Супруги Голон о супругах Пейрак [Сергей Иосифович Щепотьев] (fb2) читать постранично, страница - 5

пьяного племянника архиепископа Тулузы рука супруга, сразившая распоясавшегося пошляка. От гибели в мрачных коридорах Лувра избавляет ее благородный д' Андижос, в Африке — Колен Патюрель. В Новом Свете с Анжеликой не только Жоффрэ, но и тот же Колен, и благородный мальтийский рыцарь Ломени-Шамбор, и знавший ее еще в Ла-Рошели Никола де Бардань, и губернатор Акадии маркиз де Вильдаврэ...

И на протяжении всего цикла ее ангел-хранитель — Франсуа Дегре... Однако, и сама она способна постоять за себя. В моменты крайней безвыходности ее действия парадоксальны (парадокс вообще широко используется авторами, можно сказать — это едва ли не один из главных их приемов). В самом деле: за помощью в осуществлении своего побега из Франции, где за ней установлен полицейский надзор, она обращается к герцогу де Вивонну, брату Атенаис де Монтеспан, главной своей соперницы, а для побега из гарема султана она прибегает к содействию двух его главных жен, и нельзя не согласиться, что логика ее проста: хотите избавиться от соперницы — помогите бежать. Как нельзя не согласиться и с рассуждениями Анжелики о дворе короля и Дворе Чудес, которые явно в пользу «штаб-квартиры» парижского сброда: «Нет. Анжелика не боялась их. Их волчья жестокость менее пугала ее, чем жестокость куда более рафинированных особ... Вонючие болячки возмущали ее меньше, чем красивая одежда, скрывающая отвратительную подлость» («Анжелика и король»).

Всяческое лицемерие, ханжество претит и авторам, и героям серии. Живой житейский юмор — одна из неотъемлемых черт романов Голон.

Взбешенный отказом Анжелики его приказу покинуть Версальский дворец, ее второй муж, Филипп дю Плесси, бросает: «Что ж, отправляйтесь спать, когда хотите и с кем хотите». И сейчас же маркиз де Лавальер утешает огорченную женщину: «Мадам, ни одна дама в Версале не может похвастаться тем, что получила от мужа подобное разрешение» («Анжелика и король»).

А как современно звучат раздумья героини о том, что в истинную причину ее опоздания в Версаль — поломку кареты — никто не поверит, поскольку все используют эту отговорку при опозданиях!

Примеров можно привести множество, но, думается, сказанного достаточно, чтобы сделать вывод о живости, неоднозначности как самой героини, так и всего произведения Голон в целом.

Что же касается его социального значения, о котором упоминал, говоря об авантюрном романе М. Левидов...

Вторая мировая война и оккупация Франции, справедливо названные де Голлем в упомянутой речи в Байе «неслыханными испытаниями», способствовали росту национального самосознания. После войны возникает движение, подобное возникшему в XIX веке «фелибрижу»^[14].

Тогда, в 1870 году, был организован в Монпелье издающийся поныне журнал «Обозрение романских языков», специализирующийся на изучении южнофранцузских диалектов. И в начале пятидесятых годов нашего века делаются попытки объединить литературные силы Прованса, появляются новые журналы.

Ученые и поэты группировались вокруг Института по изучению Прованса с центром в Тулузе.

С другой стороны, в 1955 году выходит книжка французского историка Фернана Ниэля «Альбигойя и катары», утверждавшая, что «альбигойцы были анархистами, угрожавшими обществу», что их «истребление спасло человечество»^[15]. То есть, оправдывалось кровавое злодеяние крестоносцев, уничтоживших в XIII веке цветущий край, разоривших Тулузу, гордость французского Юга.

Могла ли южанка Симона Шанжё — Анна Голон остаться равнодушной к этой общественной борьбе?

Нет, конечно. И, чтобы объяснить читателю свою в том убежденность, позволю себе некоторый исторический экскурс.

Супруги Голон о супругах Пейрак. Ч.3

Вспомним, что такое юг Франции. «Юг помпезный, классический, театральный, обожающий зрелища, костюмы, подмостки, пышные султаны, фанфары и знамена, плещущиеся на ветру... Юг… с его красноречием, ... с его короткими и страшными вспышками гнева... А главное, с его воображением — оно является самой характерной чертой тамошней породы людей», как писал о нём Альфонс Доде, сам уроженец южного Нима^[16].

Сравнительно недавние археологические исследования указывают на то, что культурные традиции этой местности восходят к палеолиту, когда были созданы, например, женские фигурки, найденные на территории климатического курорта Ментоны, или неолиту, о чем свидетельствуют менгиры^[17] Лангедока.

А за 600 лет до нашей эры на южном побережье Прованса высадились греческие колонисты из Фокеи. Когда их прекрасный, с двумя превосходными гаванями, храмами и дворцами город был захвачен персами, фокейцы не пожелали им повиноваться, сложили на корабли свои сокровища и вместе с семьями отправились к берегам Галлии, куда и до того уже доходили их галеры. В Фокею они пообещали вернуться лишь тогда, когда всплывет железо, потопленное ими у её берегов при