Собрание сочинений в 3 томах. Том 3 [Валентин Владимирович Овечкин] (fb2) читать постранично, страница - 3

какую-то производственную профессию, поработавшие, пожившие и сейчас не порывающие с большой, не литературной жизнью.

А вот из маститых, из тех, кто были лидерами нашей литературы во времена Первого съезда, некоторые преждевременно сами себя сочли стариками, удалились на отдых, ведут замкнутый, усадебный образ жизни, мало ездят, а если ездят, то больше за границу — на всякие торжества и представительства, а по своей стране ездить что-то лень их одолела, несмотря на нынешние прекрасные средства передвижения.

Эта группа писателей дает в последние годы нашей литературе, прямо скажем, далеко меньше того, что могла бы давать, ибо в эту группу входят самые сильные, самые зрелые таланты, самые крупные мастера слова.

Да не слишком ли рано товарищи записались в старички? Ну, кому было на Первом съезде тридцать, тридцать пять, тридцать шесть, сорок лет, тому сейчас пятьдесят, пятьдесят пять, ну, пусть шестьдесят лет. Какая же это старость?

А Толстой? А Горький? В каком преклонном возрасте не теряли они свежести, яркости таланта и юношеской любознательности ко всему в жизни!

Нет, нет, рано стареть!

Возьмем другую группу — среднюю между маститыми и молодыми. Тут тоже кое с кем дело обстоит неладно. Некоторые скороспелые лауреаты после первой и единственной книги перебрались в Москву. Должности, заседания, приемы, банкеты. Опять же занялись личным благоустройством, всю страсть души отдали этому делу. И как результат — десятилетнее молчание или очень посредственные, серенькие книги после первой, более или менее удачной.

Где бы я ни выступал насчет того, что надо как-то разгрузить писателей от Москвы… прошу прощения, оговорился: Москву от писателей, — а впрочем, оно верно и в том и в другом смысле, — так вот, где бы я об этом ни говорил, считают, что я проповедую аскетизм, фанатизм и еще не знаю что — хождение в народ, что ли. Ей-богу, товарищи, я не аскет во всех отношениях. Да и разве только в столице имеются всякие удовольствия?

Да и какой в этом подвиг — жить в хорошей кубанской станице или в районном центре, в Пухляках на Дону или в Рязани, на Волге в Ярославле? Подвиг, по-моему, — высиживать в Москве на заседаниях по двенадцать часов в день до одурения.

Когда я слышу от писателя, что его страшит перспектива переезда куда-либо из Москвы, что он боится подумать о том, как он будет жить где-то в деревне, или в донбасском городке, или даже в областном центре где-то в глубине России, я просто развожу руками.

Это дико, нелепо — бояться жизни там где-то, в гуще народа, среди интересных, занимающихся производительным трудом, полнокровных, колоритных, замечательных наших людей.

Если перевести это даже на грубопрофессиональный язык, то жизнь — это материал, над которым мы работаем. Бывает ли, чтобы столяр боялся взять в руки кусок хорошего поделочного дерева?

Есть ли у нас на заводах сталевары, боящиеся подходить к мартеновской печи?

Возможны ли в природе такие капитаны дальнего плавания, которые боялись бы моря, не любили бы моря?

Нет, товарищи, тут что-то у нас очень неладно.

Когда это было в истории нашей литературы, чтобы под Москвой или Петербургом образовался целый писательский городок, изолированный от жизни? А ведь сейчас почти все самые видные писатели-москвичи сбились в Переделкине, да и в Москве поселились все в одном доме в Лаврушинском переулке. Хоть бы уж в Москве расселялись пореже: один — на территории завода имени Сталина, другой — где-то в районе текстильных фабрик, третий — возле Тимирязевской академии.

А раньше писатели жили: один — в Тульской губернии, другой — в Орловской, третий — в Полтаве, четвертый — на Урале; широкая была география размещения литераторов. Глеб Успенский провел всю жизнь в дороге, на постоялых дворах. А как жил очень непоседливый, очень любивший путешествия и переезды с места на место, несмотря на тяжелую болезнь, Чехов? А сколько поездил Короленко? Дважды в Якутию, туда и обратно, по той же дороге. Правда, не по своей воле. Но и по своей воле мало ли он походил, поездил по земле! А Горький? Да что говорить!..

Нет, надо как-то стронуть часть писателей с насиженных мест в Москве. Любой секретарь обкома с охотой примет к себе трех-четырех, а то и десяток писателей и устроит им приличное жилье в городе или в районном центре.

А какой интересной и многообразной стала бы наша литература, если бы каждый писатель питался жизненными соками от той земли, с которой кровно сжился!

Сибирь наша, например, ждет не дождется своего советского Джека Лондона. Можно представить себе, что в свое время книги Лондона, воспетая им романтика американского севера, тянули за собой людей на Аляску не в меньшей мере, чем самое золото.

Наши писатели-сибиряки пока что книг, достойных в полной мере своего чудесного края, не дают. И из других писателей никто не едет туда на жительство.

А творческие командировки, товарищи, — это эрзац жизни. Иной писатель побудет месяц на целине — и то больше