На холодном фронте [Константин Иванович Коничев] (fb2) читать постранично, страница - 2

попробовал запеть «Выходила на берег Катюша», но ничего из этого не вышло; он повернулся на бок и быстро заснул с разинутым ртом, пуская слюну на помятый галстук.

Поезд остановился на какой-то станции. Несмотря на позднее время на платформе было множество местных обитателей. Кто-то торопливо садился в вагон, с шумом протаскивая вещи. Звонкие девичьи голоса доносили обрывки песен-коротушек:

Промасленные железнодорожники поспешно шныряли под вагонами и простукивали молотками колеса… Я взглянул на соседа и мне почему-то подумалось, что наша коммунистическая партия — это поезд, идущий на дальнее расстояние. Время от времени в поезде простукивают колеса, проверяют гайки, и если находят что-либо непригодное, выбрасывают вон во избежание всякого вреда.

Когда я погружался в сон, мне уже казалось, что на месте, где храпел пьяный завмаг, лежит разбитое вагонное колесо.

На другой день поезд прибыл в Вологду.

Кисельников немедленно исчез. Видно вспомнив, что ночью спьяна наговорил о себе много лишнего, он решил уйти не простившись и больше на глаза мне не показываться. Не думал я, что снова встречусь с ним при совсем других обстоятельствах.

До отправки парохода было еще много времени. Я пошел в город, любовался на новостройки, осматривал древний собор и стены вологодского кремля, воздвигнутые еще во времена Грозного, зашел в архивный отдел, в библиотеку бывшего дворянского собрания, в музей. Еще успел я посетить знаменитый домик, где в тесной комнатушке с единственным окном, выходящим во двор, жил в тяжелые годы царизма в вологодской ссылке великий человек, чье имя произносится с любовью и восхищением на всех языках мира…

Путь по реке не был ничем примечателен. Однако, всю ночь я не уходил с палубы, смотрел на берега, заросшие ивняком и ольхой. На пароходе мне встретилось немало устье-кубинских земляков. Кто-то из них рассказал, что деревня Попиха, в которой я родился и провел детство и юность, с тридцатого года уже не существует. Соседи все разъехались — кто в город, кто на фабрику. Даже изб и сараев не осталось, они пошли на строительство соседнего животноводческого совхоза.

Моя поездка «на родину» утратила для меня интерес, превратилась в прогулку.

С обратным пароходом я отправился назад.

Небольшой колесный пароход выходил из Кубины на широкую гладь озера. Был тихий, спокойный и теплый июньский вечер. Потревоженные стаи уток носились над простором Кубино озерья, над пожнями, поросшими густой, в человеческий рост, осокой. Чайки с визгом летали над самой водой, ловили мелкую неосторожную рыбешку, другие кружились за кормой парохода, выпрашивая у пассажиров подачки. В стороне за развалинами древнего Спасо-Каменного монастыря буксир тянул к системе Мариинских каналов баржи, груженные досками, и плоты экспортной древесины. Рыбацкие карбасы, наполненные рыбой, один за другим шли к Заозерью. Уставшие за день рыбаки, довольные добычей, солидно сидели на свернутых сетях и, покачиваясь на лодках, курили трубки. Тишина, покой, мир!

Перед закатом солнца легкий ветерок начал рябить воду. Я спустился в красный уголок парохода, читал «Огонек», решал кроссворды и еще какие-то головоломки.

Затем развернул последний номер «Правды».

Здесь в северных краях еще не начинался сенокос, а в далеком солнечном Узбекистане колхозники уже собирали обильный урожай. Готовилась к уборке хлеба Украина, в Крыму и на Кавказе начинался курортный сезон, московские архитекторы на очередной конференции обсуждали проекты реконструкции столицы. По северным рекам к лесопильным заводам шли миллионы кубометров леса, а в Самарканде антропологи и химики вскрывали и исследовали останки Тимура. Страна жила обычной, мирной, созидательной жизнью. Но в коротких газетных строках международной хроники чувствовалось нарастающее напряжение.

Коварный враг удавом извивался у границ Советского Союза. Иногда, осторожно маневрируя, он приподнимал свою мерзкую голову и высматривал себе добычу на нашей земле, стягивался упругими кольцами, шипел, пуская ядовитую слюну, тайно готовясь к внезапному прыжку на страну мирного советского народа.

В задумчивости я бережно свернул газету, отложил ее и остался наедине со своими мыслями.

Пароход прибыл в Вологду утром в воскресенье 22 июня. На перекрестке двух улиц, у репродуктора, я увидел толпу людей и услышал сдержанный говор. По лицам можно было-понять, что ожидается нечто серьезное.

— Граждане и гражданки Советского Союза! — послышался твердый голос товарища Молотова. И народ безмолвно застыл у репродукторов, улавливая каждое слово правительственного обращения.

— Война! — пронеслось в толпе.

— Война!..

И снова напряженное молчание. Все слушают.

— «…Правительство призывает вас, граждане и гражданки Советского Союза, еще теснее сплотить свои ряды вокруг нашей славной