Испытательный срок (сборник) [Павел Филиппович Нилин] (fb2) читать постранично, страница - 3

сидит вот в дежурке. И чего он сидит? На что надеется? Может, ничего из этого сидения и не получится. Даже скорее всего - не получится.

А время идет. И это ведь не просто время идет - это жизнь проходит.

Было Егорову семнадцать лет, зимой будет восемнадцать.

В Дударях он было хорошо устроился - жил у дяди, работал на маслозаводе. И грузчиком работал и помощником аппаратчика. Неплохо работал, присматривался к делу. Но дядя внезапно на старости лет женился во второй раз. Новая жена стала настраивать дядю против племянника. Пришлось уехать обратно к сестре. И не рад теперь Егоров, что уехал из Дударей. Там он все-таки считался штатным работником. А тут он кто?

- Ты гляди, что нам дали, - вдруг появляется в дежурке Зайцев и протягивает Егорову две записки. - Это билеты. Нас приглашают как сотрудников. Будет вечер. В честь Октябрьской революции. И еще полагаются талоны в буфет. Пойдем к Зыбицкому, возьмем талоны... Да ты не рассиживайся, пойдем скорее. Что ты как сонный?..

Зайцев уже знает всех. И хотя на дверях комнаты, где сидит Зыбицкий, приколочена табличка: "Посторонним вход воспрещен"; Зайцев смело открывает эту дверь.

А Егоров остается в коридоре.

- Да иди ты, иди, - тянет его за собой Зайцев. - Тут написано: "посторонним". А мы же с тобой не посторонние, если нас, ты видишь, приглашают...

2

Худенькая, белобрысая, похожая на сердитую девочку, Катя вся вдруг осветилась от счастья, увидев пригласительный билет. Не ее приглашали, а брата, но все равно она была в восторге. Особенно ей понравилось: "Дорогой товарищ Егоров!" ("Дорогой товарищ" напечатано на машинке, а "Егоров" приписано от руки.)

Катя несколько раз перечитала билет, словно хотела заучить его наизусть: "Организационная комиссия по проведению праздника Октябрьской революции приглашает вас на торжественный вечер. Доклад товарища Курычева. Художественная часть. В заключение - товарищеский чай".

- Вот оно как дело-то обернулось, - говорила Катя. - Ну, я очень рада за тебя, Саша. Очень рада. - И она поцеловала брата. - А я ведь, дура, до последнего не верила, что тебя примут.

- Да меня еще не приняли, - покраснел Егоров.

- Теперь уж примут. Обязательно примут, - уверяла Катя. - Теперь уж тебя выгнать не имеют права, если пригласили. И смотри, как пишут: "Дорогой товарищ Егоров". Значит, уважают...

- Да это всем так пишут...

- Нет, это уж ты мне не рассказывай - всем. Всем, да не каждому. Товарищеский чай. Но в чем же, мне интересно, ты пойдешь? Надо бы хоть рубашку тебе купить.

И утром в воскресенье, попросив соседку приглядеть за ребятишками, Катя повела Егорова на Чистяревскую улицу.

Было слякотно, туманно, но все еще не очень холодно. Никогда, говорят, в Сибири не было такой осени - то дождь, то снег, то опять дождь.

Прежде всего они зашли в красивый магазин с громадной вывеской "Петр Штейн и компания. Мануфактура и конфекцион".

Продавец им выбросил на прилавок несколько коробок с сорочками. Но Кате почему-то не понравилась ни одна. Нет, одну она как будто хотела купить. Подошла уже к кассе, стала пересчитывать деньги, завязанные в платке.

Долго пересчитывала. Толстый приказчик в пенсне насмешливо смотрел на ее худенькую фигурку в старомодном плюшевом жакете и на Егорова в смешном, кургузом пиджачке и гимназической фуражке.

Егорову вдруг стало тошно.

- Пойдем, - сказал он сестре. - Не надо мне никаких рубашек. - И пошел из магазина.

- Как же это так не надо? - заморгала белесыми ресницами Катя, но все-таки пошла вслед за ним.

Молча пройдя всю Чистяревскую, тускло поблескивавшую запотевшим стеклом витрин и полированной бронзой, они издали увидели в низине широкую площадь, где качались, как подсолнухи под ветром, шапки, шляпы, фуражки и рокотал многоголосый гул.

Вот уж где можно было купить все, что угодно.

И на столах, и на прилавках, и на ручных тележках, и просто на рогожах на земле разложен разный товар.

Замки и старинные шкатулки, посуда и пряники, ватные пиджаки и балалайки, топоры и валенки, старые генеральские погоны и живые гуси.

И тут же лиса в клетке.

Егоров больше всего заинтересовался лисой, даже спросил, сколько она стоит. Но Катя ухватила его, как маленького, за руку и повлекла в сторону.

Она увидела старуху, распялившую на палке не новую косоворотку. Цена была подходящей. Но Катя порядилась минут пять и заставила Егорова примерить покупку. Не раздеваясь примерить, просто вытянуть руки - не коротки ли рукава. А пока он примерял, стала прицениваться к почти новому цвета морской волны френчу на руках у мальчишки.

Френч этот года два-три назад носил какой-то иностранный офицер-интервент, завезенный к нам из неведомых земель. Офицера, наверно, и убили в этом френче. Но сейчас не хотелось думать об этом, да и некогда было думать.

За френч и косоворотку удалось заплатить ненамного больше, чем за одну сорочку в магазине "Петр Штейн и компания".

Егоров надел френч и даже ростом стал как будто выше. А Катя, безмерно