На приезжих гладиаторов [Владимир Аренев] (fb2) читать постранично, страница - 3

побуждение продолжать.

Глашатай предпочел выбрать второй вариант.

— Э-э, видите ли, ваша милость, наше заведенье — в силу, так сказать, специфики — постоянно нуждается в бойцах. И по мере возможности стараемся восполнять их недостаток — за деньги, разумеется. Не подскажете ли вы…

«Да!» — подумал я. «Да, да! Вот оно!»

— Вы что же, милейший, думаете, что я торгую людьми?! — гневно вопросил я.

Человечишко затряс головой, как маятником.

— Что вы, что вы?! — воскликнул он, выставляя перед собой руки ладонями вперед. — Как?! Разумеется, нет! Но ведь существуют каторжники и колодники,

— добавил он тем не менее, вкрадчиво и осторожно.

«Натурально, существуют».

— Но, милейший, как вы себе это представляете? Вам продают местных заключенных — многие из которых, замечу, известны толпе, ведь были осуждаемы привселюдно — и вы их тотчас выпускаете на арену. Их узнают. Догадываетесь, что дальше?

— Бог с вами! — замахал руками глашатай. — Их же нужно сначала муштровать, приучивать. Как же так — сразу на арену? Никак не возможно, даже при большом желании.

— Явитесь под подночь ко мне, с деньгами и охранниками, — велел я и, не дожидаясь ответа, ушел.

Ее высочество не слышала нашего разговора, стояла в сторонке. Я отвел ее во дворец, заперся у себя и стал ходить по кабинету, заложив руки за спину. Я размышлял.

А подумать было над чем.

Шут

«Племянница» плачет не переставая, с надрывом и самозабвенно. Искренне плачет.

«Братец» гневно смотрит на «куманька» — «куманек» ищет выход. Выхода нет.

Тварь.

У каждого своя судьба. И в наши смутные времена судьба уже зависит не только от людей — в большей степени от обстоятельств. Обстоятельства сложились так, что я живу шутом. А по закону, шут не может иметь родственников. Он теряет всякое право на семью.

До того, как я стал шутом, у меня был брат. Теперь нету.

Человек, бывший когда-то моим братом, работал при дворце в отряде Ард-Лигера. Он был еще очень молодым и неопытным, мой не-брат, но уже отличался силой и ловкостью, кроме того не лишен красоты и ума. Потому и был принят в гвардию, потому и безумно нравился женщинам.

А месяц назад «куманек» привез во дворец свою племянницу — хотел пристроить как-нибудь при моей «племяннице»… Ха, каламбуришь, колпаконосец!

Каламбурю…

Мой не-брат и племянница «куманька» понравились друг другу и… хм… пошли на сближение.

(Вот, даже о серьезных вещах острословлю — разучился говорить по-людски. Шут.) В общем, племянница «куманька» понесла. Кого? — спросите. Спросите лучше, от кого? Да, конечно — от моего не-брата.

Девчонка, воспитанная на запрещенных, но крайне популярных романах о любви, имела о жизни примерно такое же представление, как и моя «племянница». А ребенок — внебрачный ребенок! — это позор на все оставшиеся годы, несмываемое пятно и поруганная честь. Да и вообще — она ж не представляла даже, что с ним делать! И ну — вешаться!..

Узлы, кстати, вязать она тоже не умела. И слава Богу. Сбежались на грохот, привели в себя, «куманек» расспросил, что к чему. «Хранить в строгой секретности». Имя отца ребенка она поначалу говорить отказывалась — наотрез. Он настоял, пригрозил. Сказала.

Не-брат? А что не-брат? Естественно, шокирован. Разумеется, раскаивается (ну, в душе, может, и не раскаивается, но готов искупить. Кровью, например. Хотя, конечно, лучше, если б не своей). Но в общем — нормальная устойчивая психика молодого человека, пользующегося популярностью у женщин и уже привыкшего к разным «осложнениям».

«Куманек» у нас сам бабник тот еще. Наверное, поэтому других, подобных себе, не любит. А вот в племяннице своей, как и «братец» — в моей, души не чает. Подобный позор… и впрямь, только кровью — и только кровью виновника. Так сказать, неудавшегося отца.

Но — «строгая секретность».

А иначе — в чем обвинить верного стражника, любимца Ард-Лигера? Говорите, не в чем? Ошибаетесь, милостивый государь мой колпаконосец. «Куманек» найдет, в чем обвинить. На то он и главный царский советник.

Схватили не-брата по поводу вовсе уж надуманному. И все это знали, но не все знали причину. Обвинили в краже и упекли в холодную. По закону, если вина подозреваемого не доказана, держать его там можно только пять дней — не больше. Вот «куманек» и мучился: что ж такое учинить?

Учинил.

На-Фаул, главный царский советник

— Я думаю, это пройдет, ваше величество.

Слова, как тягучая лента, медленно выползают изо рта и обвиваются вокруг моей шеи. Царь мрачнеет, и становится понятно — без грозы не обойтись. Главное — чтоб не в меня. Или чтоб не сильно. Не до смерти.

Ее высочество рыдает, полностью игнорируя всякие расспросы. Душа рвется.

Знала бы она…

— Ну так что же? — угрожающе спрашивает царь.

«Что же?» — то же! Нужно было сделать все так, чтобы комар носа не подточил. Комар-то, может, и не подточил, а из-за дрянного грошового случая я вот здесь стою и не знаю, упадет моя голова сегодня-завтра в корзину — или нет.

И все