Я всего лишь собака [Ютта Рихтер] (fb2) читать постранично, страница - 13

спросил самый старый шакал. — Почему ты так воешь? Может, ты голоден? Или замёрз? У тебя ничего не болит?

Но пёсик не отвечал, а лишь скулил и выл.

Какие это были душераздирающие звуки! Шакалы не знали, что делать.

— Залезай к нам в нору, — приглашали они. — Мы тебя накормим и напоим. А ты нам за это что-нибудь расскажешь.

Но беленький пёсик не обращал внимания на их уговоры.

Он не сводил глаз с луны и всё выл и выл. Тогда и шакалы посмотрели на луну и увидели там такое, чего уже никогда не смогли забыть.

Просто невероятно: там на луне сидела большая белая собака и махала им лапой!

Как она туда забралась?

Шакалы засыпали собачку вопросами — им хотелось узнать эту удивительную историю, но пёсик ничего им не рассказал.

Только выл.

Тогда шакалы рассердились.

— Что за чертовщина! Как собака смогла попасть на луну? И почему именно собака, а не шакал? — спрашивали они ревниво. — Этот мир принадлежит нам, шакалам, и, значит, луна тоже принадлежит нам по праву! Какое нахальство, что в полнолуние нам приходится смотреть на какого-то пса!

Чем дольше шакалы глазели на лунную собаку, тем больше они злились.

И в конце концов решили: впредь никаких собак у себя не принимать.

Раз так — собаки недостойны их радушия. Отныне — вражда на веки вечные!

А перво-наперво они расправились с маленькой белой собачкой…

С тех пор шакалы сами придумывают свои истории, но в них всегда появляются большие белые собаки, которых шакалы обращают в бегство, и тем приходится зимней ночью спасаться на Луне.

А мы, овчарки, когда смотрим в полнолуние на небо, видим собаку на Луне, и грустим, и воем ночь напролёт, вспоминая эту печальную историю.

Жаль, что Малышка не очень хорошо понимает по-собачьи.

Когда я закончил свой рассказ, она вопросительно посмотрела на меня, а потом вскарабкалась на колени Фридберту и снова спросила:

— Папа, скажи, а собаки умеют плакать?

Фридберт наморщил лоб и задумался.

Я с нетерпением ждал, что же он ответит. Честно признаться, мы, овчарки, уверены, что люди маловато знают об этом мире.

Мой дядя Ференц говорил:

— У них плохой нос, никудышные уши, короткий язык, и бегают они на двух лапах. Они не могут без нас управиться со стадом. Я вам так скажу: собаки дадут сто очков вперёд человеку, так и знайте!

И вот я себя спрашиваю: что известно Фридберту о наших повадках?

Мицци лежит на батарее.

В комнате так тихо, что слышен каждый вдох.

Он медлит с ответом: может, у людей и мозги работают медленнее, чем у нас?

— Мне кажется, что умеют, — отвечает наконец Фридберт, — хотя их плач не похож на наш, человеческий. У собак нет слёз, они просто опускают хвост, тихо поскуливают и забиваются в укромный уголок. Если пёс загрустит, он не станет носить тебе палочку, играть с тобой, и от еды может отказаться, даже шерсть у него потускнеет — смотришь на такого бедолагу, и сердце сжимается от жалости.

— А откуда ты это знаешь? — допытывается Малышка.

Фридберт ответил ей не сразу.

— Ты, наверное, не помнишь, — начал он совсем тихо, но я навострил уши и вот что услышал, — когда Антон у нас появился, он был очень-очень грустный пёс, самый несчастный, какого я встречал в своей жизни. Он приехал к нам из Венгрии. Там ему пришлось нелегко. Его с тремя братьями нашли в какой-то коробке перед собачьим приютом. Щенята умирали от голода. Двоих братьев спасти не удалось, было уже слишком поздно.

Но Антона в приюте всё же выходили и поместили потом в клетку к старой слепой овчарке, которую все звали дядюшкой Ференцем. Нам рассказали, что этот старик очень трогательно заботился о малыше. Согревал его по ночам, вылизывал ему животик, когда щенок скулил. Антон не сразу поправился. Сначала у него был жалкий вид, он пугался любой тени на стене и каждую ночь плакал и скулил.

В полнолуние ему было страшнее всего. Он садился у окна, задирал голову и выл, словно волк. Прошло очень много времени, прежде чем Антон забыл своё горе.

Вот оно как…

Выходит, правду не скроешь.

Тайное всегда становится явным, так говорил дядюшка Ференц.

Я ушел, лёг под стол и уткнул морду в лапы.

Фридберт закончил рассказ и снова замолчал.

Малышка же быстро слезла с отцовских колен и забралась ко мне под стол.

Она меня гладила и ласкала — долго-долго. Ах, какие у неё лёгкие нежные ручки, они касаются шерсти, как собачий язык!

А потом она прошептала мне на ухо:

— Теперь я знаю, почему ты так воешь на луну. Ты видишь там ту белую собаку, верно?

Я молча кивнул и лизнул её в руку.

Нет, я не жалуюсь.

По большому счёту, мне повезло.

Я так люблю эту девочку!

Послесловие

Меня зовут Антон. Я венгерская овчарка.

Я есть на самом деле, и Малышка тоже, она растет не по дням, а по часам, и теперь её зовут Лили.

Я живу в Германии, в старинном замке на воде в Мюстерланде.

Мне