Мятущаяся душа Джимми Твиста [Брюс Бетке] (fb2) читать постранично, страница - 2

встреченной мной на Майорке) Но у меня было несколько приятелей, который я мог бы найти на Фонтхилл-роуд.

К тому времени, как паром причалил, у меня был в голове набросок моего будущего. Я обменял мои последние гульдены на фунты и пенсы, умыкнул экземпляр «Time Out» с новостного стенда и отправился голосовать на шоссе. Через два дня я добрался до Лондона. По пути я обменял свои наименее драные джинсы на камуфляжные штаны, постриг волосы, одолжив ножницы, и сменил имя на Стиг Боллок.

Летом 1977 года Лондон был чудесным местом, чтобы быть нищим и безработным. Я провел некоторое время с парнями, которых встретил в Милане, и они познакомили меня с Джиной, с которой я прожил две недели, заработав при этом уретрит, который тут же вылечили в местной поликлинике.

Джина в свою очередь познакомила меня с бездомными Финсбури-парка, а потом я снял квартиру у миссис О’Грейди. Это было подороже сквоттинга, но безопаснее. К концу июля у меня была квартира размером с крысиную нору, гитара без серийного номера и с загадочным прошлым, такой же усилитель и небольшая репутация гитариста. Я попал в хорошее окружение и моя жизнь потихоньку налаживалась; все шло замечательно, если учесть, что шесть недель назад я барахтался в канале и думал, выудит ли меня оттуда хоть кто-нибудь. Все было замечательно, пока я не встретил мистера Твиста.

Джимми Твист появился утром первого июля. Я помню это, потому что мы со Старым Дакбери тем утром сидели на крыльце и говорили о какой-то ерунде. Дакбери — бывший солдат, одна из тех живых реликвий империи, которые должны быть провозглашены частью национального культурного наследия и быть доступны только по выходным и праздникам. Высокий, тощий, как скелет, с густыми седыми усами и такими же волосами. Он говорил, что служил во время Бурской войны, служил в Бирме, служил в Нормандии… Я не удивился бы, если бы он заявил, что служил при Ватерлоо.

Каждое утро мы со Старым Дакбери сидели на крыльце, болтали и пили пиво. Было тяжело с ним разговаривать, потому что он все время перескакивал с одной войны на другую, но в этом было виновато пиво, поэтому я терпел. В то утро Дакбери рассказывал о какой-то девушке, встреченной им в Париже, а я вежливо кивал и думал, что хорошо бы взять гитару и что-нибудь сыграть (от старых привычек сложно отказаться), когда самая побитая в моей жизни машина врезалась в тротуар и полдюжины чернокожих вышли оттуда.

— Черт возьми! — заорал Дакбери. — Проклятые ниггеры!

За нашей спиной миссис О’Грейди открыла дверь:

— Следите за языком, мистер Дакбери!

Она со всех своих маленьких толстых ножек бросилась вниз по ступенькам и заговорила с чернокожими:

— Я отперла дверь. Можете войти. — Большинство из них взяли багаж из машины и послеовали в указанном направлении.

— Миссис О’Грейди! — взревел Дакбери. — Я мирился с китайцами, пакистанцами и черт знает кем еще, кому вы позволяли здесь остановиться, но если вы думаете, что я буду жить в доме, полном ниггеров…

Я восхитился нашей хозяйкой: она топнула ногой в тапочке и испепелила Дакбери взглядом, но сказала тихим и мягким голосом:

— Это наш новый постоялец, мистер Твист. Он будет жить в мансарде. Вы ведь не будете с ним грубы, мистер Дакбери?

Пока она говорила, на тротуар сошел водитель, и я узнал того самого ямайца, которого я видел на пароме.

— Я съезжаю! Клянусь! — Дакбери поднялся, вырвал из моей руки недопитую кружку пива и устремился в дом.

— Не обращайте внимания, — скзала она Твисту. — Дакки громкий, но безобидный. — Потом она повернулась ко мне: — Мистер Твист, позвольте представить вам еще одного нашео постояльца. Мистер… — Она на секунду остановилась. — Стиг. — Она никогда не могла себя заставить называть меня «мистер Боллок».

— Здравствуйте, — сказал я. — Похоже мы встречались. — Он смотрел на меня ничего не выражающим взглядом. — На пароме в Ширнесс? — Еще один такой же взгляд. — Извините, я, похоже, ошибся. Я сменил тему: — В любом случае, Дакбери съезжает всякий раз, когда кто-нибудь сюда въезжает. Слышали бы вы шум, который поднялся, когда въезжал я! — Я засмеялся и, к стыду своему, обнаружил, что смеюсь один.

Через несколько секунд тяжелого молчания Твист сказал:

— Понимаю. Он думает, что мы с тобой — одно и то же. — Он вежливо рассмеялся и повернулся к миссис О’Грейди. — Извините. — Он улыбнулся мне и поспешил вверх по ступенькам.

Вот так мистер Твист пришел по мою душу. Он был очень странным соседом. У меня было кое-какое взаимопонимание с другими жильцами миссис О’Грейди. Даже банковский клерк с первого этажа знал меня, хотя он и отворачивался и принимал недовольный вид каждый раз, когда я проходил мимо него. Когда я один раз встретил Твиста на ступеньках, он просто сидел там и пел на непонятном языке, не замечая меня. Если запах вокруг него был запахом гашиша, это был самый крепкий гашиш, который я когда-либо нюхал: у меня кружилась голова, когда я проходил мимо.

Эта встреча на ступеньках