Requiem [Сергей Маковский] (fb2) читать постранично, страница - 9

- Requiem 159 Кб, 19с. скачать: (fb2) - (исправленную) читать: (полностью) - (постранично) - Сергей Маковский

[Настройки текста] [Cбросить фильтры]

впору бредня:

заартачилась ли кляча,

сам ли опоздал к обедне…

В бредне ракушки да тина,

ни одной рыбешки малой.

Рыболов ты, сиротина,

Федор, бродчик неудалый!

Ведьма («В новолунье, чуть смеркается…»)

В новолунье, чуть смеркается,

ведьма в дебрь идет за травами,

за опоем, за отравами.

Не дорогой пробирается,

а тропинкой от обители,

чтобы люди не увидели.

Как прокралась из полесицы —

перед ведьмой лес нехоженный,

Перевалом загороженный

в серебристых мутях месяца.

Ходит-бродит наговорщица,

по оврагам шарит-морщится.

Ищет злая, многогрешная

змей-траву и ярь болотную

на заварку приворотную.

А кругом-то тьма кромешная,

оборотень — волк шатается,

филины перекликаются.

Май («Сегодня — воскресение…»)

Сегодня — воскресение

в веселый месяц май.

Журчит листва весенняя:

— Живи, не унывай!

От утреннего холода

на сердце горячо, —

все так легко и молодо,

так девственно еще.

Еще и птичьи щебеты

звучат едва-едва…

Все тихо! Рай. А в небе-то

какая синева!

Лебеди («На острове неведомом…»)

На острове неведомом, за тридевять морей,

Зимуют, внуки с дедами, дружины лебедей.

Да, видно, воды южные не любы лебедям:

проходят зимы вьюжные, весна — и по домам!

Зовут озера синие, камыш на берегу

и гнезда лебединые в нестаявшем снегу.

Обратно стаи просятся, к теплу родной тиши.

И лебеди уносятся на Север в камыши.

Лог («В зиму долгую забытый…»)

В зиму долгую забытый

спит над озером лесок,

в белые снега зарытый

притаился волчий лог.

Темно в нем — никто не встретит,

глухи заросли берез.

Только он тебя приветит,

царь полуночи — Мороз.

Приголубит, упокоит,

колыбельную споет.

Он глаза тебе закроет

и могилу заметет.

Полянка («Заплутал охотник в лесу, чуженин…»)

Заплутал охотник в лесу, чуженин,

обратно тропы не находит, по логам

дремучим да кочкам трясин

всю ночь, как проклятый, бродит.

И заря зажглась, посветлела земля,

а чаща лесная все глуше,

не запахло по-ветру дымом жилья,

не слышно дуды пастушьей.

Ну и дебрь! Куда ни своротишь, ежом

навстречь заерошатся елки.

Оплелись коряги сухим лишаем,

ни птах, ни цвета, ни пчелки.

Минул день, другая нахмурилась ночь,

за ними еще — дни и ночи…

И брести охотнику стало невмочь,

бессонные слепнут очи.

Вековечна глушь. По звериным тропам

идет он, шатаясь, куда-то,

потерял и счет опостылевшим дням,

оброс бородой косматой.

«Уж не бред ли черный — лесной мой удел?»

гадает он, встав спозаранку…

Вдруг он видит: лес вокруг поредел

и солнце греет полянку.

На полянке соломиной крытый сруб,

обсохлый кругом можжевельник,

У дверей дуплистый развесился дуб,

под дубом старчик-отшельник.

Серебрится луч на белесых вихрах,

обрамивших лысое темя.

В полинялой ряске да в лычных лаптях,

и древний-древний, как время.

«Пожалей — взмолился охотник, — скажи

как выбраться мне из чащобы?

До лесной далеко ли отселе межи?

Поспеть домой хорошо бы».

«И, далеко, родной, — прошамкал старик, —

то пращуры пращуров знали:

Много тысячей тысяч верст напрямик,

а если в обход — подале».

Невдомек охотнику: «Долго ж, отец,

плутаться пришлось досюда?»

«А и долго, долго… На то и Творец,

нет меры Божьему чуду».

Оробел охотник, но сердце крепит:

«Ну полно, укажь мне