей не останешься, не бойся. А то, что Варька в хоре большие деньги будет получать, - забожиться могу.
– Опять? - сердито спросил Илья. - Я тебя тоже прошу - хватит с этим!
Варьку - в город? Перед пьянью в кабаке кривляться? За деньги?!
– Да ты рехнулся?! - взорвался Митро. - Кто её кривляться заставит, голова дубовая! Мозгами-то пораскинь, чяво, я дело говорю, а ты!.. Ну и сиди здесь, лошадям хвосты крути! Что ты здесь имеешь, сам скажи… Телегу эту? Шатёр драный? Две клячи на трёх ногах?!
– Клячи?! - взвился Илья. - У меня - клячи?! Сам ты на трёх ногах!
Митро вскочил. Они стояли грудь к груди у догорающих углей, уже готовые вот-вот сцепиться. Но дед Корча негромко покряхтел, не поднимая головы, и Митро сразу пришёл в себя.
– Молодой ещё грозить мне, - сказал он спокойно. Отвернулся, заговорил о чём-то с подбежавшими цыганами и пошёл с ними прочь.
Илья, сжав кулаки, смотрел ему вслед. У его ног на огне бешено бурлил котелок.
– Варька, ослепла?
– Вижу, - сдавленно сказала сестра, наклоняясь над варевом.
Илья сумрачно смотрел в огонь. Сквозь зубы спросил:
– Чего ревёшь, дура?
– Ничего, - не поднимая головы, прошептала Варька. - Сейчас готово будет.
Садись.
– Не хочу, - зло сказал он. Шагнул через угли и исчез в темноте.
От табора Илья ушёл к реке. Здесь, на излучине, туман рассеивался, и серебристая лунная дорожка бежала по чёрной воде к заросшему камышом берегу. Тоскливо кричали лягушки. Над головками камышей бесшумной тенью пролетел лунь. Внезапный порыв ветра донес от табора отзвуки голосов, лошадиного ржания, а через минуту всё стихло. Илья отошёл к копне сена, смётанной кем-то у самого берега. Сел в сырую от росы траву, обхватил колени руками. Задумался.
За спиной послышались медленные шаги. Илья обернулся. Увидев приближающегося деда Корчу, растерянно вскочил.
– Сиди, - махнул рукой тот, с кряхтением опускаясь в траву. Но Илья не решался сесть, и старику пришлось потянуть его за рукав. - Садись, говорят тебе. Ну и роса сегодня! Завтра жарко будет…
Илья насторожённо молчал.
– Что Арапо? Обиделся? - наконец спросил он.
– Много чести - обижаться на тебя. Совсем совесть потерял?
Илья опустил голову. Сорвал головку репейника, повертел её в пальцах.
– Не хочу в город.
– Не хочет он… - хмыкнул старик. - За хвост привяжут тебя там, что ли? Не понравится - вернёшься. Мы зимовать всё равно под Смоленск поедем. Тебе какая разница, где на печи лежать - там или в Москве? О сестре подумал бы…
– А что, я не думаю? - буркнул Илья. Отвернулся, уставился в темноту.
*****
Они с Варькой родились в один день, в крестьянской избе. Мать зашла туда погадать и, внезапно почувствовав схватки, попросила разрешения прилечь на лавку. Стояла осень, ледяная, промозглая. Сжатые поля поливал дождь. Маша мучилась родами двое суток, и табор ждал её на околице села, умирая от нетерпения и споря: на кого будет похож новорождённый? Маша была красавицей, но при одном взгляде на её мужа нестерпимо хотелось
Последние комментарии
5 часов 30 минут назад
19 часов 25 минут назад
20 часов 58 минут назад
1 день 51 минут назад
1 день 55 минут назад
1 день 6 часов назад