Китаб аль-Иттихад, или В поисках пентаграммы [Андрей Владимирович Добрынин] (fb2) читать постранично, страница - 69

и мучительно размышлял, стоит ли мне идти вечером на бал в Таврический дворец. Я знал, что там будет виновница моего душевного недуга, жестокая дочь астраханского губернатора, и боялся этой встречи. С другой стороны, не явиться на бал означало бы проявить невежливость по отношению к великому князю. Наконец я вспомнил о пентаграмме и решил положиться на ее волшебную силу, надеясь, что она сумеет защитить меня от той роковой власти, которую имел надо мной лазурный взор моей прелестной врагини.

И вот наступил тот миг, мысль о котором повергала меня в трепет. Музыка на некоторое время прервалась, чтобы дать отдохнуть танцующим, и в блистающей бриллиантами и орденами толпе я узнал легкую походку той, что поклялась меня погубить. Она направлялась прямо ко мне. Это было так на нее похоже: прикрываясь какой–нибудь ничего не значащей светской любезностью, лишний раз повернуть нож в моем раненом сердце. Знакомым движением откинув со лба непослушную прядь черных волос, она обратилась ко мне с каким–то приветствием, однако по ее глазам я видел, что она не придает никакого значения тому, что говорит. Ее взгляд выражал только жестокое любопытство мучителя, изучающего все оттенки чужих страданий. Она заметила шрамы на моем лице, оставшиеся после того, как я полоснул себя ножом у ложа умирающей Айше, но не спросила меня ни о чем, только слегка усмехнулась. Я вновь ощутил знакомое чувство падения в бездну. Как утопающий хватается за соломинку, я сжал в руке висевшую у меня на груди пентаграмму и прижал ее к сердцу. И о чудо! сердце мое перестало лихорадочно стучать, унялась нервическая дрожь в руках, и самое главное — я уже не видел в подошедшей ко мне девице ничего сверхъестественного, а только обычную женскую особь довольно приятной внешности, которая обращалась ко мне с пустыми и никчемными словами. Я что–то ответил, но равнодушие и скука отобразились в моем взгляде совершенно независимо от моей воли. Это не ускользнуло от ее внимания, и ее нижняя губка задрожала от досады. Мой учтивый ответ она пропустила мимо ушей. «Мне кажется, за время путешествия вы сильно изменились», — сказала она так язвительно, что это граничило с дурным тоном, и голос ее дрогнул. «Не все перемены плохи, сударыня. За иные стоит поблагодарить судьбу», — улыбаясь, заметил я с беспечностью, достойной Виктора Пеленягрэ. «А я всегда считала, что мужчину украшает постоянство», — промолвила она вызывающе. «Возможно, но не больше, чем доброта украшает женщину, — возразил я. — Простите, сударыня, но я вынужден вас покинуть, меня ждут друзья». Не дожидаясь ее ответа, я отвесил поклон и удалился, ощущая спиной ее негодующий взгляд. Пентаграмма не могла оказать мне большей услуги.

Усмехаясь, я прошел в курительную комнату, и словно бальзам пролился на мое сердце: на бархатных диванах, расставленных полукругом, сидели Вадим Степанцов, Виктор Пеленягрэ, Константин Григорьев и Дмитрий Быков. Посреди комнаты Вадим Цимбал торжественно читал какую–то депешу, а радом с ним стоял маркиз и с удовлетворением кивал головой. «Новое правительство республики Перу, — читал Вадим, — выражая волю всей нации, настоящим объявляет Хенаро Васкеса де Руэду, маркиза де Вальдуэрну, первым восставшего против тирании во главе команды вверенного ему броненосца «Пичинча», национальным героем республики Перу и возвращает ему его воинское звание, все награды и конфискованную у него собственность. Правительство республики возвращает свободу всем морякам броненосца, брошенным в тюрьму прежним деспотическим правительством и награждает их всех орденом Большого креста Чакабуко и единовременным пособием в пять тысяч песо. Капитан 1‑го ранга Фернандо Гусман Дельвалье награждается, кроме того, почетным золотым оружием с благодарственной надписью от правительства Республики». «Поздравляем, дорогой маркиз! Наконец–то справедливость восторжествовала! — вскричал Виктор и заключил маркиза в объятия, а за ним и все мы принялись обнимать его и Вадима Цимбала. Я вышел в коридор, кликнул лакея и послал его за шампанским. Когда искрящаяся струя полилась в наши бокалы, я вдруг ощутил, что я счастлив.

20 июля — 1 октября 1990 г.