Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков  Т. 3 [Андрей Болотов] (fb2) читать постранично, страница - 2

которую слухи о Москве стали становиться час от часу страшнее и ужаснее. Но, как у нас не только вблизи, но и в самом Серпухове зла сего еще не было, то все–таки жили мы себе в прежнем спокойствии духа и продолжали прежние свои разъезды и свидания друг с другом.

 Но не успел наступить сентябрь месяц, как вдруг одним утром поражен и в неописанный страх и ужас приведен я был известием, что мор едва ли не внедрился в самое наше Тулеино. Мне сказывали, что в сей деревне, отстоящей от нас только версты за четыре, один мужик, принадлежащий князю Горчакову, скоропостижно умер, а другой, пришедший из Москвы, при смерти болен.

 Господи! Как вострепетало тогда во мне сердце, как я сие услышал, и как поразительно было нам всем известие о столь близкой уже к нам опасности, а особливо, что чума завелась уже в такой деревне, с которою имели мы необходимое всякий день сообщение и откуда к нам и от нас туда всякий день и денно и нощно ходили и езжали люди. Мы не инако тогда думали и полагали, что Тулеино наше в немногие дни вымрет все, до единого человека, а между тем, того и смотри, что дело дойдет до нас и мы такому ж бедствию подвергнемся.

 Все сие сгоняло нас то и дело в кучки и побуждало к совещаниям о том, что нам при таких опасных обстоятельствах делать, как себя спасать и какие брать предосторожности? И тогда не один раз Приходила мысль, чтоб не совершилось и вправду того, о чем мы шутя говорили, и чтоб не заставила неволя нас и действительно оставить дом и все милое и немилое и бежать куда зря для спасения своей жизни!

 Словом, мысли о сем не выходили у нас у всех ни на минуту из головы, и мы погрузились в такое уныние и смущение, какого изобразить не можно, и надобно признаться, что дружный переход из прежнего спокойного в такое неизреченное смутное расположение духа было для нас очень трудно. Все наши дела и обыкновенные занятия сделались вдруг не милы, ничего не хотелось делать и ни о чем даже и мыслить.

 Самые сади мои лишились в глазах ноне всех своих прелестей и меня по прежнему утешать не хотели. У меня начали–было заниматься в них опять осенними работами и продолжать обработывать нижний мой сад уступами и сходами. И я и поныне забыть того не могу, как, вышедши тогда для смотрения сих работ и севши на краю одного уступа, подле прекрасной моей березы на горе, стоящей пред самыми окнами, и пригорюнившись, сам себе, вздыхая, говорил:

 «Ах! уж продолжать ли мне сии дела? и есть ли для кого и для чего предпринимать все оные и так много хлопотать и трудиться? Чрез несколько недель, но что я говорю, может быть чрез немногие только дни опустеет все наше селение, и проклятая чума, внедрившись и к нам, перерубит и здесь всех жителей от мала до велика и не останется никого из всех ныне живущих здесь. И тогда что будет не только с садом, но и со всем селением и домом сим? Не должны ли будут все сии места на несколько лет запустеть и все мои заведения и труды уничтожиться и погибнуть?

 «Может быть и после многие годы не захочет никто на сих несчастных и опасных местах жить, и они впадут в самое запустение и останутся одни только сии бугорки и уступы признаками бывших тут некогда украшений; да и кому достанется все сие, и кто местами сими владеть будет, о том единому Богу только известно!

 «Кто знает, что с самими нами произойдет? Мы такие же люди, как и прочие, и таким же образом заразиться и помереть все без остатка можем, как бывало то и, может быть, не один раз в старину при случае моровых бывших у нас поветриях.

 «Ах! не будут ли некогда потомки наши и на сии места и все здешние земляные мои работы и поделанные уступы с такими ж чувствиями смотреть, с какими смотрим мы в пустошах наших на видимые еще и поныне остатки плотин от бывших в селениях прудов и самые даже гряды, бывшие на огородах и овинные и погребные ямы жителей, некогда тут живших и воинами и поветриями истребленных. Не легко ли то же и с сим местом и селением случиться может? И почему знать, может быть время сие гораздо ближе к нам, нежели мы думаем и воображаем? Заразиться и умереть очень недолго, и тогда прости все и все. Не взмилится и самое лучшее и драгоценнейшее».

 Сими и подобными сему горестными и почти отчаянными размышлениями занимался я действительно не только в тот день, но не один раз и в последующий за сим.

 О чуме все мы имели тогда еще очень темное и не совсем правильное понятие и воображали ее себе несравненно опаснейшею, нежели какова была она в самом деле. Мы не инако думали, что везде, где она ни заведется, не оставит она в живых ни одного уже человека, ибо такое мнение имели все о поветриях моровых, бывших в древние времена в России; а сие более всего нас изумляло, устрашало и приводило в отчаяние.

 Со всем тем, как мы ни перепуганы были помянутым известием, но в тот день мы ничего еще особливого не предпринимали, и я имел еще столько духа, чтоб в ободрение других сказать, что Бог знает, правда ли еще то и так ли подлинно все нам говорят, а надобно наперед хорошенько распроведать