Защита [Виктор Дмитриевич Колупаев] (fb2) читать постранично, страница - 35

— Мне больно, Санчо, — сказала она.

Он сразу выпустил ее руки — так неожиданно сейчас прозвучало это «Санчо».

— Простите, — сказал он.

— Нет, — она чуть покачала головой. — Нет, мне не больно.

Григорьев выпрямился, поставил локти на желтую исцарапанную поверхность столика и упер в ладони свое лицо.

Он не знал, что произошло с ней только что. Он ничего не просил у нее раньше, ничего не хотел просить и сейчас. Он просто смотрел ей в глаза. Он знал, что сейчас в его взгляде нет ни страсти, ни восторга, ни призыва. Он просто хотел, чтобы она увидела ни к чему не обязывающий взгляд человека, который ее любил.

Она могла отвести глаза, посмотреть, например, на часы, но она этого не сделала.

— Почему ты больше не пришел, Санчо? — спросила она и сама смутилась своего вопроса, прикусив губу и переплетя пальцы.

— Я бы прибежал в любое время и хоть куда. Но вам этого не нужно… Забудем, ладно? Как ваши курсы? Закончились успешно?

— В основном… Хотя я умудрилась все-таки схватить одну тройку.

— У вас и экзамены были?

— Были… А как дела у вас? Вы ведь… в командировке?

— Не бойтесь этого слова. Хоть я и приехал за вами, но не на государственный счет. Я в командировке и отработал ее сполна.

— Значит, удалась командировка?

Григорьев пожал плечами.

— Как вам сказать… Мне кажется, удалась. Хотя теперь будет в одном СКБ на одного инженера меньше. Но человечество это переживет. Тем более что будет больше на одного доктора наук. Все СКБ получит премию. Будут строить новый корпус. А я пойду искать новую работу… Возьмите меня к себе каким-нибудь техником. Я хорошо умею чертить, даже без линейки и циркуля. А?

— Значит, командировка была неудачной? Это… из-за меня?

— Нет. Это все из-за меня самого. Чуть изменился угол зрения. Да Сашка помог. Он парень ничего.

— Кто этот Сашка?

— Ах, да! Я ведь так и не рассказал вам про «эффект Бакланского».

— Бакланского? Я знаю «эффект Бакланского», — тихо сказала Катя.

— Знаете? — не понял он. — Тогда вам нечего и объяснять. С телефона все и началось в этой командировке. — Он рассказал ей вкратце все, что было с ним в Марграде, и замолчал. Молчала и она. — Я люблю вас, Катя, — внезапно сказала он. — Я люблю и буду любить всегда, потому что мне без этой любви не прожить.

При этих словах она чуть подалась назад и сняла руки со столика.

— А я? — спросила она.

Он не понял вопроса.

— У меня уже большая дочь… Что делать мне?

— Вы должны это знать. Я не вправе звать вас за собой. Ведь вы меня не звали. Я пришел сам.

— Да.

Она замолчала, сказав это слово, но продолжала смотреть на него.

Она была совсем рядом. Тени каких-то неуловимых для него мыслей скользнули по ее лицу, нервному и открытому сейчас. Зрачки ее глаз были расширены, в них он мог, как в зеркале, видеть себя. Его минутное спокойствие кончилось.

— Вот что, — сказал Григорьев. — Я не отпущу тебя больше! Мы теперь будем вместе. Правда, у меня нет дома, у меня есть только осенний лес. Но тебе в нем будет хорошо.

— Но ведь кругом столько… — начала она тихо, а он закончил:

— …молодых и красивых девушек? Я знаю. Некоторые мне даже нравятся. Но пусть они любят других, а мне невозможно жить без тебя.

— Но ведь у меня…

— …У тебя дочь. Я знаю и это. Теперь и у меня будет дочь.

— Я не знаю. Я боюсь.

— Не знаешь? А ты спроси сама у себя.

Объявили регистрацию билетов на их рейс.

— Дай, пожалуйста, мне твой билет, — попросил он. — Я зарегистрирую его и сдам чемодан.

Он взял билет, который она ему протянула, и чемодан и пошел к стойке, а она осталась сидеть. Он не оглянулся, пока все не уладил. Он знал все. Нет, миры так просто не создаются. Не создаются ни для кого. Он только сейчас понял, почему она так подробно написала в своем письме, где и когда он мог ее встретить, и почему не отправила письмо, а носила в своей сумочке…

Они с Катей стояли на галерее, где было меньше народу, и он, сжав ее руками свои пылающие щеки, говорил. Или не говорил, а думал, но она слышала его. Она тоже видела все, что видел он.